Глупцы… Они пытались уничтожить их единственную возможность претворить пророчество в жизнь!
Пророчество не было сказкой. Ильхамес не знал, какими путями судьба привела бы их на поверхность, но это случилось бы. Если бы Айяала осталась жива…
Из глаз жреца потекли слезы. Он смотрел, как зеленовато-желтое свечение, напоминающее свечение грибов тираанов, быстро тает вокруг тела Эвисы. Последняя надежда Стеклянного каньона умирала. И он не знал почему.
Но, может быть, Великий Айш видел больше? Он должен был знать… Только он мог спасти свою Предназначенную!
Ильхамес поднял глаза на Джерхана. И замер, не в силах пошевелиться.
Зеленый огонь в глазах Великого Айша вспыхнул и начал выплескиваться за ободок радужки, словно в его душе пылал пожар, и его отголоски виднелись во взгляде. Челюсти были с силой стиснуты, крылья носа с яростью вздрагивали, втягивая воздух.
Длинные паучьи ноги непрестанно шевелились, вспарывая землю и раскидывая вокруг прозрачные камушки.
А сам Айш вдруг положил руку на расшитое священным хризопразом платье и… резко разорвал его. Его глаза полыхнули зеленой яростью, и Ильхамес отвернулся, краем глаза видя, как руки Айша продолжают рвать платье, с бешенством раскидывая его в стороны, оставляя Айяалу совершенно обнаженной.
Кто-то позади вскрикнул. Кто-то даже тихо шепнул, что «паучье чудовище сошло с ума». Ильхамес все слышал… И знал, что Айш не сошел с ума. Если он оставил Айяалу полностью голой под взглядами нескольких десятков людей, то это не просто так… А значит… платье отравлено?
Отравлено!
Он резко вернул взгляд обратно на ошметки одежды, что валялись теперь в метре от покрытого загаром женского тела. Такого непривычно смуглого среди белокожих шаррвальцев.
Но Ильхамесу не было до этого никакого дела. Он схватил ближайший кусок подола одновременно с тем, как Айш прорычал:
– Сжечь платье! Немедленно!
Его голос звучал грохотом подземелий. Словно каменная бездна дрогнула, грозя засыпать все вокруг бесконечной смертоносной тяжестью.
Кто-то рядом засуетился, оттаскивая в сторону наряд, пока Ильхамес трогал пальцами несколько слоев разных тканей, что были в него вплетены. Он прищурил свой колдовской глаз и через несколько мгновений увидел…
Увидел!!!
Одной из тканей была совсем простая, сотканная из ладуилла – вьющегося сорняка, из которого делали одни из самых распространенных ниток в каньоне. Из них шились мешки, шторы, разнообразные чехлы для мебели и дешевая домашняя одежда. А еще платки. Один из которых когда-то был использован в качестве кляпа для Эвисы. В первый день, когда Дерваль поймал девушку в дальней «кишке» почти у самой поверхности. Именно тогда Ильхамес и узнал, что у Эвисы на это растение жестокая аллергия! Она кашляла, пока кляп не вынули, и после этого Ильхамес приказал убрать из комнат будущей алы все предметы, сотканные из этой травы.
– Привести сюда Неями! – зарычал тем временем Айш, мгновенно давая понять жрецу, что он и впрямь догадался о причине болезни Эвисы.
Неями – та, что шила платье вместе со своими пауками. Она не могла вплести в наряд ладуилл случайно. Потому что дешевые ткани не использовались в нарядах для царственных особ. Вот только…
… сегодня утром Неями пропала. И никто не мог ее найти, хотя она должна была сопровождать Айяалу как часть приближенной свиты. Ильхамес отдал приказ о поисках, но тогда и предположить не мог, что пропала она вовсе не просто так.
– Мастерица Хрустальных пауков исчезла, – проговорил он хрипло и, не поднимая глаз, ощутил, как взгляд Великого Айша пронзил его насквозь.
Все внутри него сжалось. Он предчувствовал трагедию.
Айш явно тоже ощущал это – парящую в воздухе смерть.
– Нет! – раздался низкий рык из груди Великого, и он прижал к себе обнаженное женское тело, укачивая его на своих руках. – Эвиссаэш…
С его губ начали срываться слова древнего языка пауков. Ильхамес едва ли понимал треть из них.
Что же делать? Как вылечить Айяалу? У них нет лекарств от подобных приступов!
– Что делать, о Великая мать?.. – спросил Ильхамес в пустоту, подняв глаза вверх, к самой вершине огромного старого рододендрона.
Но никто не ответил ему. И только розовые лепестки продолжали падать вниз, медленно кружась, словно в танце.
– Она молчит, жрец… – с тихим рокотом ответил Великий Айш. – Кровавая богиня получила свою жертву.
А в следующий миг Ильхамес тоже почувствовал: свет жизни от тела Айяалы больше не распространялся.
Она умерла.
* * *
Не гремел гром, не раздавались раскаты подземных обвалов. Оглушительная тишина навалилась на пещеру священного рододендрона. И только Великий Айш все еще прижимал к себе безжизненное хрупкое тело. Он приподнял девушку так, что ее голова оказалась лежащей на его плече, и, закрыв глаза, прижался щекой к ее щеке.
Никто не смел пошевелиться.
И когда от пальцев Айша в разные стороны начала расходиться паутина, опутывая женское тело, никто не удивился. Уже через пару мгновений узкая фигурка мертвой Айяалы оказалась одета в прекраснейшее серебристо-белое платье, отливающее солнечно-голубым. Цветом неба, которого шаррвальцы не видели никогда в своей жизни.
А в следующий миг в священный зал вдруг вбежал какой-то мальчишка.
– Нашли, нашли! – воскликнул он.
Следом за парнем спешила немолодая уже женщина вместе с мужчиной, на руках у которого лежала окровавленная шаррвалька в самом узнаваемом наряде Стеклянного каньона – в белом платье с кровавыми каплями-глазами. Неями, мастерица Хрустальных пауков.
– Мы мастерицу нашли! – кричал мальчик, а у него на плече подпрыгивал на лапах один бледный паук.
– О Красная мать, – воскликнула та женщина, что пришла вместе с ним, прижав руки к губам, едва увидела огромную фигуру Айша с его погибшей Айяалой. – Неужели… она жива ведь, правда?..
Но ей никто не ответил.
А Неями, к которой тут же бросились слуги и сам первый жрец Ильхамес, нахмурилась, прижимая руку к окровавленному боку.
– Где была ты, что произошло? – выдохнул жрец, касаясь руки Неями и подзывая лекаря, который, к сожалению, уже был не нужен Айяале.
– Напали на меня, – проговорила та, вставая на ноги. – Ночью вчера, едва я платье передала для Айяалы. Сбежать мне удалось лишь благодаря моим паукам. Я спряталась в камнях, всю ночь боясь укрытие покинуть. Спасибо Шерити и Меланею, они нашли меня и вывели. Сказать должна была я, что готовится переворот! Но, вижу, не успела…
Она посмотрела на склоненную и неподвижную фигуру Айша и опустила голову. По ее белым щекам медленно потекли слезы.
В этот момент к ней подбежал лекарь, пытаясь рассмотреть ее раны, но она небрежно оттолкнула его.
– Не нужно, рана неглубокая, убийц кинжал прошел вдоль ребер. Остальное сделают мои братья и сестры. – Она вдруг подняла руки, и все увидели, как платье на ее талии вдруг зашевелилось. И то, что казалось тканью с красными камушками, обратилось самыми настоящими маленькими паучками. Они, как вода, перетекали к ране, опутывая ее, заклеивая. И через несколько мгновений кровь на платье исчезла, а рану перестало быть видно.
Сама Неями никак не прокомментировала это, вновь устремив скорбный взгляд на тело Айяалы.
В этот момент за руку ее схватил Ильхамес, крепко сжав и заглянув в глаза.
– Зачем ты в свадебный наряд вплела ладуилл? – спросил он, сжав зубы.
И те, кто стояли рядом, заметили, что один глаз его на миг стал зеленым. Впрочем, почти сразу же наваждение исчезло.
Неями не отвела взгляда.
– Вечером, когда делала я наряд для Великой Айяалы, принесли мне ткань новую. Которую Айяала не одобряла. Ткань эта была красиво выделана и обработана способом новым и интересным. Нити ладуилла сверкали как серебро настоящее, а зеленые стебли, из которого было соткано полотно, давали зеленоватый оттенок священного хризопраза. Вместо привычного серого, что дает обработка всегда… Мне сказано было, что эта ткань станет священным символом Красной матери и всего каньона. Что обязана я вплести ее в наряд, дабы отдать дань священной нашей богине и всем шаррвальцам, что используют ткань эту ежедневно.
