— Конечно, отдельно. Ему двадцать семь, как бы он сюда своих девок водил?
— Наверное, так же, как и ты меня вчера привела.
— Это другое. Ты же не шлюх, а он водит именно таких. Если тебе сухо, я могу дать сметану. Или может быть сливки? У меня есть такие, которые… черт, слово забыла. Ну, которые дозатором пшик-пшик.
— Взбитые.
— Точно.
— Сливки… сливки я вчера снял, мне пока хватит. А сухо? Нет, не сухо, — берет очередной оладушек и с улыбкой его жует. Ощущение, что ему и вправду нравится то, что я приготовила. — Потихоньку размокает сухарик. А учитывая отягощенный анамнез сухаря — самое то.
— Мне не нравятся твои сравнения.
— А мне нравится. Кстати, нам повезло с погодой. Подходящее время кататься на лодке. Не так жарко, как вчера. И солнце не будет светить в глаза.
— На лодке?
— Да. Не нравится?
— Ммм… не задумывалась об этом. Я никогда не каталась на лодке.
— Все-то у тебя будет впервые. Вот не встретила бы Серожу Брулльянтового, сейчас бы лежала в кровати и жрала печенье, просматривая очередной справочник по терапии.
— У тебя хорошее настроение?
— А что, так заметно?
— Да.
— Ну значит, да. Давай поторапливаться, еще целый час ехать, а с пробками и того больше. Еще в магаз надо сгонять по пути. Спасибо, кстати, за завтрак.
Молча киваю в ответ и тянусь за блинчиком, хватая его одновременно с Сережей.
— А давай на половинку, — подмигивает и делит блин на пополам.
Место, куда привез меня Сережа, было поистине красивым. К своему стыду я и не подозревала, что недалеко от города есть столь живописный уголок. Кататься по озеру, при этом смотреть за тем, как Алмазов гребет — то еще удовольствие. И все бы было хорошо, если бы не одно большое НО. С каждой минутой концентрация моего внимания падает все больше и больше. Я уже почти не слушаю то, о чем так беззаботно рассказывает Сережа. В мыслях только одно — взять ершик и от души засунуть его в трусы. И разодрать там все к чертовой матери. Глубокий вдох — выдох. Не помогает. Ничего не помогает. Умом я понимаю, что это ненормально после первого раза. Там может болеть, тянуть, да все, что угодно, но ведь не чесаться! Перевожу взгляд на пах Алмазова и в который раз гоню от себя мысли, что он мог чем-то меня заразить. Слишком уж короткий инкубационный период. Да и не может ничем Сережа болеть. Ну что ж так чешется, тварь такая! Свожу ноги вместе, чтобы хоть как-то унять дебильный зуд.
— Все хорошо? — так заботливо интересуется Алмазов, что мне становится стыдно за то, что я думаю только о том, что творится у меня в трусах. Почесун там, Серожа, уже реальный почесун. Достань мне ершик и почеши меня, вот тогда будет хорошо. Ну по крайней мере лучше. — Полин?
— Все хорошо, — киваю как болванчик, а сама думаю только о том, что ЭТО может быть. Что могло так быстро проявиться зудом? Вши! Черт, как быстро лобковые вши откладывают яйца? Кол тебе, Стрельникова, за незнание. Ну и где мог Алмазов их нахвататься? Да быть такого не может. — Сережа, а у тебя ничего… не чешется?
— Чешется, — улыбается в ответ, усиленно гребя. Ах ты гад! — Рука. Зарплата же скоро. А что?
— Да ничего, — шумно выдыхаю. — Просто так, — еле выговариваю я, наблюдая за тем, как Сережа гребет к берегу.
Ну Слава Богу. А нет… не к берегу. К кувшинкам. Вот это настоящая красота. Их так много, что на секунды я забываю о жопе, творящейся в моей промежности. А когда Сережа останавливается и убирает весла в сторону, чтобы дотянуться до лилий, меня реально сжирает… нет, не зуд, а совесть. Он мне кувшинки срывает, а я думаю о том, что он меня вшами наградил. Ну ведь реально стерва.
— Они простоят какое-то время, если мы поставим их в воду. У меня в машине есть пятилитровая канистра. Я срежу у нее верх и положим их туда, — кладет мне лилии на платье и улыбается сродни ребенку.
— Красивые. Спасибо, — вполне искренне произношу я, поглаживая лепестки. — Кстати, мне никто не дарил цветов. Ну кроме папы с Димой, но это как бы не в счет. Да и там другие цветы.
— Я не сомневался в этом. Еще? — указывает глазами на кувшинки.
— Нет, этих хватит. Спасибо.
— Тогда давай к берегу, а потом пойдем к базе отдыха. Там есть кафе, где готовят отменный шашлык.
— Ага, — снова киваю как заведенная, а сама понимаю, что никакой шашлык я уже не выдержу. Мне нужен либо ершик, либо лед. А еще лучше к врачу, а точнее гинекологу.
Как мы доплыли до берега и то, как Сережа вырезал импровизированную вазу для лилий я уже не помню. Очнулась я более-менее тогда, когда он схватил меня за руку, чтобы отвести в то самое кафе. Нет, больше я не выдержу.
— Я больше не могу, — отчаянно произношу я, как только мы проходим несколько шагов.
— В смысле? Что случилось?
— У меня… у меня что-то… не в порядке в области… — черт возьми!
— В какой области? Ты чего?
— В области… жпо.
— Что-то с… жопой?
— Женских половых ооо… да блин, жопа у меня в трусах. В смысле жопа масштабная. Там все чешется! Так чешется, что я сейчас умру.
— И как давно у тебя там все чешется? — растерянно бросает Сережа. Кажется, я впервые вижу на его лице растерянность.
— С утра. Но было терпимо, а последние пару часов это… это пипипипиззз. Короче, ты понял.
— А какого хрена ты молчала так долго?! — хватая меня за руку, раздраженно интересуется Алмазов.
— Нормальные девушки о таком не говорят вслух.
— Господи, дай мне сил. Садись, — открывает мне переднюю дверь. — Дай посмотрю, что там у тебя.
— Я тебе посмотрю! Отвези меня в ближайшую клинику, в папиной я позориться с таким не буду.
— Господи, как же с тобой тяжко.
Ничего не говорю в ответ. Молча закрываю глаза, впивая до боли ногти в собственную кожу.
— Ну и что это может быть? Есть предположения?
— Есть, но единственное предположение тебе не понравится.
— Ну и?
— Кроме как… вши, идей больше нет.
— Ааа… то есть я тебя наградил мандавошками? — усмехается в голос. — Охренеть.
— Я такого не говорила.
— Но подумала. Задницу бить я тебе сейчас не буду только потому, что у тебя и так жопа. Пристегнись.
* * *
Пожалуй, так долго я еще не была у врача. Но, в момент, когда мне купировали зуд, мне стало все равно. Экспресс анализы, опросы. Да по фиг, когда в трусах хорошо. Правда, единственное предположение врача, о котором я почему-то не догадалась, привело меня в уныние. К гадалке не ходи, Алмазов меня засмеет. Пусть не открыто, но внутри себя он будет ржать и злорадствовать.
— Я уж думал ты скончалась от мандавошек.
— Ну, хватит издеваться.
— Ладно, ладно, ну что там? — приобнимая меня за плечо, вполне по-доброму интересуется Сережа.
— Ну… вероятнее всего, у меня аллергия на… латекс, — несколько секунд смотрю на Алмазова, в ожидании смеха, но он, к счастью, молчит. Но еле сдерживается, чтобы не улыбнуться.
— То есть у Полины Сергеевны аллергия на презервативы. Ну, удивила, так удивила, — не сдерживая смеха, выдает он.
— На латекс.
— Да, конечно. Ты поэтому носишь другие перчатки?
— Да я понятия не имела. Просто от обычных руки преют и воняют.
— Все с тобой ясно. Пойдем, горе луковое.
— А что будет дальше? — задаю гениальный вопрос, как только мы садимся в машину.
— А дальше мы все когда-нибудь умрем.
— Я серьезно.
— Я тоже. Все умрут.
— Мне бы не хотелось, чтобы ты умирал, — не знаю, как это из меня вырывается. Я ведь спрашивала совсем про другое. Как нам теперь предохраняться, когда я уже боюсь одного слова «презерватив».
— Это самое милое, что я когда-либо от тебя слышал. Не накручивай себя, разберемся со всем, — подмигивает, улыбаясь, и выезжает со стоянки.
Глава 35
Сажусь на диван к ошалевшей Алисе и подношу ей чашку с чаем. Та отпивает и обжигает, по всей видимости, язык. А я хихикаю как дура, забавляясь ее реакцией после моего мини-рассказа.
