эпоху означало "свойство", "качество" и лишь у ученых юристов I–II вв. (Яволена Приска, Нерация, Юлиана, Гая) появляется в значении "собственность" [3458]. Вплоть до IV в. оно встречается почти исключительно в сочинениях юристов — верный признак некоторой искусственности термина, ограниченности его употребления профессиональной средой [3459]. Только в Дигестах встречается и производный от него термин proprietarius, противопоставляемый, как правило, термину fructuarius [3460]. Прилагательное proprius достаточно активно использовалось в значении "частный", в том числе в таких словосочетаниях, как "частные поместья" [3461]. Но многие авторы, например Саллюстий и Флор, не употребляют его вовсе. Кроме того, оно лишено точного юридического значения. Длительное отсутствие в латыни понятия с такой этимологией представляется важным, поскольку в современных европейских языках (романских, германских, славянских) понятие "собственность" напрямую связано с представлением о чем-то своем, особом, частном — в противовес чужому, принадлежащему кому-то еще. Что же касается слова privatus, то оно противопоставляется publicus [3462]. Так, по Аграрному закону, частное владение на общественной земле превращалось в ager privatus. Оттенок здесь совсем другой.
Словом "собственность" переводят также латинское dominium, но этот перевод несколько условен; еще более условен перевод dominus как "собственник". В данном случае семантика имеет решающее значение. Доминий — это прежде всего власть, господство, обладание чем-то не столько на основании права, сколько в силу волевого решения и обстоятельств, и просто факт, из которого исходят, выстраивая систему права. Не случайно, dominium иногда интерпретируется как potestas [3463]. Отсюда формула dominium et ius, которая, будучи применена к имуществу, переводится не без основания, но, разумеется, иносказательно как "право собственности". Поэтому dominium правильнее было бы толковать как максимально возможную, с точки зрения римлянина, власть над вещью, более полную, чем та, которой он обладал, имея ее во владении или в узуфрукте, границы которых очерчены правом. В соответствии с римскими представлениями о субъекте права, доминий — это власть отца семейства, осуществляемая к тому же (об этом чуть позже) исключительно на италийской земле. Первоначально это, в известном смысле, внеобщесгвенное отношение, обусловленное не столько гражданским согласием, сколько волей человека, который в пределах своего дома и своей семьи сам себе господин.
Насколько позволяют судить источники, термин dominium начали употреблять в интересующем нас значении лишь в самом конце Республики. Первым автором, взявшим его на вооружение, был, как будто, малоизвестный юрист Альфен Вар, consul suffectus 39 г. до н. э. [3464], однако устойчивым и общепринятым он стал уже в эпоху Принципата [3465]. Несмотря на столь позднее появление (или наречение?), институт доминия в основе своей был достаточно архаичным феноменом, в котором власть и собственность еще не дифференцированы должным образом. Dominium — это господство не только над вещами, но и над людьми, над "фамилией", в состав которой входили и рабы, и домочадцы, не исключая обремененных высокими общественными должностями женатых сыновей. По словам Ульпиана, pater autem familias appellatur qui in domo dominium habet [3466]. И хотя доминий над рабами имел определенные отличия от отеческой власти над детьми [3467], важно подчеркнуть именно многозначность термина, ставящую под сомнение возможность безоговорочного перевода его словом "собственность". Отмечу также, что термин dominium не употреблялся в отношении объекта собственности, как то было в средние века и особенно в новое время (ср. фр. domaine). Это всегда право, понимавшееся иногда как наиболее абстрактное имущественное право; в этом смысле Юлиан говорил о dominium usus fructus — к слову сказать, наряду с possessio usus fructus, — и даже о dominium proprietatis [3468]. Доминий не знал временных ограничений, однако приданое жены находилось в доминии мужа лишь до тех пор, пока она сама оставалась под его властью, и (поскольку временный характер обладания вещью считался одним из главных признаков узуфрукта) рассматривалось иногда как ususfructus maritalis [3469]. Эти примеры поучительны как предостережение против попыток уподобить dominium буржуазному институту собственности. Использование слова dominium для характеристики имущественных прав указывает на общественную потребность в понятии "собственность", но эта потребность реализовалась — притом далеко не сразу — лишь с появлением термина proprietas.
Остальные латинские термины, переводимые иногда русским словом "собственность" (например, familia pecuniaque, res mancipi et res nec mancipi [3470]), отражают еще более архаичные представления об обладании имуществом. Римляне так и не выработали абстрактного представления о "собственности вообще". Гораздо настойчивее, чем в наши дни, звучала у них мысль о различиях между землей и прочим имуществом, между имуществом городским и сельским, движимым и недвижимым, между рабами и иным движимым имуществом, и даже между разными видами животных, из которых одни относились, по древней классификации, к res mancipi, другие — к res nec mancipi [3471].
Рассуждая о собственности, римляне прибегали также к косвенным ее обозначениям: посредством упоминания о "полном праве" (plenum ius) на вещь, о ее наследственном характере (patrimonium), о древних процедурах ее приобретения (mancipatio, usucapio) или просто о субъекте этого права (dominus, pater familias). Особо следует сказать о термине census. Первичное и изначально более распространенное значение этого слова — "оценка имущества", "податный Список", "имущественный ценз", но от него был всего шаг до значения "имущество", "состояние". В Дигестах этот термин едва заменен [3472] и поэтому практически неизвестен историкам права. Между тем его активно использовали виднейшие писатели языческого Рима: Варрон, Цицерон, Ливий, Валерий Максим, Плиний Старший, Квинтилиан, Тацит, Светоний и многие другие [3473]. Новые реалии, возникшие в результате реформ Диоклетиана, дали ему второе дыхание и сделали возможным появление третьего значения, оказавшегося самым живучим: "налог на имущество". Отвлекаясь пока от него, замечу, что понимание census как имущества (необязательно облагаемого налогом, хотя это часто подразумевается) характерно для многих позднеантичных текстов, в том числе Кодекса Феодосия [3474] и древнелатинского перевода Библии [3475]. Широко применялись также описательные, лишенные подлинно юридического содержания термины bona, facultas, res, substantia. В русском языке для них есть достаточно точные и притом древние эквиваленты, например "добро" и "имущество". Упоминания заслуживают и конструкции с притяжательными местоимениями meum, suum и т. д., которые были в ходу с древнейших времен. Согласно законам XII таблиц, формула заявления прав на имущество звучала так: meum esse aio [3476]. По свидетельству Цицерона, Гая и ряда других авторов, так выражали свою мысль и в конце Республики, и в эпоху Принципата [3477]. Наконец, римляне часто вели речь о конкретных объектах права собственности (ager, fundus, praedium, villa и т. д.), никак не обозначая юридический
