— Рия, здравствуй, милая! Как я рада тебе. Проходи же. Выпьем чайку — только-только вскипел чайник.
— Спасибо. Чаю с радостью выпью. А Леонард дома? Мне надо поговорить с ним.
Рия едва не поморщилась от сорвавшихся с языка неуклюжих слов, но Марта, похоже, чувствовала, как не по себе гостье, и не придала им значения. Она посторонилась, чтобы пропустить Рию, и голос ее был спокоен:
— Леонард ушел, но не надолго. Проходи в гостиную, я сейчас. Дорогу помнишь?
— Да, спасибо. Помню.
Рия, обогнув Марту, вошла в большую прихожую, и знакомые запахи дома Эшей окружили ее: она будто никуда отсюда не уходила. Ведь когда-то (и не так уж давно) этот дом был знаком ей не меньше собственного — и все эти гравюры на стенах, и ощущение от прикосновений к подошвам толстого ворсистого ковра. Прихожая была просторной, и ноги по ковру ступали неслышно. Неожиданное чувство умиротворения охватило Рию, и ей почудилось, будто она вернулась в прошлое, когда течение ее жизни еще имело смысл. Вот сейчас, в любую секунду вниз по ступеням сбежит к ней Леонард… Рия одернула себя. Что было, то было. Нынче все по-другому.
В гостиной было светло, просторно и очень уютно. Рия положила сумочку на оказавшийся под рукой столик и медленно прошла в гостиную. Считалось, что родители Эша люди состоятельные, хотя сами себя они называли зажиточными. Всего лишь изящный эвфемизм, ничего общего не имеющий с хвастовством.
Сразу за открытыми французскими окнами начинался обширный сад, с любовью ухоженный и распланированный по линеечке Томасом Эшем, отцом Леонарда. Почти все свое время Томас проводил в саду. В непогоду он подвигал кресло к французским окнам, садился и любовался своим творением, словно желая убедиться в том, что сад не будет плохо себя вести в отсутствие хозяина.
Томас редко общался с Рией, хотя всегда был вежлив в своем невнятном рассеянном бормотании. Поначалу Рия думала, это оттого, что она темнокожая, но немного погодя обнаружила, что Томас был таким со всеми, включая Марту и Леонарда. И вовсе не оттого, что был нелюдим. Просто ему почти нечего было им сказать. Разве только если вы не увлекались садоводством — вот тогда заставить замолчать его было просто невозможно. Сегодня погода была ясной, следовательно, Томас скорее всего в саду, с секатором в руке и трубкой, крепко зажатой в уголке рта, задумчиво созерцает какой-нибудь безобидный кустик.
Рия отвернулась от окон, услышав за спиной шаги, но это была всего лишь Марта с серебряным подносом в руках, уставленным всем необходимым для чаепития. Рия разглядела даже шоколадные бисквиты на блюдце. Рия улыбнулась. Шоколадные бисквиты были ее слабостью, и Марта всегда припасала для нее парочку — просто чтобы побаловать. Женщины придвинули кресла к низкому столику и, устроившись друг против друга, занялись приготовлениями к чаю. Отведав по чашечке, обе откинулись на спинки кресел. Марта оценивающе взглянула на Рию.
— А ты немного похудела, милочка, с тех пор как мы последний раз виделись. Ты правильно питаешься?
— Стараюсь, Марта. Хотя в последнее время столько навалилось работы, что есть приходится буквально на бегу.
— Надо всегда стараться выкроить минутку и поесть спокойно, иначе испортишь пищеварение.
Немного помолчали. Марта ждала, что Рия заговорит первой, и обе чувствовали это. Рии было слегка не по себе под спокойным взглядом Марты: раньше она могла рассказать матери Леонарда обо всем на свете, а сейчас — нет. Она мысленно перебрала с дюжину вступлений, но все они казались ей фальшивыми или банальными. А если сказать правду, Марта помочь ей не сможет.
— Мне надо поговорить с Леонардом. О городских проблемах.
— Я так и подумала, когда увидела, что ты приехала. Леонард вышел прогуляться. В последнее время это вошло у него в привычку. Видишь ли, он теперь не может спать, и бессонница делает его таким неугомонным. Сын вот-вот придет. Он предчувствовал, что ты сегодня приедешь.
Рия приподняла бровь:
— И часто его одолевают подобные… предчувствия?
— О да. И они довольно редко его подводят. Леонард говорит, что обрел дар предвидения с тех пор, как умер.
Последнее слово повисло в воздухе между женщинами, не позволяя быть незамеченным или пропущенным. Рия приоткрыла рот что-то сказать, затем закрыла его, а потом попыталась снова:
— Как вам живется с мертвым сыном?
Марта вздохнула и отвернулась. Ее взгляд задержался на саде, будто там она искала мужа и его поддержки, но мгновением спустя Марта повернулась и встретила глаза Рии.
— Очень непросто. О его возвращении мы с Томасом узнали в ночь после похорон. Мы тогда рано легли спать. Дом казался опустевшим без сына. Мы все еще остро переживали шок от его смерти. Леонард умер так внезапно. Когда он садился на свой мотоцикл, я каждый раз очень волновалась за него, но никогда мне не приходило в голову, что… Впрочем, и любому другому на моем месте такое не придет в голову. Аварии на мотоциклах обычно происходят с кем-то другим… Мы уже легли, погасили свет, оба хотели спрятаться от горестного дня во сне, но сном забыться не удавалось. И тут в дверь позвонили. Я села, зажгла свет и посмотрела на часы у кровати. Был первый час ночи. Томас встал и надел халат, не переставая ворчать, что людей тревожат в такой поздний час. Я тоже поднялась, и вместе с мужем мы спустились в прихожую. Зачем — не знаю. А возможно, в тот момент и знала — где-то глубоко-глубоко в душе. Мы подошли к входной двери, и Томас громко спросил, кто там. И с той стороны донесся голос: «Это я, папа. Я вернулся».Мы переглянулись, но какое-то время молчали. А затем Томас открыл дверь. На пороге стоял Леонард, чуть улыбаясь, такой опрятный, респектабельный — таким он лежал в гробу перед похоронами. Он переводил взгляд с меня на Томаса и обратно, будто не вполне понимая, рады ли ему. Я обхватила его за плечи и сжала изо всей силы. Меня вдруг охватила сумасшедшая мысль: если я не буду держать его достаточно крепко, не дам ему понять, насколько он желанный, он исчезнет и мы больше никогда не увидим его. Я так разревелась, что не могла говорить, а Томас то похлопывал по плечу меня, то Леонарда, словно в неуверенности, кому в эту минуту он нужен больше. Наконец я отпустила сына и взяла в руки его ладони. Они были холодны. Не то чтобы как-то противоестественно холодны, а так, будто он долго стоял на улице. Я втянула его в дом и усадила у огня камина, а Томас сел рядом с ним, пока я ходила приготовить чаю. Томас все похлопывал Леонарда по плечу, приговаривая, как он рад видеть его. Мы слышали, что подобные вещи и прежде случались, мы ведь как-никак жители Шэдоуз-Фолла, но не было у нас причин даже предполагать, что… такое может случиться не только в других семьях. Как и аварии с мотоциклистами. Но сын вернулся, и это было важнее всего. Мы не задавались вопросами. Миновало несколько дней, прежде чем мы заметили изменения. Несомненно, это был Леонард, но… Леонард, так сказать, не полностью. Будто, возвратясь, он оставил часть себя там, откуда пришел. Он перестал есть и пить, перестал спать. Ночи напролет он сидит читает или смотрит телевизор, выкрутив звук так, чтобы не беспокоить нас. Он потерял интерес ко многим вещам, которыми прежде заполнял свое время. К вещам и… к людям. Прослышав о его возвращении, сюда приходило много его приятелей. Ричард Эриксон примчался сюда буквально через час, как узнал. Но никто надолго не задержался. Леонард был безупречно вежлив с ними, но буквально все они спустя некоторое время начинали испытывать неловкость в его присутствии. Он был не тем Леонардом, которого они помнили. Он побывал где-то в непостижимом для них мире и на своих ботинках принес сюда пыль того мира. В общем, друзья-приятели ушли, один за другим, и больше уже не появлялись. Леонард даже не пытался удерживать их. В нем больше не было искры. Я надеялась, что это все временно, что он просто не успел полностью «проснуться». Я продолжала ждать и надеяться, искать пробуждения в нем этой утерянной искры, но увы… Он мой сын, я ни на секундочку в этом не сомневалась, но… не полностью. Вернулась лишь часть его. Ты поэтому избегала нас, Рия?
