школой Леху, ее все равно не вернуть. Нужно жить дальше. Даже, если не очень получается.
Он молчит, опустив взгляд. Затем медленно поднимает на меня глаза.
– Я должен был сказать ей.
– Да. Возможно. – Соглашаюсь я. – Но уже ничего не вернешь. Мы все должны простить себя, что не догадались, что не успели.
Денис смотрит куда-то в сторону.
– А ты сказал Алене?
– О чем? – Я следую за его взглядом и вижу их с Таей, идущих в столовую.
– Что любишь ее, баран. – Усмехается Денис.
– Да.
Он присвистывает.
– А она?
Мы оба не отводим от них взгляда.
– Ответила, что тоже любила, но уже поздно.
– Из-за Кощея?
– Думаю, да.
– А вот ни черта не поздно. Пошел он! – Поправив лямки рюкзака, бросает Денис. – Я уже не смогу сказать Ксюше, что хочу встречаться с ней. А ты все еще можешь говорить это Лелику хоть каждый день. – Он поворачивается ко мне. – Блин, Высоцкий, ну, не тупи. Этот Кощеев ее совсем не знает, он напором берет. А вы с ней… вы же как… ну… Мери Джейн и Питер Паркер! Как Ромео и Джульетта! Лея и Хан Соло! Бэби и Джонни – смотрел «Грязные танцы»?
– Аленка заставила. – Признаюсь я.
– Вот! – Он бьет меня в плечо. – Как Эдвард и Белла!
– Тебе нужно завязывать с девчачьими фильмами. – Серьезно предупреждаю его.
– Как Ноа и Элли из «Дневника памяти»!
– Хватит. – Я оглядываюсь, проверяя, не слышит ли нас кто.
– Как Джек и Роуз… – Не успевает договорить Денис, потому что я закрываю ему рот ладонью.
– Не позорь меня. – Смеюсь я. – Умоляю.
– Я серьезно. – Говорит друг, едва я убираю руку. Его лицо снова становится печальным. – То, что случилось с Ксюшей, ужасно. Но это заставило нас всех понять, что завтра может и не быть. Нужно жить сегодня.
– Высоцкий! – Грубый директорский бас заставляет нас прервать разговор.
Я оборачиваюсь и вижу Олега Борисовича.
– Ко мне в кабинет! – Командует он.
Разворачивается на пятках и чешет по коридору.
– А что я сделал? – Бормочу я.
– Иди. – Подталкивает меня Денис.
– Ладно, договорим на геометрии. – Бросаю я ему и отправляюсь за Фельдманом.
– Садись. – Указывает он на стул, когда мы входим в его приемную.
Я опускаюсь на стул и жду, пока он займет место за своим столом. Разглядываю картины на стенах, дипломы в рамочках, цветы на подоконнике.
– Ты уже решил, куда будешь поступать? – Гремит его голос.
– Чего? – Удивляюсь я, переводя на него взгляд. – Поступать… э…
– Ты что, не знаешь, где хочешь учиться после окончания школы? – Директор сводит брови на переносице и складывает руки в замок.
Он явно слегка раздражен, и это разжигает во мне интерес.
– Ну, я не думал.
Олег Борисович быстро моргает, словно сбит с толку моим ответом, затем угрожающе наклоняется на стол.
– Начало выпускного года, Никита.
Я прочищаю горло. Мне неуютно под его пронзительным взглядом, и это еще очень мягко говоря.
– А в чем дело? – Осторожно интересуюсь я. – Вы теперь лично проводите беседы с учениками по поводу того, куда они собираются поступать? Или у нашей школы такие хреновые показатели, что это нужно срочно исправлять?
– Следи-ка за языком. – Мрачнеет Фельдман. – Похоже, Марина совсем ничему тебя не научила!
– Вы тоже следите. – Мои плечи напрягаются. – Я не позволю вам склонять имя моей матери в ваших тупых разговорах.
Кажется, он теряет дар речи. Его лицо краснеет, ноздри раздуваются от возмущения.
– Так. Хорошо. – Он, все-таки, берет себя в руки и шумно выдыхает. – Начнем сначала. Ты решил, куда будешь поступать?
Я молчу и хмурюсь. Смерив его долгим презрительным взглядом, небрежно пожимаю плечами.
– Скорее всего, в наш местный универ.
– Специальность?
– А какая разница? Все равно диплом будет просто валяться. Это больше для мамы, лично мне он не нужен: я решил заниматься музыкой.
С лицом директора происходят странные вещи: кажется, его слегка перекосило от гнева или каких-то неясных мне эмоций.
– Так не пойдет. – Сухо говорит он. Достает из ящика какую-то брошюру и протягивает мне. – Вот тут я отметил вузы в столице и в других крупных городах, куда ты должен будешь отправить документы. Над портфолио и оценками мы поработаем, а к экзаменам придется серьезно подготовиться – нужен хороший балл, чтобы пройти по конкурсу.
Теперь пришла моя очередь моргать, не понимая, какого черта вообще происходит.
– И не смотри так. – Сурово произносит Фельдман. – Музыкой можно заниматься в свободное время. Достойное образование, которое обеспечит будущее – вот первейший приоритет!
– Давайте-ка, я сам как-нибудь разберусь со своими приоритетами, ладно? – С неловкой усмешкой замечаю я.
И тут его ладонь с размаху ложится на стол. Хлоп!
Этот агрессивный жест заставляет меня уставиться на его волосатые пальцы. Затем я медленно поднимаю взгляд на его лицо. Олег Борисович выглядит так, будто из последних сил старается не взорваться.
– А что даст тебе эта твоя музыка? – Брезгливо произносит он. – Это же смешно! Кто вообще вложил тебе в голову эту абсурдную мысль?
– А вам какая разница?! – Выпаливаю я, поднимаясь со стула. – Спросили – я ответил! Помахали брошюркой – спасибо! А лекций я у вас не просил. С чего вообще директор у нас теперь интересуется…
Я застываю, глядя на него. У меня пересыхает в горле, голова начинает кружиться.
– Она тебе так и не сказала… – Оттягивая узел галстука, вздыхает Фельдман.
– О чем? – Вглядываясь в его лицо, спрашиваю я, хотя и так уже знаю ответ. – Ой, нет… Твою мать…
– Впредь не смей выражаться подобным образом. Я запрещаю тебе. – Он жестом призывает меня вернуться на место. – Сядь!
– Не могу поверить… – Мотая головой, я медленно пячусь к двери. – Нет. Только не вы.
– Никита, сядь! – Рявкает он.
– Да пошел ты!
– Вернись и сядь на место, я сказал.
– Ты мне никто, чтобы приказывать. Никто! – Бросаю я и выхожу за дверь.
АЛЕНА
– И долго ты будешь его избегать? – Спрашивает Тая, наклонившись на стену.
– Тс-с! – Цыкаю на нее я.
Мгновение назад мне пришлось оттаскивать подругу в сторону, чтобы не столкнуться с Никитой в коридоре. Последний урок закончился, и вдруг он захочет проводить меня до дома и поговорить? Чтобы этого избежать, я прячусь за раскидистую пальму в коридоре и заставляю Таю делать то же самое.
– Мой внушительный зад не так-то просто спрятать за фикусом. – Хихикает Тая.
– Это декоративная пальма! – Шепчу я, прижимая ее к стене. – И не наговаривай на свою попку, она очень аппетитная!
– Научишь Костю делать такие комплименты? А то он вечно: «Ты и так знаешь, что ты красивая! Зачем мне каждый раз повторять очевидные вещи?» – Пародирует она голос своего парня.
– Лучше так, чем, если бы он был балаболом. – Заверяю я.
– Верно. Но как же иногда хочется услышать, что ты самая-самая! Особенно, если у вас только начался конфетно-букетный период. И где мои конфеты? Где букеты?
– Ты сказала, он испек для тебя кекс.
– Да, но…
– Это забота! А как же шарф?
– Да, Костик купил нам одинаковые – с символикой Гриффиндора… – Тая мечтательно закатывает глаза, вспоминая о подарке. – Зимой не замерзну.
– Это и есть конфетно-букетный период: забота, знаки внимания, маленькие подарочки. – Спешу напомнить я. – А как он отодвигает для тебя стул в столовой: такой галантный, мечта каждой девочки!
– Ладно, уговорила. Не буду на него ворчать. – Улыбается подруга. – К тому же, за то, как он смотрит на меня, можно простить все, что угодно. Никто из парней никогда не смотрел на меня так. А делать комплименты и дарить цветы я его еще научу.
– Все, он ушел. – Говорю я. – Можно выходить.
– Я вынуждена повторить свой вопрос. – Выбираясь из веера пальмовых листьев, бормочет Тая. – Как долго ты собираешься избегать своего лучшего друга?
– Я не знаю. – Отвечаю я честно.
Кровь приливает к моим щекам: мне становится неуютно под ее проницательным, хитрым взглядом. Подозреваю, что Таисия умеет читать мои мысли, а вопросы задает лишь, чтобы проверить, буду ли я пытаться соврать ей или, все-таки, скажу правду.
– Знаешь. – Насмешливо фыркает она. – Все ты знаешь.
– Вот и нет.
– Не отпирайся. Если бы ты ничего к нему не чувствовала, давно сказала бы: «Пардон, Никитка, я встречаюсь с горячим парнем, а твой поезд уже ушел, и ты потратил свой счастливый билет на Матвееву! А то, что мы с тобой ходили на один горшок в детстве и давили прыщи перед одним зеркалом, это осталось в прошлом, как и моя наивная любовь к тебе!»
Она улыбается, довольная своей речью, а я хмурюсь, всем видом показывая, что все вовсе не так, и ей меня не раскусить.
– Примерно так я Высоцкому и ответила!
– Ха-ха! До того, как вы слились в страстном поцелуе или после?
– До. – Поникаю я, переживая внутри те незабываемые ощущения еще раз.
Его губы на моих губах,
