— Что? — не понимает Руслан. — Я хотел примириться! Это типа белый флаг.
— Ага, — киваю я, срываясь в безудержное чихание.
— Мне с тобой повезло, — ляпает он не в лад, невпопад.
Глава 3. Нара. Баритон с нотками сажи газовой
Мечты иногда сбываются. С того ужина, который закончился неожиданно приятной прогулкой, я Руслана больше не видела — ни у нас дома, ни в кофейне. Мне бы хотелось отмотать время назад и не быть такой токсичной и грубой.
Все закрутилось вокруг маминой свадьбы, и только в выходные я могу сбежать на дачу. Дача — моя машина времени. Стоит открыть калитку и все, что я так люблю, возвращается. Мама, папа и лето.
Тут все как в детстве — не только в моем, но в папином. Мамины руки пока еще не дошли до этого места, и ремонт ничего не стер. Не нужен мне ухоженный газон. Оставьте бугристый участок, засаженный кривыми, трухлявыми яблонями, которые плодоносят год через год. Я хочу, чтобы в доме оставалась обстановка восьмидесятых. Умоляю, не заменяйте ее штамповкой из "Ikea".
Прошлое пропитывает каждую вещь, а в обшарпанных стенах все еще живет счастливое детство. Пальцем стираю слой пыли со старого лампового телевизора, на котором мы с папой смотрели «Тома и Джерри». Напротив — его любимое кресло. Папа читал запоем, сидя в нем. Помню, как приходила вечерами и залезала к нему на колени, а папа откладывал умные взрослые книги и доставал мою любимую: толстую в изумрудно-зеленом переплете и с названием «Страна Оз» на обложке. Я беру ее в руки, такую потрепанную, но родную и уютную. Раньше казалась больше, а теперь такая легкая и рыхлая. Прижимаю книгу к себе и едва сдерживаю слезы. В груди больно и горячо, а глаза влажные без всякой сирени.
Я любовно укладываю книгу на полированный стол-книжку и выхожу из дома, чтоб сбить градус воспоминай. Все так живо и мертво одновременно. Медленно иду по едва видной в высокой траве дорожке, сложенной из узких плиточек. Вхожу в летнюю кухню, выкрашенную зеленым. Этот цвет почти как зеленая ФЦ. Руслан. Мне так стыдно за свое поведение. Да, он подшучивал надо мной, но как-то по-доброму, и единственный поддержал. С тех пор как не стало папы, Руслан стал первым, кто протянул мне утопающей руку помощи. Я где-то перестаралась: то ли слишком его демонизировала до нашего официального знакомства, то ли слишком рьяно стала оправдывать после. Я до сих пор чувствую прикосновения его пиджака к голым рукам, а в носу стоит смесь парфюма и тиктака. Я даже перерисовала тот арт: расшила ему рот и убрала рожки.
Втыкаю в розетку старенький «Саратов» и взглядом пробегаюсь по стенам. Тут все изрисовано мною четырехлетней. Мама хотела покрасить стены в цвет айвори, но папа был против. Палка-палка-огуречик. Я нарисовала всех нас. Мы с папой вместе, и мама — чуть поодаль. А вот отпечатки наших ладоней: папин — желтый, мой — розовый и мамин — красный. Мы все вместе.
Беру бутылочку воды и возвращаюсь в заросший травой сад. Между двумя яблонями с толстыми стволами натянут гамак. Сетчатый гамак, который однажды вырвал мне родинку на спине. Крови было жуть как много, и шрам остался.
Повязываю парео покрепче и заваливаюсь на пожелтевшую сетку. Подставляю бледную кожу робкому июньскому солнышку. Я одна, и мне от этого хорошо. Мама приедет попозже, и у меня есть как минимум час наедине с собой.
Я затыкаю в уши наушники, включаю плейлист "Massive Attack" и буквально сливаюсь с "Paradise Circus". Может, мне только кажется, что тучи сгущаются? Может, все и наладится?
Вдруг замечаю, что сквозь закрытые веки уже не краснит. Странно, что солнце скрылось так внезапно. Открываю глаза и встречаюсь нос к носу с Русланом, который нависает надо мной и, молча, смотрит. Я в ужасе. На мне старый купальник, размер груди стремится к нулевому, и я слишком сильно раздета для почти посторонних глаз.
— Привет, Дотнара, — ухмыляется парень.
На нем джинсовые шорты, шлепанцы и майка-борцовка с черепом. Тоже бесстыдно на него пялюсь. Оказывается, костюм все это время скрывал загорелый мышечный рельеф. Прикидываю, как бы он смотрелся на рисунке. Тонированная бумага плюс красный карандаш. Нет! Уголь, мел и крафтовая бумага.
Наконец, догадываюсь выдернуть наушники и вместо приветствия выдаю:
— Что ты здесь делаешь?
— Опять ты за свое, Дотнара? — садится в гамак, вынуждая меня подвинуться, и принимается нас покачивать. — Семейный съезд. А мило тут у вас. Кусочек «Совка». В хорошем смысле.
— Ты не приходишь в кафе, — говорю я и проклинаю себя за дурость. Зачем так сразу выбалтывать то, что на уме и сердце?
— Это тоже тебя обидело?
— Нет, — вздыхаю я и, чтоб выкрутиться, добавляю: — Просто не хочу, чтоб ты голодал.
— Я ради тебя приходил.
Сердце подскочило в груди так отчаянно, что мне показалось, что Руслан это заметил.
— Ради меня?
— Да, ты так поднимала мне настроение своими психозиками и реакциями.
Психозики. Мило. Было бы, если б это слово не делало из меня «лунатика».
— А что сейчас?
— Не знаю, — пожимает плечами. — Просто все поменялось.
Смс-ка. От мамы. "Нара, приедем утром. Попроси Руслана остаться с тобой на ночь. Одна не ночуй".
Он тоже прочитал.
— Не бойся, я останусь до…
Рус не успевает договорить, потому что нас накрывает насыщенной долбежкой басов. Кто-то отчаянно сигналит, перекрывая собственные басы, и создавая какофонию звуков.
Руслан поднимается и идет к калитке. Раскрывает ее, и на участок въезжает здоровенная черная тачка. Дверь распахивается и тут…Помните, как появлялась Памела Андерсон в "Спасателях Малибу"? Нет, я вовсе не имею в виду, что та, кто вышла из машины, так же хороша, но
