наконец, в покое. Все вы!
Я устала, так устала… Так много смерти… Что я скажу хозяину моих телохранителей, главному Пауку? В договоре был предусмотрен такой пункт, я помню, и теперь он должен предоставить мне новых слуг. Я понимаю, они мне нужны. И да, знаю, работа у них такая. Но не хочу, чтобы кто-нибудь снова погиб из-за меня. Хватит. Правда, хватит. Почему все это просто не может остановиться?
Почему я отправила сегодня Рен за новым флаконом яда взамен того, что скормила охранникам в пещере? Хочу убить им кого-то еще?
Почему я ничего не чувствую – ни горя, ни вины, только усталость? И тоску – из-за Ли. Почему он важнее всех, даже тех, кто уже умер, кого я сама убила?
Почему я не могу просто вытащить эту проклятую любовь из сердца, как занозу, – и излечиться?
Глупые вопросы.
Не смейтесь надо мной, император. Я всего лишь слабая женщина в теле вашего сына – а значит, я в беде.
Принцесса Намонаки
Пятый день шестой Луны
Я больше не боюсь.
Ничего.
Я вдруг осознала, что у меня ничего нет. И терять мне нечего.
Потрясающее чувство.
По слухам, принц Рюичи был весьма меланхоличным человеком. По крайней мере, моя депрессия никого не удивила, а королева, то есть государыня, как ее положено называть принцу, наверняка по привычке отправила сыну верное лекарство. Да, вы угадали: девушку для удовольствий. Не наложницу – в такой глуши найти порядочную, образованную девушку с манерами, достойными сына императора, сложно. Мать даже передала через слугу извинения, что это несчастная актриса, а не дворянка или хотя бы дочь торговца. Зато девушка красива – просто картинка! – ей восемнадцать, и она знает сказки. Если верить словам девчонки, слуги матери выцепили ее во время выступления в деревне у монастыря, где кортеж остановился на ночлег.
Вот сказки она мне всю ночь и рассказывала. Девушка пришла в восторг, когда поняла, что я не собираюсь ее насиловать. То есть она вроде бы не была против, все-таки принц, точнее, не посмела бы сопротивляться. Поначалу, до дрожи испуганная, она и слова нормально сказать не могла, все заикалась, поэтому я налила ей стопочку для храбрости… Чашу, в смысле. Очень скоро мы распили ее на брудершафт – я научила, а как же. И действительно весело провели ночь за анекдотами (некоторые были ниже пояса), актриса, пусть и невинная, оказалось, знает их много.
На рассвете я наградила девчонку и отпустила, заставив Рен проследить, чтобы никто эту красавицу по дороге не поймал и в бордель не упек, чтобы, например, на следующей остановке еще раз мне подарить. На всякий случай, тут это могут.
Какое-никакое удовольствие от подарка я все же получила, но мои проблемы от этого, конечно, не исчезли. Смысла в жизни я по-прежнему не видела, зато смертельные угрозы маячили повсюду. Ясно было как день: сейчас принца женят – и император или кто-то другой, вроде отца невесты, меня грохнет. Сколько я еще продержусь?
Сон мне это, кстати, не отбило – наоборот, просыпаться не хотелось. После «ночи с актрисой» я дрыхла до обеда, пока меня не разбудили. Встала я разбитая, больная, с одним-единственным желанием: чтобы все это наконец закончилось. Достало, сил нет!
Я вдруг поняла: с меня хватит. Нет, правда: какой смысл? Раньше я лгала и изворачивалась, чтобы выжить. Но для чего? Для такой вот жизни? Вечная пляска под чью-то дудку – императора, королевы Лянь, потом невесты? Вечный страх нападения, вечное бегство, вечная опасность, интриги, танец со смертью?
Я пребывала в состоянии полнейшего равнодушия ко всему. Если бы ко мне в тот момент сунулись наемные убийцы, честное слово, я бы им еще и приплатила. В то утро меня столько раз посещала мысль о яде, что свихнуться можно. А что, это же легко: выпил – и готово, никаких проблем.
И все эти внутренние терзания происходили именно тогда, когда принц должен был красиво, с триумфом въехать в столицу своей будущей империи. С триумфом, потому что император так пожелал, а королева Лянь согласилась.
«Ичи, народ должен знать и любить тебя, понимаешь? Тогда и править им тебе будет легче».
Ха-ха! Править мне не грозит, даже последний бедняк в этой империи наверняка это знает. Так что плевать я хотела на народ, но государи сказали: «Надо». Значит, надо.
Сначала меня искупали. «Ваше Высочество, какая нежная у вас кожа! Ах, какие прекрасные волосы! Вы чудесны, Ваше Высочество!» – щебетали служанки, пытаясь поднять мне настроение, но я их почти не слышала.
Потом над моей нежной кожей долго колдовали – она же была бледная, и ее требовалось оживить. Помню, лицо покрывали белком яйца, а потом, когда кожу стало стягивать, все смыли цветочной водой. Другие служанки в это время окуривали дымом мои одежды, особенно верхнюю накидку из шелка, вышитого золотом. Ароматный дым здесь используется вместо духов. Кстати, и правда стойко держится.
Издевались так надо мной часа два, и в результате я стала похожа на куклу не только в душе, но и внешне. Фарфоровая хрупкая куколка, сверкающая на солнце, будто снег.
Меня посадили в открытый золотой паланкин и раздали распоряжения моей, то есть королевы, свите. Слуг и телохранителей королева привезла с собой в огромном количестве.
Итак, посадили меня в паланкин, украсили цветами и подняли высоко в воздух – унылую и равнодушную. Королева Лянь на меня посмотрела-посмотрела… И позвала угодливую Рен, что-то ей приказав. Меня отпустили и увели обратно в шатер, где Рен быстренько напоила меня чем-то покрепче, чем рисовое вино.
Убойная оказалась дрянь – шибанула знатно. Никогда еще такого не было, даже за прошлую жизнь, хоть я ее и не помню. Горькая, жгучая – местный самогон, не иначе. Но Рен ее пила весело, много, и я тоже. Где-то через час хихикающего принца усадили обратно в паланкин в состоянии абсолютной любви ко всему миру, но состояние это, надо признаться, оказалось мимолетным.
Не знаю, может, тетеря-наследник, когда напивался, был тих, мил и улыбчив, поэтому стратегия «напейся сегодня пьяным» в его случае работала. Может быть, но я-то точно другая. Напившись в стельку, я требую продолжения банкета.
В общем, когда паланкин взяли и понесли, а ворота столицы гостеприимно распахнулись – простой люд повалил на улицы в ожидании хлеба и зрелищ. И последнее они получили с лихвой.
В упор не помню, что я делала, но мне в красках рассказали. Показания слуг и
