однако Лизавета не собиралась ничего упрощать. – Не так.
Она протянула над столом тонкую, бледную руку, и отец, который совсем недавно так хотел коснуться ее, застыл в изумлении. Он больше не мог притворяться, что его любимая дочурка осталась прежней, потому что прямо сейчас ему предлагала заключить договор не она – водяница.
– Пообещай мне, что больше не вернешься на это озеро и сделаешь все возможное, чтобы сохранить его тайну от других людей. Что будешь оберегать духов Нави так же, как оберегал бы мою собственную жизнь, если бы та еще продолжалась. Пообещай… – у нее перехватило горло от одной лишь мысли о том, что она собиралась сказать. – Пообещай, что не будешь сам искать со мной встречи.
– Что?
– Дай слово.
В ее голосе зазвенел лед, и отец наконец-то услышал. Ему ничего не предлагали – с него требовали плату за все.
– Обещаю, – его пальцы показались Лизавете обжигающими. – Все, что ты сказала до этого… я все из этого сделаю.
Мгновение ей казалось, что отец попросит что-нибудь взамен. Его губы дрогнули, словно он собирался произнести какие-то слова и все испортить. Но в конечном итоге он не издал больше ни звука, и за это Лизавета была ему особенно благодарна.
– Спасибо, – губы растянулись в улыбке. – Правда, спасибо.
– Нет, – он покачал головой. – Не за что. Я делаю то, что сделал бы любой отец. Защищать тебя – мой долг, и если из-за этого я больше не увижу тебя… Что ж, возможно, я это и заслужил.
«Возможно». Но вслух она этого так и не произнесла.
* * *
Лад открыл глаза, стоило Лизавете к нему подойти, однако не взглянул на нее. Вместо этого посмотрел в окно на проплывающие в вышине облака – она проследила за его взглядом и с изумлением отметила, что не просто видит, но чувствует их. Облака ведь тоже были водой.
– Удивительно, правда? – конечно, Лад ощутил ее присутствие.
Не глядя, нашел ее руку и мягко сжал в знак то ли приветствия, то ли благодарности. От прикосновения по телу разбежалось тепло.
– О чем ты? – спросила она, пускай и догадывалась, что услышит в ответ.
– Удивительно, как все получилось. – Лад наконец отвернулся от окна. – Ты спасла мне жизнь, хотя это я обязался тебя защищать.
– Ты и спас, – слова вырвались сами собой, и только тогда она поняла: то была чистая правда. – Сам подумай, что стало бы со мной, если бы я не оказалась на озере?
– Ты была бы жива.
Лизавета быстро оглянулась через плечо. Отец не смотрел в их сторону, но все же она понизила голос. Ей не хотелось снова разбить отцовское сердце.
– Я жила бы чудовищной, никому не нужной жизнью. Вышла бы замуж за человека, которого не любила. Притворялась бы счастливой, потому что так нужно. Делала бы, что велено, и не слушала бы себя, – она покачала головой. – Я видела, как это происходит с другими, и решила, что не желаю себе того же. Больше нет.
– Боюсь, мы просто не оставили тебе выбора с этими дрязгами…
– Но он у меня был. Я могла остаться дома, когда узнала, что отец направляется сюда. Но я представила, что будет дальше, и приняла решение. Свое собственное, не твое или Яра. Так что не смей сейчас у меня его отнимать.
Лад посмотрел на нее долгим, изучающим взглядом. С каждым мгновением что-то менялось в его лице: ушла хмурость, разгладился лоб, тревога в глазах сменилась знакомым спокойствием.
Он медленно кивнул, принимая за ней право выбирать. Она чуть крепче сжала его пальцы в ответ, прежде чем отпустить, отстраниться.
– Неужели ты научился ко мне прислушиваться?
– Ты бы себя видела! – Лад фыркнул, становясь собой прежним: легкомысленным и шутливым. – Теперь любой побоится тебе слово против сказать.
– Это хорошо. Потому что я решила еще кое-что, – она не договорила, надеясь, что он опять все поймет. Но Лад лишь вопросительно глядел на нее в ожидании продолжения.
«Последнее испытание, да?» – подумала она, не уверенная, к кому обращается: к себе, Матери-Природе или Богу-Отцу. Конечно, никто из богов не откликнулся.
– Как ты наверняка заметил, я больше не человек.
Лад снова кивнул, словно нарочно не давая ей передышки.
– Когда я поняла, кем стала, то подумала, что Мать-Природа связала меня с тем же озером, что и вас с Ольгой. В конце концов, я ведь там и умерла. – Произносить это по-прежнему было странно: казалось, она говорит о ком-то другом. – Но, похоже, все работает не так.
Глаза Лада едва заметно расширились: очевидно, он все понял. Мать-Природа всегда давала своим детям именно то, что им нужно, а не то, чего они жаждали.
– Я водяница, Лад. Не мавка или русалка, а хозяйка собственной вотчины. Мне досталась река, я чувствую всем своим существом, как она зовет меня.
– И ты пойдешь ей навстречу?
Она улыбнулась, и в этой улыбке было поровну радости и сострадания.
– Да. Она тянется так далеко, Лад, как я никогда не уезжала. Я чувствую, как она опоясывает землю, кормит и поит живущих по оба берега, соединяется с морем… и бежит вот в этом самом лесу. Почему русалки никогда не уплывали отсюда, Лад? Они ведь могли.
– Потому что у них другая судьба. Для них вторая жизнь – наказание и искупление, для тебя, скорее всего, дар.
– А для тебя?
– И то и другое, – он ответил быстро, выдав тем самым, что не раз задумывался об этом. – Хочешь знать, как я стал водяным? Я был дураком: хорохорился перед другими мальчишками и полез на дерево, едва держался на ветке прямо над нашим озером. Я тогда тоже не умел плавать. Вот и стал водяным в наказание за собственную глупость.
В голосе его почти не слышалось грусти. Лизавета не знала, сколько лет прошло с тех пор, но Лад успел отпустить случившееся. И потому она без зазрения совести заметила:
– Водяным ты тоже натворил немало глупостей.
– А для чего еще нам дана жизнь? – он развел руками и лукаво улыбнулся. – Ну, и сама подумай: это ведь мои проделки тебя сюда привели. И не похоже, чтобы ты была расстроена.
Она хмыкнула: в этом был весь Лад. Всего несколько минут назад он сокрушался и винил себя во всех ее бедах, а теперь, наоборот, гордился тем, как все вышло. Если «исправиться» в его случае означало «поумнеть», то Ладу еще долго предстояло топтать эту землю.
Или нет – вот он опять посерьезнел.
– Когда ты выдвигаешься?
До сих пор она думала задержаться на несколько дней, дать Ладу возможность поправиться, а отцу – проститься. Но нескольких часов и этого разговора хватило, чтобы понять: природа ждала от нее иного решения, и в глубине души она и сама этого желала.
– На закате. Сегодня же.
Лад единственный не стал с этим спорить. Отец позже пытался переубедить ее несколько раз, Ольга напирала на то, что прежде нужно освоиться с новыми силами, а Яр молчал – да так красноречиво, что сразу становилось ясно: он против.
Но Лизавета больше никого не слушала, кроме собственного сердца. А оно звало в путь.
* * *
Они простились на пороге леса.
Лад нежно поцеловал ее в висок, едва коснувшись кожи губами. И в этом поцелуе было куда больше смыслов, чем во всех словах, что она когда-либо от него слышала.
Он просил прощения, впервые по-настоящему, надеялся на скорую встречу и смирялся с ее новыми обликом и сутью.
Ольга мягко сжала пальцы Лизаветы, как много раз делала прежде, но теперь в этом жесте не было снисходительности или материнской нежности. Она словно впервые почувствовала, для чего все это было, и осознала неизбежность случившегося, а теперь пыталась передать эти знания дальше. Новообретенная водяница пожала ее пальцы в ответ.
Наконец, отец стиснул Лизавету в крепких объятиях – таких теплых и человеческих, что она задохнулась от защекотавших нос слез. Только теперь осознала: то и впрямь было прощанье.
Где-то в вышине защебетали птицы, словно отпевая девицу, безвременно покинувшую мир живых. Она глубоко вдохнула и положила руки отцу на плечи, ощущая его поддержку в последний раз.
Увы, объятия не могли длиться вечность. Собравшись с силами, она первой отстранилась от отца, чувствуя, как тепло его рук сменяется прохладой осеннего ветра. Не заметила, как преодолела границу света и тени, – если отец и остальные стояли
