Пётр снова присел на корточки перед мотоциклистом. Встряхнул его за плечо, добавив короткий импульс через пси-фон. А когда пленник застонал, воткнул ему в шею новую иглу из футляра:
— Смотри в глаза. Слушай. Отвечай, когда спросят.
Инспектор, склонившись к пленнику, произнёс:
— С какой целью вы прибыли на остров? Ответьте коротко и конкретно, упомянув фамилии тех, с кем собираетесь контактировать.
— Проследить за Игной Зарницыной… Дождаться, пока Шершень её завалит… Пристрелить его самого… Не знаю, как у него фамилия, только рожу видел…
— Каковы мотивы убийства? Кто автор плана?
— Репьёв Данила всё замутил… Зарницыной отомстить… Шершня убрать, чтобы не болтал… Семиярову устроить подлянку…
— Где сейчас Шершень?
— Хрен его знает…
Мотоциклист опять отключился. Пётр поднялся, морщась и борясь с головокружением. Укорил инспектора:
— Я ведь сказал заранее — он не в курсе, где Шершень. Вы зря потратили свой третий вопрос. Да и первые два ничего не дали…
— Я должен был проверить ваши слова. Не указывайте, как мне работать. С вами предстоит ещё разобраться. Кстати, предупреждаю — не покидайте остров без моего разрешения, иначе будете объявлены в розыск.
— Как пожелаете. Но сначала давайте решим проблему. У меня впечатление, что этот Шершень — маньяк. Что он не поделил с вашим графом?
— Долгая история, — неохотно буркнул инспектор. — Шершень — тоже аристократ, только из захудалого рода. Ненависть к графу — это у них семейное. Да ещё и ведьмачат… Лет двести назад колдуны здесь имели вес, но графский предок их задавил. Хотя и сам колдовал, по слухам… В общем, затихло всё на несколько поколений. А вот папаня Шершня взялся за старое. Решил из сыночка сделать настоящего ведьмака. Папа и сам был двинутый, но сын его переплюнул по всем статьям — пообещал костьми лечь, но графский род извести…
— Насколько я понимаю, Шершень не справился?
— Правильно понимаете. Граф его сам в асфальт чуть не закатал — полгода назад примерно. Это всё не публично делалось, разумеется, а втихую. Честь рода, дескать. Сами между собой разберутся, а смерды пусть посидят в сторонке. Только и граф, и Шершень забыли, что время сейчас другое. Я графа лично предупредил — если здесь будет самосуд, даже замаскированный, то я отправлю рапорт на материк, в столицу. А если со мной что-нибудь случится, отправят другие люди. Приедет княжеский дознаватель, и мало никому не покажется.
— Граф пошёл на уступки?
— Тут не совсем понятно. Шершень убрался с острова. Я от радости чуть в пляс не пустился — думал, в кои-то веки мозги у него включились. Почуял паренёк, что запахло жареным. У нас в полиции, кстати, тоже материал на него копился — косвенный, правда, без доказательств… А теперь он, значит, опять припёрся. Рано я радовался…
Инспектор мрачно умолк, и Пётр спросил:
— Если Шершень — аристократ, то почему не предположить, что он, вернувшись на остров, просто поехал в своё именье? Оно ведь у него есть?
— Именье — громко сказано. Просто дом на отшибе. Род захудалый, бедный, я ведь упоминал. Но главное — в этом доме жить невозможно. Они с папашей, что называется, доигрались. Пси-фон отравлен необратимо, как мне объяснили спецы. Папаша-колдун от этого помер, а Шершень из дома съехал. Снимал комнатёнку в городе. Сейчас она сдана другим людям, это я знаю точно.
— Гм, жаль.
— Теперь — вопрос к вам, — сказал полицейский. — Что ещё вы выяснили у пленного? Вам он явно рассказал больше, чем мне сейчас.
Пётр быстро прикинул в уме расклад и ответил:
— Я знаю, когда и где будет нападение. Сутулый взгорок, перед полуднем. Граф назначил там встречу моей клиентке. Сам он сейчас на пути туда — едет с какой-то дальней фермы. Мы с вами, конечно, тоже можем поехать к этому взгорку и устроить возле него засаду на Шершня, но…
— Договаривайте.
— Шершень — сильнейший пси. Сильнее меня. И я уверен на девяносто девять процентов — он нас почует через пси-фон и просто уйдёт, чтобы напасть потом в другом месте. Может, атакует усадьбу графа. А может, сосредоточится на моей клиентке. Чокнутые непредсказуемы. В любом случае — врасплох мы его уже не застанем, и это скверно.
— У меня есть осведомители, я с ними свяжусь. Возможно, они знают про Шершня. Но это займёт несколько часов и не гарантирует результат. Поэтому засада на взгорке — наш главный шанс, если у вас нет других зацепок.
— Зацепка есть, — сказал Пётр, не уточняя, что эту информацию он получил ещё до прыжка во времени. — Шершень подобрал себе двух подручных. Приезжие с континента, бывшие каторжане. Одного из них зовут Влас. Их приютил знакомец — некий хромой Антип с выселок…
— Есть такой. Тоже отсидел, но давно в завязке.
— Он не в курсе их дел, насколько я понял. Проблема в том, что Шершень живёт не с ними. Снабдил их оружием, но на взгорок они отправятся порознь. Короче говоря, эти двое тоже не знают, где он. Но брать их всё равно надо, само собой. И как можно скорее. Я всё-таки надеюсь, что какую-нибудь подсказку про Шершня они дадут.
— Вы очень информированы, — с подозрением заметил инспектор.
— Не хотел к вам идти с пустыми руками. Но теперь я выложил всё, что знал. Больше добавить нечего.
— Разговор с вами ещё будет, не сомневайтесь. Хотя вы правы в одном — медлить сейчас нельзя. Я возьму подкрепление и поеду к Антипу — брать его постояльцев. А вы останетесь здесь. Не смейте туда соваться, вы поняли?
— Разумеется. Приоритет для меня — безопасность моей клиентки. Я буду с ней. И напоминаю — это двое вооружены, у них карабины. Подбросить вас до участка?
— Нет. Я позвоню отсюда, за мной заедут. Заодно заберём и вашего пленника. Побудьте пока возле гаража.
Инспектор зашёл в дом. Пётр облокотился на невысокий штакетник и прокрутил в уме состоявшийся разговор. Пожалуй, из ситуации удалось выжать максимум на данный момент. Если полицейские выловят-таки Шершня — отлично. А если нет, то хотя бы предупредят графа, чтобы не совался на холм…
Минут через десять инспектор снова появился на улице. Почти сразу подъехали два патрульных автомобиля — угловатые и массивные, болотно-зелёные. В один из них затащили пленника, бросили на заднее сиденье, отгороженное решёткой.
— Буду ждать от вас новостей, — сказал Пётр инспектору.
— Я вызову и вас, и вашу клиентку, чтобы вы дали официальные показания.
Полицейские укатили. Пётр постоял у обочины, глядя вслед, и в очередной раз прощупал пси-фон. Никакой опасности не было. Он удовлетворённо кивнул и прошёл на кухню. Хозяйка, перебиравшая рис, взглянула на него неприветливо.
— Прошу прощения, — сказал он. — Пришлось нарушить ваше спокойствие, это моя вина. Но другого выхода не было. Мне это нравится ещё меньше, чем вам, поверьте. И нельзя ли перекусить?
Два пси-допроса подряд вымотали изрядно. Требовались новые силы и хотя бы короткая передышка. Добыв огромный шмат ветчины и краюху хлеба, он, жуя на ходу, отправился к Инге.
— Инспектор к тебе заглядывал? — спросил он.
— Да, всего на минуту. Я ему показала наш договор. Объяснила, что наняла тебя, потому что боялась за свою жизнь. Ну и про этого рассказала, который на мотоцикле.
— Всё правильно, молодец.
Она хмыкнула:
— Чувствую себя школьницей, которую похвалили за выученный стишок.
— А ты, значит, стишки учила? То есть всё же была пай-девочкой?
— Ну, если брать начальные классы, то да, почти. Родители были бедные, полуграмотные, но мне всегда говорили — учись, старайся. Моим пятёркам радовались, как дети. В школу каждый раз собирали, как на какой-то праздник, последнюю копейку готовы были отдать. Я в этом смысле горя не знала. Но потом подросла немного, задумалась, посмотрела на своих одноклассниц… На купеческую дочку какую-нибудь, а то и на дворянку мелкопоместную…
— Сословное деление разве не отменили в те годы?
— Отменили, но только-только. В том-то и дело. Школа общая стала, но все ведь знают, кто и откуда. Сидят за соседней партой — и нос воротят, как от коровьей лепёшки. Милое было времечко. Сейчас-то попроще, но всё равно… Формально я с тем же графом — ровня, а вот по факту… Может, я ещё и поэтому вцепилась в сделку, как клещ. Увести у них кусок пожирнее…
