духа, золото в качестве хранилища силы, толика духа самого мага…
– Души? – переспросила я.
– Нет, душа после смерти отправляется к Предвечной матери, как и должно быть… точнее, до сегодняшнего дня я считал, что должно быть.
Хм, а похоже, мои сегодняшние откровения оказались для него маленьким потрясением основ мира. Ничего, переварит как-нибудь. Он же ученый, в конце концов. Я же переварила собственную смерть и переселение в другой мир.
– Частица духа, – продолжал он. – Когда мы поднимаем тело и расспрашиваем его, мы обращаемся к духу. Не к конкретному воплощению в виде призрака, которое называется так же, а к остаточной эманации жизни, которая хранит память о ней. Извини, не могу сказать точнее, о том, что такое дух, спорят не один век.
– Нуклеиновые кислоты и белки? – предположила я и поспешно добавила: – Извини, продолжай, пожалуйста.
– Молния как источник энергии и как носитель – то, что способно проникнуть везде. Все это нужно сплести определенным образом, и, когда потребуется, остается лишь пробудить вестника. Правда, теперь его придется обновить. Когда выберемся.
«Когда». Не «Если». Это утешало.
Я глянула на купол щита. Показалось, или он стал тусклее? Показалось. Определенно показалось.
– А что такое нуклеиновые кислоты? – спросил Винсент. – И белки? Ты ведь имеешь в виду не яйца, а те соединения, которые алхимики недавно выделили из них и пшеничных зерен?
– У нас считают, что материальная основа памяти – накопление определенных молекул в клетках мозга, – начала я. – Точнее, это одна из теорий.
– Молекул? – переспросил он. – В клетках?
Так, похоже, придется вернуться еще на пару шагов назад.
– Алхимики уже оперируют понятием атома?
– Им оперируют философы.
– Неважно. Молекула – это устойчивое соединение нескольких атомов…
Я продолжала говорить, он – слушать и спрашивать. Господи, какое счастье, что он любознателен не меньше, а то и больше меня! Можно рассказывать, напрягать память, извлекая из нее, кажется, давно забытые основы биохимии, и не думать о том, что щит явно опустился, вызвав шорохи и скрежет камней, и значит, времени у нас все меньше.
– Жаль, что нельзя поговорить об этом с алхимиками, было бы интересно, – сказал Винсент, когда мои познания о теориях памяти, наконец, иссякли.
Снова зашуршала, осыпаясь, каменная крошка. Я поежилась, отгоняя мысль, что нас не ищут. Время от времени доносились глухие стуки, но уверенности, что нас пытаются откопать, не было. С другой стороны, у нас с техникой подобные завалы разгребают сутки, а то и больше. Тут вместо техники магия, но едва ли кто-то способен силой мысли поднять разом все камни.
– Иди сюда, – сказал Винсент. – Не мерзни.
Я не мерзла, точнее, холод, то и дело пробегавший по спине, был вызван вовсе не сквозняком и камнем, переставшим держать тепло, а страхом. Но не признаваться же в этом? Не говорить же, что я уже почти ни на что не надеюсь?
Поэтому я послушно придвинулась. Винсент развернулся, притянул меня к себе, и я оказалась спиной к нему, между расставленных и согнутых ног. Повинуясь мягкому нажиму, чуть откинулась, прижимаясь к его груди, откинула голову, опершись затылком о плечо.
– Так лучше? – спросил он, обвивая руками.
Меня бросило в жар.
– Лучше, спасибо, – сказала я внезапно севшим голосом, подавляя желание потереться виском о щеку Винсента. Нашла время! Впрочем, терять уже нечего. Кажется, нематериальная мембрана так истончилась, что я уже могла рассмотреть нагромождение камней поверх щита. Если не вообразила все это со страха, света-то почти нет…
Какое-то время я молча сидела, слушая, как бешено колотится сердце. От страха, определенно от страха, даром что вместо ледяного узла в животе по телу растекалось тепло. Я неровно вздохнула, накрыла руки Винсента, обнимавшие меня, своими, готовая тут же отдернуть их, сделав вид, будто это случайность.
Он потерся щекой о мой висок.
– Знаешь, я все-таки рад, что заставил тебя говорить. Твоя история… обнадеживает. Знать, что после конца еще не конец.
Похоже, и он почти уже ни на что не надеется. Может, для него это не станет концом, но мне-то вряд ли дадут третий шанс. Обидно, что второй закончился так скоро.
– Один случай – не статистика. – Я прижалась к нему плотнее, хотя плотнее, кажется, было невозможно. Умереть в объятьях красивого мужчины – приторно и пошло. И все же, так было… спокойнее. И плевать, в каком виде нас найдут. Смерть не бывает красивой, кому как не мне это знать.
Я не стала спрашивать, могу ли я подержать щит вместо него или хотя бы влить силу в накопитель. Если бы можно было – Винсент бы попросил, вряд ли ему самому хочется умирать в цвете лет. Но бессмысленно просить первокурсника провести микрохирургическую операцию, даже с подсказками наставника. Да и насчет банальной аппендэктомии есть серьезные сомнения…
– Это правда, – тихо заметил Винсент. – Один случай вполне может быть исключением. И все же…
Он коснулся губами моего виска. Я растерянно замерла. Померещилось?
Нет. Невесомый, почти целомудренный поцелуй в щеку, потом под ухом, ниже вдоль шеи, в плечо у края выреза платья…
Я неровно вздохнула, вцепившись в его руки, что до сих пор обнимали меня.
– Одно твое слово – и я остановлюсь, – прошептал он. —Обычно я не… оказываю знаки внимания студенткам, это слишком похоже на принуждение. Но сейчас…
– Нам обоим нечего терять, – выдохнула я, разворачиваясь и обвивая руками его шею.
Его губы накрыли мои, мягко, неспешно лаская, словно у нас было все время в мире. И я отвечала так же неторопливо и ласково. В конце концов, это, похоже, будет последний поцелуй в моей жизни, так что торопиться некуда. Кровь пульсировала в висках, дыхание перехватывало. Я ахнула, когда он прикусил мою нижнюю губу, прошелся по ней кончиком языка, снова накрыл ртом, лаская, целуя, прикусывая. Запустила пальцы ему в волосы, перебирая шелковистые пряди, его руки прошлись у меня по спине, спустились ниже. А Винсент, словно издеваясь, оторвался от моих губ, начал выцеловывать шею.
– Не надо, – выдохнула я, запрокидывая голову. Хотелось потереться о него всем телом, а потом взобраться на колени вместо того, чтобы сидеть между ними, и… Тем более, что его желание тоже было очевидно.
Винсент замер, и я разочарованно застонала. Заглянул мне в лицо – кто знает, что он там увидел, я вовсе не могла ничего разобрать, утонув в его глазах, которые сейчас казались черными.
– Нет? – переспросил он, и я едва не захныкала, когда его руки выпустили мои бедра.
– Еще немного, и я сама на тебя наброшусь, – призналась я. Никогда в здравом уме я
