Только что, в душевой, я избежал смертельной схватки — потому что бросаться с голыми руками на людей, вооруженных огнестрельным оружием, может позволить себе либо полный безумец, либо человек, загнанный в угол и не имеющий другого выхода.
У меня был выбор. Я предпочел бегство. Я очень надеялся, что это увеличит мои шансы на выживание.
Но в последнюю минуту везение оставило меня. А когда нельзя рассчитывать на везение, то есть случайность, надо использовать закономерности — динамические, психологические, энергетические законы боя.
Контуры убийц на пороге наполовину накладывались друг на друга: дверь была слишком узка, чтобы они могли пройти рядом, плечом к плечу.
Тот, кто стоял спереди, вскинул пистолет.
Делая шаг, вперед и чуть влево, чтобы сместиться с траектории возможного выстрела, я ухватился за рукоять меча, все еще висевшего на плече в том же потертом, но теперь потемневшем от влаги брезентовом чехле, и выхватил его, направив бамбуковое лезвие рубящим движением вертикально снизу вверх.
Если бы парень с пистолетом сразу сделал шаг вперед, то он уже подвергся бы воздействию этой простой, но крайне эффективной техники. Он шагнул — чисто рефлекторно, следуя за вскидываемым пистолетом, — но позже и короче, чем мог бы. Должно быть, какая-то часть его сознания встревожилась, поскольку до сих пор его жертвы так не поступали. Встревожилась и затормозила его движения.
Мне же в этой ситуации проявить неуверенность было бы равносильно пассивному принятию собственной неминуемой гибели.
Терять мне было нечего, поэтому я был теперь абсолютно холоден и собран. А тело само собой, без участия сознания, продолжало контратаку — так, как на сотнях тренировок меня заставляли повторять тысячи раз.
— Стреляй! — выкрикнул тот, кто стоял сзади.
Передний ощерился в злом оскале. Его рука стремительно выходила на линию выстрела.
В верхней точке траектории меча я перехватил рукоять второй рукой и коротко, мощно, мгновенным взрывным усилием всего тела опустил лезвие немного вниз, одновременно продвигая его чуть вперед.
В самом финале движения я завершил шаг, окончательно оформив ударную форму оружия.
Будь в руках у меня настоящий меч, бой закончился бы отрубленной конечностью. А так бамбуковое лезвие лишь отклонило руку с пистолетом в сторону. Он мог бы теперь выстрелить, и пуля всего лишь застряла бы в штукатурке, не причинив мне ни малейшего вреда.
Но и выстрелить он не успел. Острие меча, продолжающего движение вперед, вонзилось в его правый глаз.
Пожалуй, недостаточно сильно, чтобы проникнуть в головной мозг и убить на месте, но достаточно ощутимо, чтобы серьезно травмировать и вызвать болевой шок.
Он отшатнулся назад, столкнувшись со вторым убийцей, оттеснив его обратно в туалет. Однако рука второго, вооруженная пистолетом, осталась в коридоре. Движение тел развернуло ее в мою сторону, но пистолет, уже без моего участия, выпал и запрыгал по кафельному полу, отлетая куда-то в темный угол.
Я проводил его глазами — долю секунды, не больше. Время, время! Если бы пистолет остался лежать в пределах досягаемости — я оказался бы при оружии. А так… попробуй разыщи его в темном узком пространстве под шкафами.
По-прежнему мое оружие — лишь деревяшка да собственное тело.
Оба бандита балансировали теперь на пороге туалета, отчаянно пытаясь сохранить равновесие.
Я коротко прыгнул к порогу и, разворачиваясь в воздухе, нанес задней ногой длинный проламывающий удар.
В принципе, в реальной схватке такие удары практически не применяются — они слишком длинные, слишком заметные. В них не хватает резкости, преобладает грубая сила, а не целенаправленный ударный импульс. Такими ударами обычно вышибают двери.
Но на этот раз это было то, что надо.
Подошва моей кроссовки впечаталась первому бандиту в живот. Его согнуло, будто приступом желудочных колик, и отбросило назад. Вместе с ним — и второго бандита.
Я увидел, как они, по-прежнему вместе, врезались в туалетную кабинку прямо напротив. Ее дверца была распахнута — результат их собственного обыска минуту назад, — но они в нее не вписались, угодив в ребро бетонной перегородки. Один после этого оказался внутри — недвижим и без признаков сознательной деятельности. Другой тихо сполз вдоль перегородки снаружи, совершая медленные безвольные движения.
Так. С этих достаточно.
Я метнулся назад, вскидывая меч.
В противоположном конце короткого тамбура никого не было. Дверь оставалась закрытой.
4
Мне пришлось сделать усилие, чтобы восстановить после схватки нормальное ощущение времени. Я сообразил, что с момента, когда я покинул душевую, прошло лишь несколько секунд. А за шумом воды звуки боя едва ли кто-то мог различить.
Время. Оно неслось со скоростью гоночного автомобиля, разогнавшегося на ровном участке трассы. Слишком быстро, чтобы что-либо сделать, даже подумать.
Метнувшись к двери, я приоткрыл ее, просунул голову, готовый ко всему.
Самого худшего, однако, все еще не произошло.
Пусто. Никого.
Те же скамейки, те же два ряда шкафов для одежды и личных вещей. Даже дверца моей ячейки все так же распахнута.
Только в ней, на уровне головы, груди и живота, пробиты три круглые дырки, окаймленные серыми вмятинами с облетевшей краской.
Ладно. Следуем дальше.
Время поджимало. Время наступало на пятки. Я физически чувствовал его неумолимое, стремительное, с нарастающим ревом движение.
Что делается за следующей дверью, я проверять не стал. Смысла в этом уже не было никакого. В любом случае мне нужно прорываться вперед.
Пнув дверную створку, я выскочил в коридор.
Двое «ратоборцев» с двуручными мечами ошалело посмотрели на меня в упор. Еще недавно я видел их в разминочном зале.
В крайнего я врезался плечом — не потому, что не мог разминуться, а чтобы хоть этим касательным движением, не походящим на откровенную атаку, отчасти нейтрализовать его, затруднив последующую погоню. Если, конечно, он собирается в ней участвовать.
«Ратоборец» отлетел к противоположной стене.
Используя кинетический импульс, полученный при столкновении, я развернулся и побежал по коридору, успев, однако, заметить, как второй тип решительным движением поднимает меч.
Может, он думал, что я буду стоять на месте и покорно ждать, как он опустит свою железку мне на голову? Что ж, в таком случае его ждало разочарование: я был уже далеко, когда он сумел это сделать.
Из входа в зал повалили новые бойцы, с таким же тяжелыми мечами, предназначенными разрубать защитные доспехи.
Любая пассивная защита, вроде кольчуги, кирасы или классических лат, западных — рыцарских или восточных — самурайских, весит немало кэгэ и, соответственно, замедляет движения, затрудняя защиту активную. Поэтому бой в полном вооружении — это нечто, прямо противоположное вольному фехтованию.
«Ратоборцев», однако, никто не поставил об этом в известность. Они кинулись на меня всем скопом и остервенело изрубили пустоту — в том месте, где я только что был.
Все-таки наши аналитики оказались правы на все сто процентов: появившись здесь, я не просто вызвал ответную реакцию, я буквально разворошил осиное гнездо.
Только что теперь?
Уложить всех мордой вниз и проводить тотальный допрос? Для этого и всей нашей команды не хватит.
Даже Стас в этой ситуации мог бы помочь мне только огневым прикрытием. Потом, возможно, мы бы с ним взяли пару «языков», доставили в укромное место и вытрясли из них какую-то информацию.
Но Стаса не было, и жалеть об этом не имело смысла. Во всяком случае, я установил, что убийц в этом Дворце спорта хватало.
А теперь мне оставалось только одно — спасаться бегством.
Глава 30. Охотники и дичь
1
Коридор я пробежал быстро, на одном спринтерском рывке.
Гомонящая толпа «ратоборцев» осталась далеко позади: как и любой толпе, ей требовалось время, чтобы принять коллективное решение, спаяться стадным чувством азарта и ненависти и, окончательно потеряв человеческий облик, броситься в погоню.
