осталась мечтой, и улицы сделались пешеходными.
Селились тут в основном иностранцы. Этим объяснялось и большое число величественных и строгих лютеранских храмов, стоявших на первых линиях острова, и дома, названные нездешними, певучими именами бывших владельцев.
И потому, наверное, Вольдемар особенно любил именно Васильевский: за сдержанность и красоту, за богатство красок и культур, за особую тишину и внушительное постоянство.
И если что-то появилось здесь однажды, то уж точно не могло исчезнуть, что бы ни заявляла глупая надпись на воротах. [71]
Вольдемар прислушался.
Уже не в первый раз он приходил сюда и подолгу замирал у калитки во двор, не решаясь переступить порог. В последний момент необъяснимое чутье останавливало, заставляя нервно бродить под окнами и, намучившись противоречивыми чувствами, в конце концов уходить ни с чем.
Но сегодня что-то изменилось…
Как ни старался, Вольдемар никогда не мог вспомнить ни секунды до 28 августа 1876 года. Он искал настоящего себя под выдуманными масками, без разбора мыкаясь по историческим архивам и музеям города, и верил, что душой сразу поймет, когда увидит пусть и кусочек, но прежней жизни.
Душой…
— Хоть души у тебя и нет… — пробормотал Вольдемар и отчего-то поежился.
В переулок залетел ветер, встопорщил рыжую шевелюру, залез Вольдемару под воротник.
Если душой его обделили, тогда что так пронзительно щемит по вечерам в груди?
Вольдемар пошарил в карманах и, гремя, вытащил увесистую связку магнитных ключей (зачем тратить магию Потусторонних для взлома замка, если на любой барахолке за пару купюр тебе продадут «вездеходы» от любого района города?). Секунду поколебавшись, Вольдемар прислонил прохладную капсулу к считывателю замка.
«За дверью ты найдешь ответы», — будто бы прошептал, уносясь прочь, ветер.
Вольдемар толкнул тяжелую скрипучую калитку. В четко обозначенном просвете ворот виднелся типичный сумрачный колодец. Под сводами арки загудело, подхватывая скрип и шорох, разбуженное эхо.
Последний раз тяжело вздохнув, Вольдемар шагнул вперед…
…И внезапно напоролся на незримую стену. Она упруго толкнула в грудь. Электрическим разрядом пробрало с ног до головы, приподняло над землей, закрутило и отбросило спиной вперед на асфальт. Приземлившись на локти, Вольдемар с запозданием понял свою оплошность. На проходе во двор стояла бдительная защита.
Он сгреб с земли горсть мелких камней и швырнул в сторону подворотни. Те из них, что не попали в ворота, прошли заслон легко. Ни для чего из человеческого мира барьер не создавал препятствия.
Вольдемар затейливо выругался, отряхивая одежду от пыли. На рукаве пальто теперь красовалась изрядных размеров дыра. Дорогущая шерсть, эксклюзивная работа, стилизация под кафтан ранних десятилетий девятнадцатого века. Индивидуальный пошив. Все коту под хвост…
Он поднялся и пнул смятую пивную банку, попавшую под ноги. Жестянка с грохотом отлетела в темноту подворотни и ударилась о стену. Послышался истошный кошачий вой вперемешку с шипением и неразборчивым копошением.
Сквозь прутья решетки метнулся навстречу пестрый облезлый комок, с ходу ткнулся в ботинки Вольдемару, ощетинился и отскочил в сторону. Но деру не дал. Уставился желтым светящимся глазом.
Второй глаз упомянутого кота заплыл, морду покрывала сеть белесой паутины, а впалые бока — проплешины и засохшая грязь. Неровный край порванного уха зеленел свежей краской — похожей красят по весне городские заборы.
Выглядело существо удручающе и грозно одновременно. Этакий матерый помоечный зверь, не раз дранный в бесчисленных столкновениях с другими бродягами, преследуемый собаками, битый камнями и ботинками просто за невзрачный вид и попытки добыть объедки из мусорных баков.
Вольдемар не мог представить, что способно всерьез напугать такого потрепанного жизнью оборванца, но кот таращился на него, дугой изогнув спину и издавая низкий боевой рев. Однако не убегал.
Животные всегда нервно реагировали на Потусторонних. В особенности кошки… Чутких ко всему сверхъестественному, их будоражила, одновременно пугая и маня, двойственная суть обитателей Перепутья.
Вольдемар опустил взгляд. Заднюю лапу опутывала ржавая металлическая проволока, которая звенящей спиралью тащилась по асфальту. Лапу кот подволакивал, на шерсти запеклась бурыми пятнами кровь.
Вольдемар наклонился, протянул было руку, но зверь ощерился, блеснули серебром длинные усы.
«Тихо, парень, спокойно. Я не больно…»
Собирая остатки человеческого в себе, Вольдемар медленно присел на корточки. Конец проволоки лежал на земле всего в паре шагов от него. Вольдемар примерился и выбросил руку вперед.
Пронзительный вопль кота разорвал ночную тишину. Тот взвился, приземлился на четыре лапы и стремглав кинулся через улицу к отверстию подвального окна, но длинная леска, конец которой остался в пальцах Вольдемара, натянулась. Кот споткнулся и завалился на асфальт, дергаясь пойманной рыбиной. Вольдемар покрепче намотал проволоку на ладонь и подобрался ближе. Но стоило только дотронуться до грязной шкуры, когти животного яростно впились в руку.
— Имеешь право, — не обращая внимания на сопротивление кота, сказал Вольдемар и придавил его локтем к асфальту. Вопль перешел в низкий угрожающий рык. Вольдемар потянулся к задним лапам, сучащим в воздухе.
Проволока впивалась глубоко, в несколько оборотов, с узлами и намотанными спиралями. Так не запутаешься случайно. Вольдемар зло выругался под нос и принялся разматывать петли. Делать это одной рукой было неудобно, и он провозился дольше, чем ожидал. Предплечье, в которое вцепился кот, к тому моменту уже онемело от впившихся в него когтей. Но сам драный беспризорник как будто затих. Может, понял, чего от него хотели. И на том спасибо…
Закончив, Вольдемар брезгливо отшвырнул проволоку в сторону и тихонько ослабил хватку. Но совсем рук не убрал. Опустил подбородок, разглядывая кота. Трехцветный. На счастье. И весь дрожит — то ли от боли, то ли от страха, а может, разом от всего.
«Спокойно, братишка…»
Малая толика потустороннего волшебства — делиться частичкой своего бессмертия с кем пожелаешь. Вольдемар накрыл ладонью изрезанную лапу кота и почувствовал скользнувший по коже холодок. Когда через пару секунд он отстранился, на месте гноящейся раны остался светло-розовый подживший рубец.
«Теперь ты брат мой по магии», — и уже вслух:
— Для начала вот так.
Кот мявкнул.
Вольдемар сгреб его с асфальта на колени — тот больше не противился — и почесал за ухом. Зверь замер, напрягая каждую мышцу исхудавшего тела в предчувствии очередного тычка. Вобрал и снова выпустил когти, остро кольнувшие даже сквозь рукав. В отличие от людей, Потусторонних коты недолюбливали.
Но быть человеком несложно. Достаточно, например, не истязать ради забавы того, кто не может ответить. Хотя такое и не всем людям под силу…
Стараясь вести себя невозмутимо, Вольдемар перенес руку и теперь мягко поглаживал грязный бок. Кот вытянул шею и пристально уставился ясным левым глазом. Затем плавно прикрыл его и нежно ткнулся лбом в грудь Вольдемара.
— Надо же, — обескураженно протянул он. Вызволил полу пальто и укрыл кота от ветра. — Может, будешь моим, а?
В ответ бродяга устроился за пазухой поудобнее — только рваное ухо наружу — и замурчал. Приятная дрожь волной прошлась по телу Вольдемара, а следом накрыло необычайное тепло.
Вольдемар запахнулся поплотнее.
— Как мило, я сейчас расплачусь, — послышалось совсем рядом.
«Когда ему что-нибудь надо, Мастер приходит сам…» — вспомнил Вольдемар свои же слова и ровно в этот момент спиной почувствовал шевеление и дыхание в темноте.
Если Город предупреждает, будь добр, держи ухо востро. Пожалуй, одной ошибки на сегодня хватит.
Он поднялся с земли и поспешно обернулся.
С другой стороны переулка, линейкой растянувшись поперек дороги, стояли трое. Точнее, стояли только двое: молодой блондин, узкоплечий, костлявый и с ехидным взглядом, и бритоголовый телохранитель-теневит, похожий на обрубок массивной скалы — грубый и неотесанный. Последний поддерживал в вертикальном положении пластиковую куклу в человеческий рост. На манекене болтались наспех застегнутая рубашка и закатанные по колено синие джинсы. Рука куклы слабо обнимала теневита за шею, и издалека можно было принять странную парочку за подвыпивших приятелей, которые возвращаются домой.
При виде Вольдемара блондин недобро сощурил буравчики-глаза. Теневит же не подал ровно никакого знака. Казалось, сознание его по-прежнему снулой рыбиной трепыхается на периферии мира здешнего и изнаночного.
Подумав о Перепутье, Вольдемар рефлекторно скосил взгляд вниз.
У обоих вышибал «Freemason» фантомные участки приходились на открытые части тела. Одного из них — с невидимой головой — Вольдемар предусмотрительно прятал от чужих глаз: даже Потусторонние реагировали на него излишне нервно, что уж говорить о простых посетителях.
На первый взгляд незнакомый теневит казался совершенно целехоньким, хотя, как и все теневиты, был угрюм и молчалив на уровне неодушевленности. Возможно, пустота пряталась у него под одеждой. Пустое место с руками, ногами и головой — на такое Вольдемар бы посмотрел…
Не вовремя вспомнился классик и его говорящий
