За спиной стоял гвардеец. Тот самый, который дважды пленил его в Антонии. Он держал цепь, тянущуюся от левой ноги мальчика. Дини забыл о нем. Тошнота отступила, ее место занял страх, который, казалось, ничто не смоет с души, как застарелую грязь со ступней. Дини хотел попросить вывести его наружу хотя бы на минуту, чтобы он подышал и, самое важное, не напачкал в чужом доме, но глаза воина, пусть в них и затаился несвойственный ему страх, убеждали, что мальчика отсюда не выпустят, упрашивай, не упрашивай.
Дини снова повернулся к женщине. Вернее, отвернулся от гвардейца, не в силах смотреть на него. Желание плакать стало нестерпимым, почти как боль в обожженных руках. Голос – он появился откуда-то извне и в то же время звучал изнутри – опередил поток слез. Голос его отца.
Твоя боль – такое же препятствие, как и стена, как и ров, пересекающий твою дорогу. Боль – всего лишь одно из препятствий. Препятствия – ничто, если знать, что их придумали люди и что на самом деле их нет.
Голос звучал спокойно, уверенно, как если бы отец находился рядом, стоял за спиной, говоря прямо в ухо своему сыну. Дини почувствовал, как страх отступает. Он успокоился, он уже мог сдержать слезы.
Дини сосредоточился на женщине, подался к ней. Приложил руки.
Горячее нечто щипнуло ладони своими неосязаемыми зубами, и мальчик хотел убрать руки, но заставил себя не двигаться. Боль стала нестерпимой.
Не думай о боли, шепнул голос. Ее нет. Ее нет. Она – обман, фальшь, придуманная для того, чтобы ввести тебя в заблуждение. И заставить сдаться. На полпути.
Дини держал руки, стараясь думать о человеке, которого мог спасти лишь он. И боль ушла. Вернее, она ослабла, стала незначительной. Раньше вообще не было боли, но и это можно терпеть. Боль истончилась, как и все окружавшее мальчика в доме, в том числе и гвардеец, истончились воспоминания, ощущения собственного «я».
Дини погрузился в прежнее действо, ради которого и пришел в этот мир.
Флек закричал:
– Нелча сюда! Быстрее!
Шрам пустился вскачь, нещадно пришпоривая лошадь.
– Почему этот болван до сих пор не здесь? – сказал Флек, но уже вполголоса, и его услышали только Гурин и гвардеец, стоявший на пороге.
Правитель приказывал Нелчу быть вместе с Флеком, но после того, что устроил Занл, лекарь остался с Ним – проверить, не вдохнул ли Правитель отравы.
Гурин оглянулся внутрь дома и решился задать Флеку вопрос:
– Если мальчик вылечил ее, что делаем дальше?
Флек глянул на него.
– Дальше? Где еще дом с больными? Ближе к воротам? Туда и направимся.
Пауза. Гурин не отводил взгляда. Флеку это не понравилось.
– Потом дальше, к следующему дому. И снова дальше. У тебя другое предложение?
– Мальчик выдохся. Вряд ли его хватит на следующий дом. Если только дать ему возможность оклематься.
– У нас почти десять таких домов.
– Он не выдержит. Ему слишком тяжело.
– Придется выдержать. Пока в Городе есть хоть один пораженный Болезнью Без Названия. У нас нет выбора, Гурин. Иначе будет поздно. Мы должны сделать это даже ценой его жизни. Иначе нечто возьмет наши жизни.
Гурин ничего не ответил. Бессмысленно. Не он отдает приказы. Однако мнение его осталось прежним – больше мальчик ничего не сделает. В крайнем случае, еще один больной, и все. Не десять, точно. Можно ли как-то усилить карантин, которого не знал Город, и дать мальчишке возможность самому рассчитывать свои возможности? Тогда, быть может, появится шанс. Этого не будет. Гурин понимал, не Флек тому виной, он – лишь правая рука Правителя.
Гурин оглянулся. Мальчик сидел, привалившись к кровати, глаза то открывались, то закрывались, губы шевелились. Казалось, он хочет что-то сказать. Судя по тому, что, щурясь, он как будто искал кого-нибудь поблизости, этим человеком мог быть Гурин.
Гвардеец поколебался, шагнул за порог. После того, как мальчик спас женщину, Гурин уже не так опасался этого дома и верил, что Болезнь Без Названия обойдет его стороной. Похоже, она изгнана из этого дома.
Снаружи раздался стук копыт – прискакал Нелч, потный, раскрасневшийся. Следом на взмыленной лошади появился Шрам. Нелч спрыгнул с коня, хотел что-то сказать, но Флек жестом приказал ему пройти в дом и отвернулся. Дрожа то ли после скачки, то ли от страха перед Болезнью, Нелч переступил порог. Гурин не обратил на него внимания, он разглядывал мальчика, присев на корточки.
– И поторопись, Нелч, – голос Флека снаружи.
Пыхтя, Нелч принялся колдовать над женщиной.
Она как будто спала. Хороший признак – идя на поправку, люди обычно засыпают. Правда, неизвестно, как обстоит дело в случае с Болезнью Без Названия. Гурин следил за мальчиком. Тот что-то пробормотал. Нелч, потратив минут пять, выпрямился, отступил на подгибающихся ногах, глядя на женщину. Она действительно спала.
– И что же? – Флек стоял на пороге.
Нелч оглянулся, перевел взгляд на женщину, снова оглянулся на Флека.
– Кажется, она… Признаков болезни… нет. Она… Она… – Нелч не договорил, сказать слово «выздоровела» после всего, что происходило, было не в его силах.
Флек вошел в дом. Он также поразился, но слова Нелча вряд ли были ошибкой. И Флек – он осознал это лишь сейчас – в глубине души верил, что будет именно так.
– Отлично, Нелч, – сказал он. – Я тобой доволен.
Казалось, это Нелч вылечил женщину, не мальчик. Гурин обернулся к ним.
– Он хочет что-то сказать.
Флек улыбнулся.
– Позже мы его выслушаем. Гурин, бери его, поехали в другое место.
Он был измотан, как никогда прежде. Несмотря на это, ему требовался отдых менее длительный, чем раньше. В первую очередь это связано с длительным перерывом. Если бы подобное ожидало мальчика сразу после Антонии, ситуация стала бы иной.
Повстречай Дини эту больную в самом начале своего пути, он рисковал бы умереть.
Когда сознание «возвратилось», Дини догадался, что прошло немного времени. Полчаса или час. Когда-то Дини приходил в себя только на следующий день, проспав предыдущий. Телом владела слабость, и вместе с тем переполняло радостное, полное счастья ощущение, что у него получилось отвоевать человеческую жизнь у врага более страшного, чем все вместе взятое, что он встречал на пути до этого.
Картинка перед внутренним взором появилась внезапно, как бывает, когда сон, приснившийся ночью и забытый, вспоминается через какое-то время, неожиданно и без особой причины.
Картинка вызвала у мальчика шок. Шок растормошил Дини, вынудил побороть сонливое оцепенение, заставил его попытаться что-то сказать людям, которые, судя по теплу, находились рядом. Мальчик видел картинку считанные мгновения, но этого оказалось достаточно, чтобы понять значение увиденного.
Женщина, которую Дини вылечил, не была разносчиком Болезни Без Названия, эта напасть вообще не распространялась, как эпидемия. Не играли никакой роли ни физические контакты, ни продукты или вода, ни нахождение рядом с больным в замкнутом помещении. Конечно, все это облегчало Болезни ее черное дело, любой лекарь заметил бы именно такое воздействие, но это было чем-то вроде поверхностных симптомов. Будь Болезнь Без Названия разумным существом, обладающим физическим телом, это воздействие можно было назвать приманкой, обходным маневром, отвлекающим внимание.
Реальная картина выглядела иначе.
Дини увидел Болезнь Без Названия в виде сетчатой системы, горизонтальной, зарытой в землю. Не очень глубоко, два-три локтя. Сетка состояла из чего-то белого и тонкого, на вид что-то среднее между личинками червей и ростками, что появляются из залежавшейся картошки. Болезнь Без Названия поражала поверхностный слой земли. Дини не видел, откуда она появилась, но распространялась она монотонно и неумолимо. И от сетки кверху тянулись отростки-щупальца. Именно они… тянулись к людям. Они не были слишком многочисленными, но мальчик чувствовал, что Болезнь Без Названия, как разумная тварь, стремящаяся схватить свою жертву наверняка, не торопится, в первую очередь распространяясь на юг, к другим городам. Немного времени – и к поверхности одновременно потянутся тысячи, десятки тысяч таких ростков. Они потянутся к людям, как москиты летят на тепло, и уйти от них не будет возможности. Не спасутся даже те, кто уединится в замках, глухом лесу, в одинокой вырытой землянке посреди девственного поля, где не пролегает ни одна тропа. Никто не спасется, хотя, бесспорно, дольше протянут те, кто уединится. Дини не мог сказать, сколько пройдет времени, пока исчезнет последний человек. Возможно, годы, но, может быть, месяцы и даже дни. Но что значили какие-то годы, если Болезнь Без Названия все равно выкосит всех людей?
Уже сейчас к поверхности тянулись ростки, тянулись к людям, и с каждым часом их становилось больше. Даже не требуйся Дини отдых и занимай каждый больной у него меньше времени, он ни за что не справился бы с этой напастью. Мальчик осознал это даже не зрительно, скорее, на интуитивном уровне. У его тела есть свои пределы. Он мог вылакать грязную лужу, чтобы никто не отравился, когда он уйдет дальше, но он не мог выпить целое море.
