стула на стол. Игнорируя крики уставившихся на него министров, он проходит по всей его длине и останавливается прямо перед лордом Ратом.
– Говори-ка, Рат. Что ты хочешь сказать? И погромче, чтобы все слышали, если не возражаешь!
Губы Рата кривятся.
– Я лишь имел в виду, что наш король и сам наполовину человек, ему может претить мысль…
Прежде чем он успевает вымолвить еще хоть слово, Сул наступает ногой на голову министру, впечатывая его лицо в стол.
– Ты будешь и дальше плеваться этой своей ядовитой желчью? – шипит он, нагибаясь и упираясь локтем в свое колено. – Потому что мне прям начинает нравиться!
– Сул! – рявкаю я. – Отойди… Слезь с моего министра и с моего стола.
Сул, рыча, подчиняется. Он пятится к своему стулу, ни на миг не отрывая глаз от Рата. Министр потирает голову, ругаясь и брызжа слюной, но не желая озвучивать дальнейшие жалобы. Во всяком случае, не в присутствии моего брата.
– Вы очень молчаливы, Ваша Светлость, – внезапно говорит лорд Гол, поворачиваясь к Рох. – Вы были консортом короля Гавра и служили Мифанару многие обороты цикла. Что, по вашему мнению, следует сделать?
Моя мачеха наконец поднимает свои бледные ресницы.
– Ответ очевиден, – говорит она. Ее спокойный взгляд обводит стол, по очереди задерживается на каждом из членов совета. Она останавливается, дойдя до меня, глаза ее круглы и не моргают. – Ответ очевиден, – вновь говорит она. – Мы должны казнить девчонку и отправить с родственницей ее голову в качестве послания человеческому королю.
Игнорируя брошенное леди Парх вполголоса «Вот именно», я удерживаю взгляд моей мачехи. Мои губы выгибаются в насмешливой полуулыбке, маскируя вдруг ухнувший куда-то вниз желудок.
– И какую же пользу нам принесет подобная жестокость?
– Она положит конец этой глупой идее о союзе раз и навсегда.
На этом стол снова взрывается очередным шквалом гомона, нижним тоном которого выступает рокочущий голос Бруга, а акценты задает стучащий кулак леди Парх. Наконец высокому голосу леди Ша удается перекрыть остальные:
– Но что же насчет Мифатов? Мы никогда не получим их поддержку, если так оскорбим Ларонгара.
– А нам изначально не следовало возлагать надежды на помощь Мифатов, – отвечает королева Рох.
– Вот как? – Бруг складывает на груди свои большие руки. – И как именно вы предлагаете бороться с толчками? Остановить разрушение нашего мира?
– Никак.
Все пары глаз оказываются прикованы к королеве. Даже обе жрицы бросают притворяться, что они в ва, и таращатся на нее.
– Из Тьмы мы пришли, – спокойно говорит королева Рох. – Во Тьму должны и вернуться. Кто мы такие, чтобы перечить воле Глубокой Тьмы?
– Но ведь не Тьма заставляет яд раог устремляться вверх по трещинам в мир, – поднимает голову Умог Зу. Маленькие черепа, украшающие ее головной убор, гремят и трясутся. – Это делает то, что живет во Тьме.
– А вы так уж уверены, что это не одно и то же?
– У нас нет времени на эти гутакуговые разговоры о вере! – рявкает Бруг, разворачиваясь к королеве Рох. – Вы что, говорите, что нам всем нужно просто расслабиться и смотреть, как горит наш мир?
– Разумеется, нет.
– Тогда что вы предлагаете?
– Я предлагаю подготовить наши души к неизбежному.
Все бормотания, шепотки и рыки разом смолкают. На комнату опускается полнейшая тишина, столь абсолютная, что почти слышно, как гудят камни урзула глубоко в стенах. Пусть я и знаю, что это должно быть проделками моего воображения, но внезапно тени в углах комнаты кажутся темнее, плотнее. Полными живой угрозы.
Затем леди Парх фыркает:
– Вы слишком долго слушали этого своего каменношкурого жреца.
Рох просто откидывается на спинку своего стула и сдержанно улыбается. Но она потеряла контроль над комнатой, и разговор продолжается без нее. В мою сторону летят новые советы, какие-то преподносят мягким тоном, какие-то швыряют со злобной силой. Вновь и вновь ходят мои советники по кругу, пока вся комната не начинает вращаться от вихря их слов.
Наконец, когда все, что можно сказать, уже сказано, они все откидываются на спинки своих стульев. И смотрят на меня. В конце концов, это ведь не им принимать решение. Я и только я один должен определить судьбу своей невесты.
Я отодвигаю свой стул и встаю. Все тоже поднимаются, уважительно склонив голову и ожидая, пока я изъявлю свою волю. Я обвожу взглядом каждого из них по очереди, в последний раз ощущая силу их честных и совершенно противоположных мнений.
– Я благодарю вас всех за вашу мудрость и взгляд на ситуацию, – говорю я, тщательно подбирая слова. – Я удалюсь, чтобы обдумать ваши предложения. Прошу вас ожидать моего решения здесь, я ненадолго.
Подставив спину их вскипающим протестам, я разворачиваюсь и иду к двери ближайшей приемной. Мне не нужно говорить ни слова, чтобы и Сул, и Хэйл покинули свои места и зашагали за мной. Я вхожу в комнату размером лишь с малую часть большого зала совета, обставленную крупными стульями и длинными столами, на которых лежат наготове различные таблицы и инструменты. Бледный лунный огонь горит в очаге, отбрасывая небольшой полукруг света.
Оставив Хэйл позади, закрывать дверь, я подхожу к очагу и тяжело опираюсь на каминную полку, глядя в пламя. Дыхание в горле передавило. Я чувствую себя так, словно в меня, медленно стискивая, вцепились невидимые когти. Белый огонь пляшет, но я его не вижу. Картинка перед моими глазами словно целиком состоит из черного ящика, обитого синим шелком. Синим, чтобы впитывать кровь, дабы ее не было видно.
Но у людей кровь красная. Кровь Фэрейн оставит уродливое пятно, когда ее голова упадет в этот ящик.
Нет! Это глупо. Для таких омерзительных фантазий нет нужды. Я король. Они не могут никого казнить без моего дозволения. А я не допущу, чтобы Фэрейн встретила такую судьбу. Может, я и ненавижу ее за то, что она со мной сделала, но я не буду тем мужчиной, каким, надеюсь, являюсь, если позволю подобной ненависти довести меня до столь жестоких действий.
У меня за спиной Сул звенит в серебряный колокольчик. Я слушаю его тихие слова, пока он распоряжается, чтобы принесли напитки. Со мной он не говорит, пока слуга не возвращается с кувшином крильге. Сул наливает напиток, затем подходит ко мне.
– Держи, Фор, – говорит он, протягивая кубок. – Выпей.
Я беру чашу, но не пью. Не могу. Сделав долгий вдох, я разворачиваюсь лицом к небольшой комнатке. Хэйл стоит у двери, бдительная и тихая. В данный момент я слишком зол, чтобы обращать на нее внимание. Не после того, как она не сумела распознать подмену. Боги
