Дуня тихо прикрыла дверь и кусая губы, пыталась сообразить, как развернутся события.
Сплетницы разбежались по городу формировать общественное мнение, но, похоже, что
чётких указаний они ещё не получили. А может Дуня напрасно приписывает им иные мотивы
помимо заработка на свежих новостях?
Хм, нельзя быть такой наивной! Даже у деда есть специальные людишки, нашёптывающие в
нужном ключе слухи.
Кто же проплатит сплетниц? Вряд ли молодая княгиня станет этим заниматься. Она
неопытна в этом и ей даже некому поручить задачу подобного рода.
Быть может, кто-то из думных бояр перехватит инициативу? Старая княгиня многим
оттоптала ноги и бояре не забыли ей, как она расправилась с некоторыми родами руками сына.
Но Ивану Васильевичу не понравится, что его ближние влезли в дела семьи и он может жестко
отреагировать.
И получается, что извещать и формировать общественное мнение станет Мария Ярославна.
Эта змея обязательно вывернется, да ещё обернет всё в свою пользу!
Дуня едва удержалась от того, чтобы не заскулить от страха.
ГЛАВА 11.
Еремей с утра отправился к своему покровителю боярину Кошкину. Дело было серьёзным.
Благодаря действиям Полуэктовой все поняли, что старая княгиня хотела извести невестку, но
никто не желал судить мать князя.
К Ивану Васильевичу послали гонца, но пока он доберется до Коломны, пока князь вернётся
в Москву — не меньше недели пройдёт. А то и больше, потому что вчера солнышко растопило
укатанные за зиму дороги, а ночью подморозило и грязная мешанина застыла острыми
льдинками. Сегодня вновь всё повторится и с каждым днём дорога будет только хуже.
Еремей Профыч переговорил с Яковом Захарьичем, и оба пришли к тому, что обеих княгинь
нельзя выпускать из Кремля до приезда князя. С тем поехали в думу, чтобы утвердить это и
объявить.
Дуняша смотрела на праздничную суету и вздыхала. Якимка что-то царапал на бересте и
откладывал её в сторону, придавливая камнем. У него уже целая стопка образовалась. Любаша
подбежала к нему, повела куда-то, но вскоре они вернулись. На Якиме была надета свежая
рубашка.
— Дуняша, ты почему не готова? — подлетела возбуждённая Маша. — Сейчас в церковь
поедем! — и схватив сестру за руку,повела её переодеваться.
А дальше радостный гомон, улыбки, христосование…
Так получилось, что при выходе из церкви людской поток потащил Дуню вперёд. Она не
стала сопротивляться, решив подождать родных на улице и, выбравшись из радостно
гомонящей толпы, встала в сторонке. Но, кажется, родные про неё забыли.
Стоять было холодно, и Дуня начала прохаживаться. Родные всё не появлялись, и боярышня
решила двигаться активнее. Она быстрым шагом прошла в сторону Кремля, а потом подумала, что если пройти ещё немного, то можно посмотреть, что делается во дворе или спросить кого-нибудь о новостях.
Ноги сами понесли к воротам. Её пропустили внутрь без вопросов, лишь осуждающе
покачали головами, что она без сопровождения и пешком. Но это же мелкая Доронина, и от неё
можно ожидать всего.
Дуня покружила вокруг жилого дворца, надеясь встретить приятелей Иван Иваныча и узнать
у них что-нибудь, но,конечно же, никого не было. Пасха!
И тут её осенило: раз все в церкви, то она может войти внутрь и поболтать с теми, кто
остался. Надо только подарочки приготовить. Дуняша оторвала от душегрейки валяное
украшение в виде веточки снежника и поспешила внутрь. Ей улыбнулась удача. Боярышня
встретила дворовую девушку Марии Борисовны и поспешила к ней.
— Христос Воскрес! — первой произнесла Дуняша.
Девушка быстро ответила ей, смущённая вниманием внучки думного дьяка.
Боярышня преподнесла подарочек, выслушала восхищенный лепет с заверениями
благодарности и озабоченно спросила, как дела у Марии Борисовны.
— Неважно, Евдокия Вячеславовна, — вздохнула девушка. — Как узнала наша княгинюшка, какую подлость затеяла… — дворовая осеклась и боязливо оглянулась.
Дуня быстро кивнула, соглашаясь с тем, что нельзя называть вслух имя убийцы и обе они
перекрестились.
— Так вот, слегла наша лебедушка, — зашептала девушка. — Всё плакала и плакала.
— Заболела? — встревоженно уточнила Дуня.
— Нет, — отрицательно замотала головой собеседница, — но не встаёт. Слаба. Кручина*
одолела.
Тяжелая дверь открылась, и Дуня с девушкой сделали пару шагов вглубь помещения, чтобы
их не увидели, а они могли смотреть. Вошёл боярин Бокеев Василий Семёнович. Несколько лет
назад он прибыл в Москву вместе с Марией Борисовной из Твери, да и остался здесь. Большого
веса при князе у него не было, но всё же не из последних.
— Одна надежда на Василия Семеныча, — вдруг прошептала в ухо Дуне девушка. — Он
жизни не пожалеет за нашу лебедушку… любит!
Рот у Дуни приоткрылся, и она с большим интересом посмотрела на статного боярина. Не
высокий, но и не мелкий, как многие тут. Лицом пригож и даже очень. Но больше всего
подкупает открытый и уверенный взгляд. Не заматерел ещё тверской боярин, но уже близко.
Опыт чувствуется во всём.
К нему подбежал какой-то слуга, что-то шепнул на ухо — и боярин быстрыми шагами
направился к лестнице.
Дуня с девушкой отвернулись, сделали вид, что заняты, а когда боярин удалился, выбрались
из тени и жадно прислушались. Боярин поднялся и остался кого-то ждать. Его шаги было
хорошо слышно.
Ага! Дуня на цыпочках поднялась на несколько ступенек, чтобы ничего не пропустить, надеясь услышать и распознать того кого ждет боярин… и тут обе створки входной двери
распахнулись и в зал с улицы вплыла Мария Ярославна со своими боярынями. Дворовая
девушка успела убежать, а Дуня, пока соображала, куда юркнуть, опоздала.
Ближние боярыни старой княгини разрумянились, видно, шли пешком от домовой церкви до
терема, и они же первые заметили Дуню.
— Почему не кланяешься? — грозно спросила одна из них.
Девочка поклонилась.
— Дунька Доронина, — напомнила боярыня своей княгине имя, хотя Мария Ярославна
обладала на удивление хорошей памятью и недругов не забывала до последнего их вздоха.
Боярыня подала знак, чтобы девочка подошла.
— Ду-у-нька… — насмешливо протянула княгиня и крепко обхватила подбородок подружки
своего внука. — Смотри мне в глаза!
Дуняша постаралась держать взгляд меж бровей княгини. Мелькнула идиотская мысль, что
старуха заставляет молодых белить лицо, а сама лишь подводит глаза и сохранила кожу лица в
приемлемом виде.
— Оставьте нас!
— Но, матушка…
Зашелестели юбки и вскоре стало тихо.
Княгиня сильнее сжала подбородок Дуни, а она уже изнывала от боли.
— Это ведь ты всё испортила? — наклонившись к лицу Дуняши, прошипела Мария
Ярославна.
Девочка попыталась замотать головой.
— Ты! — пресекла попытку оправдаться. — Такая маленькая, а столько неприятностей от
тебя. Я прямо сейчас могу свернуть тебе шею, но это будет слишком быстрая и простая смерть.
Не-е-ет! Тебе и всему твоему роду предстоит держать ответ перед мной. Пожалеете, что встали
у меня на пути, и другим неповадно будет!
В глазах Дуни всё поплыло, и она даже не заметила, когда её отпустили. Она более-менее
пришла в себя, уже бредя к дому. В тени домов было холодно и её пробил озноб. Дома её
отругали за то, что потерялась, потом обеспокоенно закружились вокруг неё и положили в
постель.
— Сглазил кто-то нашу боярышню! Ей богу, сглазил! — слышала она сквозь полузабытьё.
— Ещё утром была здорова, а сейчас горит и мечется!
Голоса удалялись, а обступившая темнота рассеялась, и Дуня узнала магазин, в котором она
когда-то работала. Там было тихо и спокойно, а сама она в ожидании покупателей сидела, как
