Охрана включила прожектор!
Не знаю, имелись у них особые, лишённые электроники, звукоуловители. Или они действовали наугад?
Я замер, вжавшись в изрытую землю.
Яркое пятно ползло к нам. Вот уже осветился неровный вал сбоку борозды… И луч задержался.
Так, словно они что-то заметили?
Гнетущее, напряжённое, как струна, безмолвие давило на нервы хуже гула мясорубки.
Знаю, охрана не рискнёт вылезать из бункера.
Но там, в башенке, обязательно есть пулемёт. И несколько сот метров, которые отделяют нас от бункера, – сущая мелочь для хорошо пристрелянного «ПКМ».
А ещё имеются гранатомёты…
– Ой, мамочка! – прошептала Белка.
Я стиснул зубы – только истерики нам не хватало.
В это мгновение луч света скользнул дальше.
И я пополз вперёд.
Лишь минут через двадцать мы оказались по ту сторону периметра. Повернули за угол ближайшего дома. Я включил фонарик и глянул на карту.
Она достаточно подробная. Жаль, что полугодичной давности. И совсем паскудно, что ориентироваться надо в кромешной тьме.
Ни один ловкач не сунется ночью в плохо знакомую Зону. Город-то я помню. Но всё остальное изменилось слишком сильно.
Сейчас бы пригодились «ночные глаза». Ещё лет пять назад в сети курсировали байки о новом компактном устройстве. Дескать, хороший обзор в темноте даже в условиях сильной аномальности.
Оказалось, чья-то дурацкая шутка.
А мне сейчас не до юмора…
Я осмотрелся.
Судя по карте, вон там, за соседним кварталом, начинаются поля фиолетовой плесени. А точка, где у нас встреча с двумя посланцами от хозяев Насти, расположена к северо-востоку.
Напрямик не пройдёшь, надо двигаться влево.
Я выключил фонарик. Перешёл разбитый тротуар, остановился посреди улицы, заросшей низенькой травой. Постоял, ожидая, пока зрение полностью адаптируется, и махнул рукой – можно!
Группа поняла без слов и двинулась за мной.
Шли не торопясь.
Но следующие двести метров оказались одними из самых трудных в моей биографии. Не потому что было страшно.
Да, неприятно застывать, вслушиваясь в каждый подозрительный шорох. Когда ветер катит мусор по грязным тротуарам, а тебе чудится шелест лап прыгунца. Когда силуэт разлапистой ветки – как готовый к броску живоглот.
Но сердце колотится не из-за этого. И не от этого – холодные капельки пота на висках…
Самое трудное – знать, что за твоей спиной люди, которые в тебя верят.
– Уф-ф! – выдохнул я, едва дома заслонили нас от бункеров ОКАМа. И снова включил фонарик.
Посветил перед собой, прямо, налево. И аккуратно обошёл воронку.
В темноте её заметить куда труднее…
Мы повернули направо.
Обошли груду ржавчины, сохранившую смутные очертания троллейбуса. И дальше двинулись по обычному проспекту в спальном районе города.
То есть лет двадцать назад он был обычный. А сейчас дома густо оплела какая-то коричневатая хрень, напоминающая лианы.
Никогда не видел её раньше. Но рассматривать это вблизи нет ни малейшего желания.
Я держался посреди проезжей части, не поднимаясь на тротуары, покрытые стекловидной плёнкой. Там, где плёнка растрескалась, сквозь щели пробивалась трава. Частью – изменённая.
На проезжей части трещин не меньше. Она вообще вся неровная, бугристая – будто ей лет сто, не меньше. Но почему-то здесь ни хрена не растёт.
И, кстати, машин тоже нет – бесформенные ржавые кучки изредка видны только во дворах.
Это даже подозрительно.
Я помню, что в день Первого Выброса, перед тем как опустились сумерки, все окраины были забиты транспортом. Масса народа ломанулась из города на своих автомобилях – и большая часть навсегда застряла в пробках. Так и остались вместе с машинами в клубах серого тумана…
Стоп!
Кажется, зря я подумал о тумане… Накликал на нашу голову!
Только не серый.
Луч фонаря выхватил ярко-лимонные языки, не стелившиеся по земле, а спускавшиеся откуда-то сверху.
Там, между двумя длинными домами, густые клубы сливались в непроглядную пелену.
Жёлтое облако!
Над самым узким местом проспекта…
Я нахмурился.
Идти под облаком категорически не хотелось.
– Придётся возвращаться…
Это метров сто топать назад – обходить чёртовы многоэтажки.
– А если напрямик? – спросил Ромка.
– Куда? – поморщился я.
– Туда, – кивнул он в сторону дома. И даже сделал шаг к низкому балкону первого этажа.
– Стоять! – прошипел я.
Посветил фонариком на серые «лианы», свисающие над балконом. Они будто ощутили наше присутствие и едва заметно шевельнулись – как слепые коричневые змеи.
Ромка вздрогнул. А я негромко предупредил:
– Сделаешь глупость – не буду тебя вытаскивать…
Собственно, я говорю об этом второй раз. Ещё в лесу, по дороге к периметру, честно всё объяснил. Вздумает кто «играть в сталкера» – пожалуйста, но лучше пусть сразу идёт отдельно…
– Извини, – буркнул Ромка.
Ничего, с новичками бывает. Лишь бы в мозгах отпечаталось.
– Глеб, – вдруг долетел тревожный голос нашей замыкающей, Насти, – по-моему, там что-то с асфальтом…
– Чего-чего?
– По-моему, он движется!
Направила луч своего фонарика вдоль проспекта. И я с удивлением обнаружил, что неровное, треснутое полотно дороги, по которому мы прошли за пару минут до этого, вздыбливается на глазах.
Ого!
Будто волна катилась прямиком к нам!
Куски асфальта с хрустом переламывались. Из-под него выглядывало что-то тёмное…
– За мной! – выпалил я, развернулся и бросился к проходу под жёлтым облаком. Он – ещё свободен, хотя языки тумана быстро сливались в густую пелену. Словно занавес опускался над проспектом: «Финита ля комедиа!»
Зазор уже – чуть больше двух метров!
Пригнувшись, я лечу сквозь него. А в голове мелькает:
«Это мы удачно зашли!»
Так бывает после выброса. Относительно малоподвижная хрень – та, что переваривает всякую органику, разъедая до ржавой пыли автомобили, понемногу впитывая энергию Зоны, – вдруг становится необычайно активной.
Не дай бог оказаться рядом!
Нас – угораздило…
Под лимонной завесой тяжело дышать. Едкий аромат бьёт в ноздри. Но я перелетаю на ту сторону. И в луче фонарика вижу, что впереди весь проспект зарос травой.
