Мишка покатил зловеще бормочущего Козерога прочь, а Псевдогрифон крайне сурово посмотрел на Страуса:
— Еще один такой свидетель, и можно будет закрывать заседание и отправляться по домам.
— Рановато, ваша светлость, — беззаботно ответил Страус. — Вызываю следующего свидетеля. Скотти, Мелкий Писун.
Прежде чем кто-либо успел подхватить вызов, помещение наполнилось сериями испуганных криков, как будто нечто маленькое, но необычайно свирепое пробивалось сквозь плотно заполненный зрителями зал. Звери всех мыслимых пород и темпераментов торопились убраться с его пути. Сидевшие же в первом ряду просто кинулись врассыпную, когда маленькая, но чрезвычайно решительного вида собачонка вынырнула из толпы.
Это был скотчтерьер в кожаной безрукавке с заклепками и цепями. Ошейник украшали торчащие наружу шипы, в носу красовалась английская булавка, а полная зубов пасть казалась невероятно большой для такой мелкой собаки. Терьер всем своим видом источал угрозу, а глядя на курносый нос забияки, можно было предположить, что это существо без особого удовольствия переносит дураков. Если вообще переносит. Собачонка протрусила к помосту, презрительно принюхалась к Страусу, подняла заднюю лапу и помочилась на ящик. Вонь пошла потрясающая, и в воздух повалил пар. Терьер огляделся, не осмелился ли еще кто претендовать на помеченный объект, и, вскочив на поставленный в ящике стул, устремил надменный взгляд на Страуса:
— Надеюсь, обойдемся без этих «как ваше имя» и прочей чепухи? Меня знают все, а если кто не знает, так и черт с ним.
Страус быстро кивнул и повернулся к присяжным — на них глядеть казалось ему безопасней:
— Благородные утки, полевки, белки… и маленькое пушистое млекопитающее, продолжающее вызывать отвращение!Разрешите представить вам Скотти, Мелкого Писуна, зверя, пользующегося широкой известностью и высоким положением в нашем обществе.
— Чертовски верно, — кивнула собачонка. — Попробуйте троньте, я отверну башку каждому. Ладно, ты, голубь-переросток, давай скорей. Я здесь вообще-то не по своей воле.
— Скотти прочесал весь город вдоль и поперек в поисках известий о нашем враге и благодаря своим решимости и упорству воссоздал по частям волнующую картину той серьезной проблемы, с которой мы столкнулись лицом к лицу. Хочу выразить благодарность его преданности долгу…
— Ты что, прикалываешься? — угрожающе поинтересовался терьер.
— Что вы, я серьезно, — встревожился Страус.
— Тогда заткнись и давай закругляйся. А то сейчас как писну тебе на штаны!
— Я не ношу штанов.
— Твои проблемы, приятель. А теперь захлопни клюв и отдохни, говорить буду я. — Терьер посмотрел в битком набитый зал. — Мы в смертельной опасности. Никто в городе не знает, каким образом туда проник враг, но ясно как божий день, что без помощников он этого сделать не мог. А это означает, что в наших рядах есть предатели. Также ясно, что враг — далеко не любитель. Он отлично вооружен и снаряжен, и, можете быть уверены, он вернется с подкреплением. Если вы надеетесь, что люди защитят вас, то это еще бабушка надвое сказала. Люди знают о нем не больше нашего. В настоящий момент они носятся по кругам с сильно сокращающимися радиусами и прячутся в домах. Я видал в жизни кошек, обожравшихся кошачьей мятой и обалдевших, и то они вели себя более организованно, чем это делают сейчас люди. В общем, все, кто меня сейчас слушает: мы предоставлены самим себе. Наша защита в наших руках. Мы глубоко в дерьме, и будет еще хуже, прежде чем станет лучше.
Долгое время никто ничего не говорил.
— Выходит, по вашему мнению, — нарушил тишину Страус, — дела наши плохи?
— Ты, приятель, все веселишься? Ты хоть слово слышал из того, о чем я только что говорил?
— Ну, разумеется, старина, однако мы не должны позволить себе пасть духом. Я уверен, мы можем надеяться, что заслуживающие доверия власти предпримут должные меры по нашему поручению.
— Какие, в задницу, заслуживающие доверия власти?!! Шерифу слабо даже найти серийного убийцу, не говоря уже о том, чтобы в одиночку остановить силы вторжения, а Старикашка-Время отсиживается в своей галерее и ни с кем говорить не хочет. Единственный, кто принял правильные меры, — это чертов медведь с ружьем.
— Ружье не отдам, — ледяным голосом процедил Мишка. — Ищи себе ружье сам.
— Да ты не слушаешь, черт тебя дери! Приближается враг, и приближается большими силами. Что делать-то будем?
Страус утопил голову в корзине с песком.
Скотти устало вздохнул:
— Мы остались одни. Никто нам не поможет. Мы больше не можем оставаться смешными. Шутки кончились.
Рия Фрейзер остановила машину у дома Леонарда Эша и попыталась убедить себя в том, что поступает правильно. Она здесь по делу, в качестве мэра Шэдоуз-Фолла, ей необходимо знать, что может Эш сообщить ей о Джеймсе Харте. Рию беспокоило, как откликнется город на возвращение Харта, в особенности учитывая, с какой готовностью Дедушка-Время предоставил ему аудиенцию. Не в характере Времени такая любезность. Итак, она здесь по делу, не более. Рия вздохнула, глянула на себя в салонное зеркальце. Если твердить это достаточно часто, возможно, она себя убедит. Возможно.
Рия смотрела на дом Эша из казавшегося ей таким безопасным салона автомобиля. Симпатичный особняк, стильный и современный, уютно устроившийся в стороне от шоссе. Широкая гравийная дорожка через рельефную лужайку вела к входной двери. Шелест гравия под колесами, пока она подъезжала к дому, пробудил в ней воспоминания самых разнообразных оттенков. Она частенько бывала здесь, когда Эш был жив, иногда с Ричардом Эриксоном, иногда без. В основном — без. Почти до самой кончины Эша. Проезжая по дорожке, Рия чувствовала, как пульс ее стал учащеннее от взгляда, брошенного к порогу дома в поисках стоявшего там Леонарда — распахнувшего дверь в тот самый момент, когда к ней подъехала Рия, дожидавшегося, чтобы ей улыбнуться, поцеловать, обнять. Боже, как они были счастливы, как были полны любовью… три года назад, до его смерти. С тех пор столько воды утекло…
Никто не стоял на пороге, и Рия покачала головой, поняв, что слегка забывается, ожидая от Эша привычного ей поведения. Или его не было дома, или же ее приезд больше ничего для него не значит. После смерти Леонард потерял интерес ко многим вещам. Пожав плечами, Рия заглушила двигатель и прислушалась к тишине. Дом Эша стоял на окраине города, в стороне от суетливого разнообразия множества его сущностей. Даже птиц здесь не было слышно. Наверное, птицы выполняли распоряжение не раскрывать клюва в этих владениях.
Рия открыла дверцу и вышла из машины, проделав все как можно быстрее, чтобы лишить себя последнего шанса остановиться и передумать. Десять раз по пути сюда она мысленно решала вернуться. Рия заблокировала замки машины, рассеянно отметив, что ей понравился глухой звук, с которым центральный замок запер все двери. Ей нравилось, когда техника работала надежно, — это вселяло в нее уверенность. Чего ей так не хватало в жизни, особенно последние три года.
Рия подошла к двери, изо всех сил пытаясь выглядеть спокойной и уверенной на тот случай… если кто-нибудь… за ней смотрит. Одета она была в тот же изящный черный наряд, который надевала на похороны, но без шляпки с вуалью — ее она оставила в машине. Леонарду не нравились шляпы. Он их сам не носил и всякий раз давал забавные комментарии в адрес тех, кто это делал. Рия не часто бывала в восторге от его чувства юмора, в отличие от всего остального. Шагнув к порогу, она глубоко вздохнула и нажала кнопку звонка. Из глубин дома донесся негромкий звук. И больше никакого ответа. Где-то в отдалении в саду запела птица. Ее голос прозвучал так одиноко…
Темная тень пала изнутри на матовое стекло двери и стала неспешно приближаться. Рия почувствовала внезапную волну облегчения, увидев, что тень не настолько высока, чтобы принадлежать Эшу. Дверь распахнулась, и мать Леонарда сердечной улыбкой приветствовала Рию. Марта Эш была маленькой, едва пяти футов ростом, с вьющимися темными волосами и спокойными серыми глазами. На ней было элегантное удобное платье, неброские дорогие украшения и очки в золотой оправе, которые она то и дело искала, забывая, куда положила. Рия всегда ладила с ней; ее вдруг пронзила мысль: несмотря на то что когда-то считала Марту своим другом, она не нашла времени навестить ее с того самого дня, когда Леонард вернулся из мертвых.
