его руки на моем теле, холодные капли дождя на нашей коже. У меня слабеют ноги от этих воспоминаний.
– Есть ведь еще вот какой момент. – Тая утягивает меня в сторону, чтобы пробегающие мимо младшеклассники не сбили нас с ног. – Зачем он полез к тебе в окно перед тем, как свалиться в терновый куст?
– Розовый. – Поправляю я. – Розовый куст.
– «Мой дом родной», – делая отсылку к известной сказке, усмехается она. – Ты поняла, о чем я, не прикидывайся. Зачем Никите влезать поздно вечером в окно твоей спальни? Он явно был решительно настроен. И тут назревает еще вопросик – не менее важный.
– Какой же?
Тая многозначительно дергает бровями.
– Что было бы между вами в тот вечер, если бы в спальне не оказалось Стаса? Ты бы поцеловала эквилибриста Высоцкого? Ты бы удержалась от того, чтобы…
Я не даю ей договорить, хватаю за руку и тяну в сторону туалетов.
– Хватит, закроем тему! – Я касаюсь ладонью горячей щеки: мне нужно срочно умыться холодной водой.
– А Стас? Ты больше склонялась к тому, чтобы лишиться с ним девственности в тот вечер, или между вами было что-то, или кто-то, насчет кого у тебя нет таких серьезных сомнений?
– Та-а-а-я! – Стону я.
– Я просто хочу, чтобы ты была честна с собой. – Упирается она. – От Кощеева не убудет, если вы расстанетесь, а вот сможешь ли ты без Никиты?
– Думаешь, мы уже не сможем дружить и играть в одной группе, если я выберу Стаса?
– Думаю, ты не сможешь смотреть, как он будет встречаться с другой девушкой. – Тая смеется, заметив мое замешательство. – А что? Когда-нибудь это все равно случится! Он – солист вашей группы, вообще-то! Показать тебе, как завелись девчонки в толпе на вашем выступлении? У меня даже видео есть. А что будет, когда вы станете известными? Они будут караулить его у двери гостиничного номера, кидать свои трусики ему на сцену, а от желающих просто переспать с Высоцким вообще не будет отбоя!
– Для этого нужно сначала стать известными.
– То есть, ты надеешься, что у него никогда не появятся отношения?
– Я имела в виду другое!
– Видеть его симпатию к Матвеевой – это одно, а знать, что он любил тебя, а потом нашел себе кого-то – это совсем друго-о-ое. Дорогуша, я просто хочу, чтобы ты потом не пожалела о своем выборе, ведь именно мне слушать твое нытье до самой старости!
– Думаешь, мы будем дружить до самой старости? – Наигранно скептически уточняю я. – До-ро-гу-ша!
– Если ты не будешь все время делать такое лицо, как будто тебя пучит, то возможно. – Усмехается Тая. – Или нет. Я еще не знаю, хочу ли этого!
Мы шуточно деремся, и мне даже удается ущипнуть ее за руку – уже совсем не в шутку.
– Ай! – Визжит она и снова смеется.
Мы входим в женский туалет, с трудом успокоившись после того, как пережили новый приступ смеха.
– А ты слышала, что Матвеева бросила Высоцкого? – Раздается вдруг из одной из кабинок.
– Тс-с. – Останавливает меня Тая.
И мы замираем возле умывальников, не успев наделать шума.
– И вернулась к Диме? – Интересуется кто-то из другой кабинки.
Похоже, подружки не услышали, как мы вошли, поэтому продолжают сплетничать.
– Вот этого не знаю, но с Никитой она точно не захотела мутить. Сказала, там вообще не вариант.
– Почему? Он же симпатичный. И в группе поет. Я была на выступлении: у него такой приятный хриплый голос, и двигается он сексуально.
Мы с Таей переглядываемся.
– Матвеева сказала, что ему мальчики нравятся!
– Может, потому, что он ее не захотел?
Они хихикают.
– Какая разница? – Спрашивает одна из подруг. Слышится слив воды в унитазе в ее кабинке. – Ему либо девочки не нравятся, либо у него просто… не работает!
Дверь открывается, и мы видим Дашу из «В» класса. Известную сплетницу. Значит, Полина знала, что делала, когда распускала этот слух. «Скажи Дашке по секрету, и узнает вся школа» – популярная в кругах старшеклассников поговорка.
– Значит, точно импотент! – Ржет ее подружка, спуская воду в унитазе. – Ну, все ясно.
Выходит из кабинки и тоже уставляется на нас. Это Стаська Белова, ее одноклассница.
Немая сцена. Мы стоим и смотрим друг на друга. Они – растерянно, я – насупившись. Лица Таи мне в этот момент не видно.
– Никакой он не импотент. – Выпаливаю я. – Это все грязная ложь!
– Вот как! А ты, значит, проверяла? – Усмехается Дашка.
– Я… – У меня пересыхает в горле. – Никита – мой друг, и я не позволю вам распускать о нем слухи!
Они переглядываются и, ничего не ответив, идут к раковинам мыть руки.
– Он не захотел встречаться с Матвеевой, вот она и мстит. – Говорю я им в спины. – А вы поверили.
– Ну, и как он? – Стряхнув воду с рук, оборачивается Даша. – Лучше Кощеева в постели, или ты еще не успела сравнить?
Я бросаюсь, чтобы стереть с ее лица ядовитую ухмылку, но Тая успевает меня остановить.
– Не надо. – Шепчет она, перехватывая меня и удерживая за плечи. – Не марай руки об это дерьмо.
– Идем отсюда, – тащит подружку из туалета Стаська.
– Еще раз откроешь рот, и я лично вымою тебе его с мылом! – Кричу я им вдогонку.
– Не надо, они того не стоят. – Успокаивает меня Тая. – Просто падальщицы, собирательницы сплетен. Такую заденешь, будет больше вони, чем толку.
Я подхожу к раковине, включаю воду, смачиваю ладони и прикладываю к горящему лицу.
– А Матвеева в своем репертуаре. – Продолжает Тая. – Не может без мести. Видимо, Никитка здорово ее отшил. Зря ты, конечно, впряглась сейчас за него. Неловко вышло…
Я поднимаю взгляд и с ужасом смотрю на собственное отражение:
– Я что, сейчас дала им новый повод для сплетен?
– Увы. – Усмехается подруга. – Зато никто больше не поверит, что у Высоцкого не рабочий прибор.
– Боже, что за слово! – У меня не получается удержаться от смеха.
– Прибор. Причиндал. Болт! Пенис! Жезл! Ты что, не читаешь любовные романы? Там этого добра навалом! Как в автомастерской инструментов! – Ржет она. – Кстати, пока вы целовались, ты ничего не почувствовала? Кто знает, вдруг слухи не преувеличены?
Мне приходится обрызгать ее водой из-под крана, чтобы она прекратила. Мы впервые смеемся после смерти Ксюши. И пусть эта легкость недолгая, но она приносит нам обеим немного облегчения.
НИКИТА
– Мам? – Окликаю я ее, когда она выходит из офиса.
Надо признать, мама выглядит прекрасно: ее возраст выдают лишь паучки-морщинки возле глаз и едва заметная продольная складка на лбу, когда она хмурится.
Мама останавливается, поднимает на меня взгляд, и я пытаюсь представить ее совсем юной. Наверное, в свои семнадцать она вообще выглядела как ребенок. Сколько тогда было Олегу Борисовичу? Лет двадцать пять? Тридцать?
– Никита? – Удивляется она. Взволнованно оглядывает стоянку. – А ты чего здесь?
– Решил встретить тебя. – Говорю я. У меня в руках стакан кофе, и я протягиваю его ей. – Лавандовый раф, как ты любишь.
Ее лицо вытягивается. Очевидно, мама чувствует подвох.
– Никит, я…
– Мы так мало общаемся. – Вздыхаю я, вкладывая стаканчик в ее руку. – Нужно больше времени проводить друг с другом. Больше разговаривать, больше доверять, да?
Мы смотрим друг другу в глаза, и складка на ее лбу становится глубже. Она вся захвачена волнением и не знает, как реагировать. Если честно, я и сам не понимаю, как мне удается сохранять спокойствие. Наверное, все благодаря тому, что у меня было несколько часов на раздумья. В ожидании окончания ее рабочего дня я успел пробежать двадцать километров, поорать на берегу во все горло, испортить кроссовки, пиная со психу камни на берегу, и успокоиться.
Сначала мне хотелось закидать ее обидными словами за то, что она выбрала мне в отцы такого самодовольного и эгоистичного придурка, как Фельдман, хотелось обвинить ее в том, что она испортила себе жизнь из-за него, а потом я поставил себя на ее место. Старшеклассница. Совсем как Аленка сейчас. Озорные ямочки на щеках, широкая улыбка – как на фото в альбоме, и короткое школьное платьице.
Она была доверчивой и наивной, видела мир в розовом цвете, читала книжки про любовь и верила, что однажды встретит парня, который станет ее прекрасным рыцарем, верной опорой и сильным плечом. Молодому учителю не стоило труда завоевать доверие юной мечтательницы, а его авторитет в нужный момент, наверняка, сыграл важную роль в принятии ею решений по поводу судьбы будущего ребенка, который так некстати появился в ее животе.
Я был бы полным придурком и никогда бы себе не простил, если бы начал наезжать на мать из-за событий прошлого и обидными словами довел бы до слез. Она все еще одинока, а, значит, скорее всего, не видела от мужчин в своей жизни ничего хорошего.
