Я воскликнул совершенно искренне. Реально, нравились мне в Любе элементы здравомыслия и тяги к знаниям. На фоне ее безбашенности они смотрелись такими островками надежды на будущее. В целом-то славная девушка, спору нет. Талант, черт возьми! Но ведь так может влететь по жизни…
— Дашь почитать? Хочу обновить в памяти, — она зачем-то взмахнула рукой. — В школе-то проходили, но тогда что мы понимали!..
— Не мы, а вы, — подколол Алексей.
— Хоть бы и я, — без обид кивнула Люба, глядя не на него, а на меня.
Движения ее сделались излишними, пьяно-размашистыми. И глаза как-то странно потемнели. Или потускнели. Куда-то исчезло из них прежнее разудалое веселье. Теперь они были серьезны и как будто смотрели вглубь себя.
— Пошли, — вдруг сказала она и встала, сильно толкнув стол, едва не расплескав вино.
Призыв был явно обращен ко мне.
— За книжкой, что ли? — догадался я.
— Да, быстро сходим, да вернемся. А то потом забудется, то да се… Мы через пять минут будем, — уточнила она. — Смотрите, тут без нас все не выпейте!
— Люб, а когда придешь — сыграешь? — робко чирикнула Ксюша.
— Обязательно. Обещаю, — Люба улыбнулась. — Ну, идем, Василий Третий!
— Почему — третий? — вытаращился Витек.
— Царь такой был на Руси в незапамятные времена, — пояснила Люба.
— В незапамятные времена был царь Горох… — пробурчал под нос Алексей и взялся за «фугас».
Его уже неплохо так подразобрало. «Три семерки» свое дело делали знатно. Били по мозгам без промаха.
— Ключ, — сказал я Витьке. Он бросил мне ключ от комнаты, я поймал на лету.
Мы с Любой вышли в коридор, где наповал разило кухней, то есть горелым постным маслом, луком, салом, а нам навстречу топал незнакомый мне парень. В правой руке он держал гигантскую закопченую сковородку, на которой дымилось некое месиво. Длинная ручка алюминиевого монстра была обмотана грязноватым вафельным полотенцем.
— О! — радостно вскричал он. — Любаня, это ты Высоцкого так лихо сбацала⁈ Я мимо шел, слышал!
— Не сбацала, а исполнила. А что, еще кто-то может, кроме меня? — надменно парировала исполнительница.
— Ну да, ну да, это уж я так… Ну ты даешь, конечно. Менестрель! Когда ты нас со сцены-то порадуешь?
— Как только, так сразу, — ответ прозвучал на «отвали». Вообще Люба вдруг сделалась хмурой-не хмурой, но какой-то, шут знает, сумрачно-сосредоточенной.
— Тогда я к тебе сразу на концерт! — заржал кашевар. — Как говорится, твой преданный зритель!..
— Милости просим. В первых рядах, — кратко бросила она. И мне: — Четыреста седьмая, кажется?..
— Та самая.
— Ну, пошли.
Поднялись на четвертый. Здесь было совершенно пусто, тихо, и едва ощутимо веяло дешевым одеколоном.
— Во-он там, — указал я в глубь коридора.
— Знаю, — сказала она. — Постой!
— Встал, — я улыбнулся.
— Это хорошо. Слушай, Василий! Есть разговор. Вернее, дело.
— Слушаю, — я перестал улыбаться.
Люба поблуждала взглядом. Видно было, что ей трудновато перешагнуть какой-то душевный барьер.
— Да. Я… я к таким вещам всегда подхожу прямо. Утилитарно. И ты не исключение…
— К каким вещам? — чуть прищурился я, уже угадав, в какую степь тянет беседа.
— К взаимоотношениям, — с усилием выговорила она. — Инь-ян. Марс-Венера. Понял меня?
— В общих чертах.
— Ну, короче! Есть предложение. Уединиться на ночь. Комнат свободных — море. Ключи Матвеевна мне даст, слова не скажет. Без всяких обязательств! Взрослые люди, сделали друг другу хорошо, и молодцы. Да и для здоровья полезно, не так ли?..
Глава 19
— Разумеется, — произнес я, обдумывая ответ.
Мой прежний опыт уверенно говорил мне, что в таких случаях мужской отказ — тяжкий удар по женскому самолюбию. И меньше всего мне хотелось обижать Любу, хотя комиссарский подход в стиле Ларисы Рейснер покоробил, слов нет. Но милый образ Лены, тепло обхвативших меня рук, прикосновение ее губ!.. Нет, это предать невозможно.
— Ты знаешь, Люба… — заговорил я по-взрослому, с расстановкой, и она вмиг все ухватила.
— Да ты не мнись! Нет, так нет, я не обижусь. Говорю же, это для меня так, тренировка. Чтобы в форме быть!
Говорила она это все с показной удалью, но некая горечь тона, конечно, мимо меня не проскочила.
— Теория «стакана воды»? — я усмехнулся.
— Не так примитивно, — скривилась она. — Хотя здравое зерно тут есть. Чем меньше соплей, тем лучше. Всех этих ахов-вздохов под Луной…
— А вздохи под Солнцем? — сострил я.
— Без разницы, — отсекла она. — Хоть на рассвете, хоть на закате.
Что мне еще безоговорочно нравилось в Любе, так это быстрота мышления. На все у нее находился мгновенный меткий ответ.
Беседуя таким образом, мы достигли двери № 407.
— Если серьезно, — сказал я, вставляя ключ в замок, — то у меня есть девушка. Прошу понять правильно. Я к этому отношусь серьезно. Очень. Не сторонник дешевой романтики, но мое чувство к ней…
— Уважаю! — солидно перебила Люба. — Можно сказать, завидую твоей девушке… А хотя нет! Каждому свое.
— Тебе, значит, твое?
— Точно так. Моя жизнь, я сама себе хозяйка. Ладно! Закрыли тему. Но если что, обращайся. Рассмотрим.
— В письменном виде? — рассмеялся я.
— Не будем разводить бюрократию, — засмеялась и она. — Хватит устного заявления.
Я достал с полки книгу:
— Ты и правда решила перечитать, или это лишь повод выйти был?
— А и то, и другое. Нет, правда, вот в самом деле так захотелось… Смутно помню со школьных времен…
— Ясно, — я вручил ей томик. — Но и ты мою просьбу не забудь. Поднажми на Таню, чтобы с Витькой посмелее была.
— Не вопрос! Сейчас сделаем. Она такая… пластилин. Лепи, что хочешь.
— Ты лепишь?
— Воспитываю, — уточнила Люба. — Так, чтобы ей на пользу шло. Витька твой… ну они где-то два сапога пара, пусть. Глядишь, и выйдет толк.
Я благоразумно промолчал о том, что она подумала про нас — пара мы или нет. Да и она не стала развивать мысль… Перекинувшись парой незначащих реплик, мы дошагали до 312-й.
— Так, девчонки, — задурачилась Люба, потрясая книжкой, — с завтрашнего для всем читать Достоевского! Ясно? Десять страниц в день. Потом пересказывать. Буду проверять!
Таня с Ксюшей обалдело вытаращились на старшую подругу: неужто правда?.. Я не смог сдержать смех:
— Люба, увеличь норму! По двадцать страниц в день!
Ну, тут все развеселились, атмосфера в комнате установилась совсем дружеская. Под это дело отлично зашел тост, ловко произнесенный Витькой: с тонким намеком на межполовые отношения, хотя прямо о том сказано не было. Люба, за время похода и философских прений малость растерявшая хмель, быстро догналась… и здесь я заметил, что на нее начинает особенно поглядывать Алексей, чье либидо, надо полагать, было активировано «семерками».
Ага! — сказал я про себя. Это дело! Пусть события развиваются своим чередом, а мне надо аккуратно давать реверс.
— Ребята, я отлучусь ненадолго, — деликатно произнес я. Пусть подумают, что в туалет. А потом что-нибудь совру.
Вино не сказать, чтобы повлияло на меня, я был в совершенно здравом уме, хотя физически все же тянуло прилечь. Вот как-то вниз ушла тяжесть, в ноги… Пойду полежу — решил я.
И в коридоре наткнулся на Сашу.
— О! — воскликнул он. — Куда это вы запропастились⁈ Ищут пожарные, ищет милиция…
— В твоем лице?
— Естественно… А! Понял, кажется. В триста двенадцатой?
— Ты, Сань, как Шерлок Холмс. Дедукция!
— Да для такой дедукции двух извилин хватит… Что там, культурная программа?
— Точно. Соло под гитару и портвейн.
— Знакомая картина… И Лешка с Витькой там?
— Там.
— Ладно. Слушай! Завтра в ночь выходим на разгрузку. В «Ракитов лес». Готов?
— Всегда готов!
— Ну все, давай. Завтра после склада отдохни как следует. Ночь работаем. А там суббота, отоспимся!..
Я и сейчас решил отоспаться. На меня в прежней жизни спиртное действовало как-то избирательно: то вдруг обострится чувство справедливости, и тогда возникал шанс, что это выльется в рукопашную; а то, случалось, на меня нападало странно-лирическое настроение, тогда хотелось одному побродить по каким-нибудь закоулкам, в которых иногда один только я ощущал нечто, что было невдомек никому другому… Что со мной было сейчас, в новом облике? Ну, во-первых, я убедился, что контролирую себя. Если выпиваю, то в меру. Не напьюсь уж точно. А это главное. Все остальное будет в упряжке здравомыслия.
