Драго выпустил веревку, отошел на пару шагов, посмотрел вверх. Никаких признаков того, что этот трюк обнаружен. Ждать дальше не имело смысла. Кто знает, не совершает ли один из стражников сейчас обход? Если Драго обнаружил себя, ему уже не позволят довести начатое до конца.
Монах полез, помогая себе ногами. Руки, перебирая веревку, поднимали его выше и выше. Прошло минут пять, и Драго оказался на стене. Получилось лучше некуда. Где-то поблизости слышались голоса стражников, но это не имело значения. Главное – его не обнаружили.
Он даже мог полюбоваться видом Столицы с высоты в сотню локтей.
Флек крикнул:
– Останавливай!
Повозка, скрипнув колесами, замерла посреди улицы. Гурин выглянул из нее. Флек вопросительно посмотрел на него, и вопрос, конечно же, имел отношение к мальчику.
– Все нормально, – сказал Гурин.
Он чувствовал, в каком бешенстве Флек после того взрыва, учиненного послом Ордена. Погибли не только охранники, но и Зург, хотя, как решил Гурин, вряд ли кто пожалел об этой жертве, даже сам Флек. Так или иначе, Гурин остался не в курсе того, что там произошло на самом деле, он-то находился в Клунсе. Флек ничего не рассказал, Гурин спрашивать не решился. Будь у них какое-то время, Гурин бы узнал подробности, от Флека или от других, не важно. Однако Флек напоминал вепря, ворвавшегося в Клунс и требовавшего скорости, скорости и только скорости.
Гурин понимал его, хотя легче от этого не стало. Единственный плюс – все остальные увальни, причастные к этому делу, проявили максимум своих возможностей. Гурин, будучи воином, но не надсмотрщиком, не имел ничего против того, чтобы покинуть Клунс, по его мнению, самое мерзкое место во Всех Заселенных Землях. Более мерзкое, чем монастыри талхов. Но Столица в данный момент являлась тем городом, от которого лучше держаться подальше. Возможно, Болезнь Без Названия запустила свои горячие пальцы и в другие города, но здесь ее дыхание ощущалось сильнее.
Дело оставалось за малым – узнать, сможет ли мальчик победить исчадие, не имевшее ни тела, ни имени.
Они без задержек миновали ворота, и мост за ними сразу подняли. Несмотря на скапливающихся людей, ожидавших возможности войти в Город, внутри, перед воротами, было относительно свободно – гвардейцам удалось рассеять собиравшихся горожан.
Квартал, где находился нужный дом, оцепили, хотя это не бросалось в глаза. Здесь не ощущалось настоящего спокойствия, но и не было напряжения, какое возникло, если бы горожане знали истину. Суету вокруг дома могли вызвать десятки различных причин. Например, хозяева совершили какое-то преступление, или наоборот преступление совершили против них.
И все же подобных мест становилось больше и больше. Гвардейцев пока хватало, но это могло измениться в самое ближайшее время.
– Выводи его, – сказал Флек.
Булох, Шрам и Камень неуклюже топтались на одном месте. Гвардеец у порога дома с опаской посматривал на Флека. И с надеждой: не сменят ли его прямо сейчас?
Из повозки появился мальчик. Гурин поддерживал его. Левую ногу мальчика охватывала цепь, второй ее конец Гурин намотал на свою руку. Цепь была тонкая, едва ли не ювелирной работы, но разорвать ее не смог бы и взрослый. Мальчик зажмурился после темной повозки, и Гурин подтолкнул его. Тот не сопротивлялся. Позволил подвести себя к дому. Флек хотел сказать ему что-нибудь, объяснить, что мальчика просят лишь вылечить человека, в конце концов, он ведь делал это раньше и не может пройти мимо чьей-то беды, но так не сказал ни слова. Флек почувствовал, что это – лишнее. Мальчик преобразился, его потянуло к дому.
Как и большинство домов Города, этот был добротный, из камня, с широкими окнами и остроконечной крышей, крытой черепицей. Крыльцо высокое, с пятью ступеньками. Дом располагался в южной части Города, в нескольких кварталах от Южных ворот. Мальчик неловко взобрался на крыльцо, замер на секунду, шагнул вперед. Гвардеец раскрыл дверь. Гурин, стараясь, чтобы цепь не натянулась и не мешала мальчику, двигался следом.
На пороге он остановился. Цепь натянулась. Гурин оглянулся назад, посмотрел на Флека. Гурин не хотел входить в дом, об этом говорил его взгляд.
Флек посмотрел ему в глаза.
– Ступай. С мальчиком это не опасно. Кроме тебя я никому не могу его доверить.
Гурин ничего не сказал. Он почувствовал, что натянутая цепь заставила мальчика остановиться, и переступил порог.
Запах в доме был сладко-горьким. Смесь противоположностей, где одно беспрерывно выталкивало другое с переменным успехом. Дини не слышал прежде подобного запаха. И он сразу понял, что это запах той болезни, о которой говорили воины Правителя.
Запах Болезни Без Названия.
Как только мальчик осознал это, он почувствовал, что его ожидает самое тяжелое препятствие для его дара. То, что притаилось в этом доме, являлось не просто болезнью, это была живая сущность, хотя ее нельзя было назвать разумной в человеческом понимании. В каком-то смысле эта сущность также осознавала, что явился кто-то, кто в силах нанести ей урон. В сотнях иных домов, где за последнее время побывал Дини, пахло хуже, пахло безысходностью, тяжело пораженной плотью. В первый момент казалось, что здесь ситуация менее опасная, но мальчик не обманулся. Та сладковатая составляющая, казалось, была сделана специально, чтобы усыпить человеческую интуицию и обоняние. Не будь этого, запах стал бы непереносимым, стал бы откровенным сигналом того, что здесь уже поставила свою печать сама смерть.
Когда цепь натянулась, мальчик не обернулся, чтобы узнать в чем дело. Его мысли, чувства, – все было направлено на изучение обстановки в доме. Воины Правителя сами привели его и вряд ли остановят в последний момент, чтобы вообще не дать что-либо сделать.
Цепь вновь ослабла – в дом вошел тот, кто вел мальчика. Дини сделал вперед еще пару шагов.
В доме находилась лишь молодая женщина лет двадцати пяти. Остальных членов ее семьи либо убили, либо просто изгнали. Она осталась одна, без малейшей надежды, без поддержки. Просто лежала на кровати – даже когда силы еще были, ее не выпустили из дома гвардейцы. После того, как приходил полный человек, по виду богатый лекарь, потоптался с сумрачным лицом и, ничего существенного ей не сделав, ушел, она поняла, что обречена. Возможно, поэтому ее и не выпускали из дому. В самом деле, куда ей идти? Если умирать, хотя бы в собственном доме.
Дини подошел ближе. Он ощутил, как нечто концентрируется вокруг женщины, уплотняется, как невидимый дым, пространство которого вдруг начало сжиматься. Женщина, казалось, высыхала изнутри. Кожа сухая, без малейших повреждений, она опадала, словно плоть под ней таяла. Женщина дремала или просто лежала с закрытыми глазами, но стоило цепина левой ноге мальчика звякнуть, женщина открыла глаза и посмотрела на Дини.
Она ничего не сказала, вообще никак не отреагировала, но Дини почувствовал, что у нее шевельнулась надежда. Может, она наслышана о мальчике, идущем через Все Заселенные Земли?
Дини опустился на колени перед кроватью, где лежала женщина. Цепь снова звякнула. Женщине стало неудобно смотреть на мальчика, не поворачивая головы, она направила взгляд в потолок. И беззвучно заплакала. Это вызвало у нее боль – даже плакать ее было больно, и она заставила себя замереть, закрыла глаза.
Мальчик помедлил, ощущая, как концентрация неистовства чего-то невидимого крепнет и крепнет, потянулся к телу женщины ладонями. Как делал это уже не раз. Руки не достали женщины. Казалось, ее тело удаляется одновременно с движением Дини. В душу закрался страх, породив образ: Дини тянется и тянется к больной, но никак не может ее достать. Мальчик подался вперед всем корпусом, и его ладони ощутили тело женщины. Кожа прохладная, как будто остывает с каждой минутой.
Дини приложил руки плотней. И тут же отдернул их. Казалось, в его кожу впились горячие угли. Тем более странно – ведь кожа женщины не была горячей. Мальчик решил, что ему померещилось, снова приложил руки. Тот же результат. Он не ошибся. Ему было больно. Та живая сущность, что поразила женщину, отгоняла Дини. Отгоняла, вызывая боль. Мальчику захотелось плакать. Он едва сдержался. Возможно, из-за стыда перед женщиной. Впервые он не мог помочь больному, и этот удар был гораздо болезненней, нежели ноющие от невидимого ожога руки. Он не удержит руки достаточно долго, чтобы освободить человеческое тело от болезни. От силы минуту он выдержит, но не больше.
Сладковато-горький запах, подобно союзнику Болезни Без Названия, усилился, стал насыщенно-резким, и мальчик почувствовал тошноту. Он слегка отпрянул, испугавшись, что его вырвет прямо здесь, в чужом доме. Дини так не хотел этого, пусть даже хозяйка умирает и ей все равно.
