потратить впустую:
– Я свободен в среду, – ответил Уэнсли.
– Отлично, тогда в пять тридцать вечера за вами заедет карета, – довольно ответил
Батлер.
Фрай протянул ему руку в знак согласия, и богатый прихожанин довольно пожал ее.
Сегодняшний день молодой пастор хотел посвятить дальнейшим расшифровкам дневника
Вейта, но можно немного прогуляться окрестностями Дарквудса, раз погода отличная.
Некоторые цифры обозначали координаты, где происходило нападение на людей и даже
время, поэтому, Фраю хотелось немного обследовать эти места. Подальше от людских глаз
он мог поговорить с Фрейлин, которая томилась в одинокой комнате, где Нэнси устроила
для нее удобное гнездышко, совье, естественно. Для их беспрепятственного общения,
милая девушка подарила ему амулет с камешком, на который нужно было нажать, чтобы
она знала, что он хочет ее видеть. При этом, дама всегда находила пастора, будто знала
куда лететь. И хотя Фрай ко многому начинал привыкать, он еще порой удивлялся всему
неестественному, что происходило с ним.
Он вошел в кабинет, спустя несколько часов, выполнив долг священника. Поставил
Библию на полку и закрыл книжный шкаф, сова наблюдала за его быстрыми шагами из
укромного уголка, догадываясь, что Фрай не спешит засесть за книги. Да, он не торопился
заняться обычным делом, достал из укромных уголков рабочего стола большую перчатку,
которая доходила ему до локтя. Он недавно приобрел ее в галантерейной лавке, а теперь
решил испробовать в деле, взяв на прогулку сову.
– Ну же, мисс, – проговорил пастор, смутившись. – Я думаю, вам будет интересней
немного подышать свежим воздухом. Природа сегодня благоволит к людям.
Сова довольно угукнула, смахнула леность, расправила крылья и тяжело спустилась
на предназначенное место. Для нее тут было слишком тесно, она не летала уже несколько
дней, оставаясь преданным слушателем в вечерние часы. И только пастор собрался
покидать свое пристанище, вошла его новая экономка, прищурив глаза и улыбаясь, она
принесла ему легкий лэнч, но Фрай отказался, попросив собрать немного провианта в
дорогу, он пообедает на природе. Миссис Бонна не стала ничего отрицать и пошла
выполнять поручение, в этом она располагала к себе – ни о чем постороннем не
спрашивала, если на то нет надобности и если хозяин не хочет говорить. Да и птица
выглядела весьма довольной, примостившись удобней на руке, хотя весила немало, и
Уэнсли пока пересадил ее на стол, еще раз проверил рабочий блокнот и грифельный
карандаш, и некоторые записи. Он не сомневался, что сегодня они начнут цепочку
расследований, над которыми коптел уже несколько вечеров.
Миссис Бонна собрала небольшую корзинку, с расчета на двоих людей. Кухарка
удивилась такой прожорливости преподобного, но домоправительница – женщина
миролюбивого нрава и талантливая актриса – изобразила такую невинную гримасу и
сообщила, что в округе много маленьких детей, а еще животных. И если великодушный
священник не будет стеснен в еде, то щедро поделится со всеми. Даже кухарка больше не
имела вопросов, сочтя пастора немного чудаковатым хозяином. Миссис Бонна снарядила
корзинку разными вкусностями, зная, как любит их ее настоящая хозяйка.
– Миссис Бонна, тут хватит на долгие часы прогулки, – улыбнулся Фрай, ощущая
тяжесть корзинки.
– А вы не спешите, погода действительно чудесная, – потом она хитро сощурила
глазки и не удержалась от своего нахального комплимента. – Красавчики.
Уэнсли хмыкнул, сова довольно заугукала.
Выйдя на проселочную дорогу, Фрай Уэнсли в некоторой степени, исполнил
предположения экономки и раздал несколько булочек детишкам, а сова соизволила себя
погладить маленьким ручонкам. Немного облегчив свой груз, преподобный направился в
лиственную, дубовую чащу, которая слегка отклонялась от дороги. И хотя нечисть могла
напасть и днем, но при солнечном свете даже такая мерзость побоялась бы высовываться.
Прогулка тихими уголками Дарквудса показалась истинным блаженством. Весна расцвела
буйством красок, особенно оттенками от нежно-салатового до зеленого. Солнечный свет
мягко струился, пробираясь сквозь молоденькие листочки, те приветливо шелестели, будто
к ним в гости наведался желанный гость. Уйдя подальше от последних зданий, он ссадил
сову, которая перекинулась прелестной девушкой в неизменном светлом наряде и
соломенной шляпке. Фрейлин кокетливо оперлась на предложенную руку, и они завели
непринужденную беседу. Уэнсли рассказывал о своей первой службе с восхищением, о
великодушии его паствы, и о приглашении мистера Батлера, который казался
единственным ноющим зубом в здоровой челюсти.
– Этот человек действует на меня, как касторка на малыша. Не могу отделаться от
предубеждения с самой нашей первой встречи.
Фрейлин задорно улыбнулась:
– Так вы и встречались всего один вечер, дай ему шанс, возможно, ты больше
злишься на непостоянство Стоксона, а этого человека просто ассоциируешь с ним. Поверь
мне, он не стал бы так напрашиваться к тебе в знакомцы, если бы не захотел. Такого
настырного посетителя я давненько не видывала.
– Вот именно, с чего вдруг ему так тщетно искать моего расположения, у меня нет
особых преимуществ. Я не весельчак, с которым приятно коротать время, и не достаточно
родовит.
– Подозреваю, что его планы намного дальновидней, но мы не узнаем истины, если
ты будешь избегать его общества.
– В среду я приглашен к нему, отужинать в тесном кругу.
– Надеюсь, там не будет дам, – как-то многозначительно отпела Фрейлин.
– Если не считать миссис Батлер, а так у него двое взрослых сыновей. И мне
казалось, молодые джентльмены предпочли бы видеть в гостях не угрюмого пастора с
назидательными речами, а молодую вертушку.
Прекрасная дева с облегчением вздохнула, она в некотором смысле недолюбливала
местных девиц, что пытались сблизиться с Уэнсли. Особенно настырной, а оттого и
опасной, ей казалась Кэтрин Уорвик, которая не спешила менять свои симпатии. Даже
Хана Стоксон с ее благотворительными завтраками уже не была опасна. Потому что,
Фрейлин проследила за ней и выяснила, что она запала на старшего из отпрысков Батлера.
Молодые люди уж слишком часто и ненароком пересекались, правда, это было
пожеланием молодой барышни, нежели Джорджа Батлера. Но о своих маленьких
расследованиях она не говорила Уэнсли, упаси Боже, еще сочтет, что она его
приревновала. Хотя истинное чувство недалеко ушло от обычной женской ревности.
