что тушь тоже размылась, и сижу я как кикимора.
Руслан опускается на колени рядом со мной и накидывает на плечи свою рубашку. Ничего не говорит, а просто смотрит. Взгляд этот такой сострадательный, что надо бы оскорбиться, но он в то же время и такой обнимающий, что хочется завернуться в него, забыв все, что между нами было. Он единственный, кому не наплевать.
— Почему ты не со своей девушкой?
— Мы поругались, и она уехала, — пожимает плечами.
— И ты не понесся за ней?
Молчит. Подбирает с земли палочку и начинает возюкать ею по траве. А потом поднимает на меня глаза и вновь смотрит в упор. Так ноет сердце от его взгляда. Облизывает губы. Они у него такие красивые, и ямочка на подбородке, как у папы была. Я ее не унаследовала.
— Мы часто ругаемся, Дотнара.
— Тогда ты не такой уж и идеальный, — опять выдаю я порцию отменной чуши.
— Ты считала меня идеальным? — улыбается. Не только губами, но и глазами. Не все люди умеют улыбаться глазами. Я знаю, потому что много лиц нарисовала. И еще больше глаз.
— Так говорит твой папа. — Я тоже улыбаюсь, радуясь, что вывернулась из неловкой ситуации.
— Все не так, как он говорит.
Руслан весь покрылся гусиной кожей, а губы посинели. Я встаю на колени и, особо не раздумывая, обнимаю его.
— Дотнара, ты чего?
— Я тебя грею.
Это моя дурь. Я человек порывов. Если что-то растрогало или порадовало, я отплачу. И мне не важно, как нелепо, глупо или неуместно это выглядит.
— Хорошо, — говорит он, укладывает подбородок мне на плечо и аккуратно смыкает руки на спине, которую обтягивает мокрая рубашка.
Я наврала, что грею его. Я просто очень хотела, чтоб меня хоть кто-нибудь обнял. Ладно, не кто-нибудь. Руслан. 1,2, 3….99. Сейчас досчитаю до ста и отпущу его.
— Так почему вы все еще вместе, если постоянно ругаетесь?
— Она сильно изменилась. И продолжает меняться. Мы с детства вместе. В смысле, знакомы с детства. И она не была такой, когда мы начали встречаться. Сейчас же Крис поглотил культ внешности и "Инстаграма".
— Разве внешность не главное?
Он ложится на спину, подсовывает ладони под голову и, смотря в темнеющее небо, уверенно произносит:
— Нет.
— Слушай, Руслан, извини меня.
Поворачивает голову и смотрит удивленно.
— За что?
Я ложусь рядом. Земля мокрая и противная. Мне холодно и жестко, но я стараюсь не трястись. Так не хочется его отпускать. Он не злой. Он на моей стороне. Просто так уж вышло, что его чувство юмора плохо сочетается с моей обидой на весь мир.
— За рубашку. Прости, что испортила ее.
— Брось, я ее ненавидел. Это папа заставил надеть, — усмехается.
— А меня мама заставила надеть то платье.
Держимся, а потом синхронно прыскаем со смеху. Первый раз слышу его смех.
"Все хорошо, Нара! Просто не пугайся этого мира. Не будь ёжиком и раскройся ему", — любил повторять папа.
Он был таким легким, таким веселым и очень отважным. Я не такая. Меня ранит все, и тогда я начинаю отбиваться. Если бы я так остро не реагировала на Руслана в кафе, он бы уже давно смеялся вместе со мной. А может, мой страх просто защитный механизм? Чтоб не подпустить кого-то слишком близко. Ведь если я доверюсь, меня могут бросить. Опять. И тогда я уже не соберу свое сердце по кусочкам.
Нет ничего страшного в том, что я привязалась к Девятому. Он не настоящий. Он почти голос в моей голове. Его можно убрать из друзей в любой момент. Руслан — другое дело. Он настоящий. В него можно влюбиться. А влюбляться нельзя. Даже не потому, что есть Кристина, а скорее потому, что мы даже в теории не пара.
— Мне понравилось платье, Нара, — говорит и засовывает в рот травинку.
Нара. Вот опять. Мы одни и прятаться не от кого. Мы больше не враги.
— Правда?
— Да, оно тебе идет.
Приподнимается на локтях, поворачивается набок и прижимается к моей спине.
— Что ты делаешь? — спрашиваю, почти теряя сознание.
— Грею тебя.
— Она будет ревновать.
— Кто?
— Твоя девушка.
— Это вопрос жизни и смерти. К тому же мы почти родственники — Его дыхание становится горячим на моей ледяной коже.
Родственники. Ага, фейковые. Дотрагиваюсь до его руки, что целомудренно лежит на талии.
— Нара, пора! — слышу у самого уха. Какой же бархатный у него баритон. Темный и глубокий как сажа газовая.
— Что пора? — переспрашиваю как дура.
— Идти домой, греться, ужинать и ложиться спать, — отвечает вполне прагматично.
Руслан поднимается на ноги и подает мне руку. Я с готовностью хватаюсь. Мне уже не хочется казаться сильной и независимой. Его рука такая твердая и такая надежная.
Он натягивает шорты и подбирает с земли мое парео. Я все еще в его рубашке. Очень стараюсь не рассматривать его слишком пристально, но получается слабо. Убеждаюсь, что у него очень красивое тело. Пропорциональное: не субтильное, но и не перекачанное. Я с позиции профессионала интересуюсь. Я же уже рисовала с обнаженной мужской натуры. Я совсем не запала на сводного брата.
Его присутствие делает дачный домик еще более уютным. Я надеваю джинсы и старую растянутую кофту, которую еще мама носила, когда была мной беременна. Руслан дрожит в полумокрой рубашке.
— Ой, тебе же не во что переодеться. — спохватываюсь я. — Сейчас.
Бросаюсь в соседнюю комнату, как Руслан за сиренью в тот вечер. Раньше это была родительская спальня. Не входила сюда с тех пор, как его не стало. Из раскрытого шкафа
