Узором чувств и силой слов
Я страсть был развязать готов.
Но что же мне сжимало грудь,
Когда ни крикнуть, ни вздохнуть!
Поди, представься: я — поэт,
Ведь ей всего двенадцать лет!..
И мальчик, что пытался в темноте,
И девочка, что все же устояла,
Все разошлось кругами на воде
И акварелью пожелтевшей стало.
А я тебе — из бездны окликая, —
Дала бы все на свете, дураку,
И мне ли заклинать, что я другая
И что в любви не то еще могу?
О Господи, как совершенны
Дела твои, грезилось мне;
Сходились желанья, как стены,
Когда отдалась ты во сне.
И гладил я русые косы,
Глубокий твой сон возлюбя,
И счастья минутного слезы
Мешали мне видеть тебя!
В поисках утраченной позы
Я места ищу для свиданья,
Не знаешь ли, где потемней?
Как сладко волнуют желанья
На фоне стальных кораблей!
А ты подставляешь мне губы
И шепчешь в испуге: зачем?
Зачем вы со мной так грубы,
Ведь я вас не знаю совсем!..
Прыжки, половецкие пляски
Не в силах никто повторить,
Все эти признанья и ласки
Исполнить и тут же забыть.
В глазах несравненная глупость,
Простишь ли поэта, ma belle?
И плоти твоей содроганья
И трепет прибрежных огней,
Я места ищу для свиданья,
Не знаешь ли, где потемней?
Лежишь, как будто в забытьи,
Моим движеньям подчиняясь,
А я шепчу слова любви,
Губами губ твоих касаясь.
А мне бы умереть любя,
В безумной неге упоенья,
Когда приходишь ты в себя
И снова жаждешь наслажденья!
Девы младые, о, девы младые,
Любят вас ранней и поздней порою,
Любят горбатые, любят хромые,
Юноши бледные, старцы седые,
Грешники млеют, лелеют святые,
Как не дрожать по ночам над пиздою!
До сей поры меня страшит
Былое наслажденье,
Один ее любезный вид
Внушает отвращенье.
Но что такое этот стыд,
Мольбы, признанья, ласки,
Когда ее любезный вид
Страшнее всякой встряски!
Все эти позы и прыжки,
Любви твоей причуды,
Когда сужаются зрачки
Возлюбленной Гертруды.
Но как любовь ни назови,
Разврат — сказать по чести;
Свихнется от такой любви
Любой на этом месте.
В ее глазах упрек немой
Былого наслажденья;
В моей душе звенят струной
Все тайны обольщенья.
Раздевшись, ты покажешь мне,
Что есть на самом деле;
Когда мечтаешь на спине,
Я всякий раз у цели.
Наверно, дар мне вещий дан,
А на душе смятенье…
И длится, длится наш роман,
Внушая отвращенье!
От уличных девок сошли мы с ума,
Ты знаешь об этом, подруга, сама;
Стряхнуть бы рукой мне похмелье,
Все в прошлом — свиданья, веселье!.
А плечи и спины мелькают во мгле,
Но всё то я видел на бедной земле.
Без блядства не сделать ни шага,
Что скажешь на это, бродяга!
Они не видят и не слышат,
Живут в сем мире, как впотьмах;
Когда ебут их — ровно дышат
И жизни нет в пустых очах.
Лучи к ним в душу не сходили,
Весна в груди их не цвела,
Они с ума нас не сводили,
Их страсть не мучила, не жгла.
Не пели ангелы над ними,
Им чудеса — не чудеса!
И языками неземными
Не волновали голоса.
Не их вина: никто не сможет
Нарушить блядский их покой,
Увы, души в них не встревожит
И голос матери самой!
С глаз долой! Среди белого дня
От любви я своей отступил.
Только как ты теперь без меня?
Я подумал и тут же забыл.
Что искал я под вечной луной,
О высоком и низком скорбя;
Ты прошла, словно жизнь, стороной,
Только как я теперь без тебя?
И поцелуй безгрешный мой,
Над телом женщины порхая,
Как ласточек небесных стая,
Летит стремительной стрелой.
Смотрю на гордый профиль твой,
Невинным был еще вчера я;
Не ты ль, судьбой моей играя,
Всю ночь торгуешься со мной.
Любовь пьянит меня. Пустое!
Я овладел красоткой стоя.
Ты плачешь? Веры нет слезам.
Скользя над падшею красою,
Поверить ласкам и словам
И стать на миг самим собою!
Сонет
(италианским размером)
Люблю, люблю, когда в тени густой
Младая дева подо мной вздыхает,
И верный хуй мой трепетной рукой
В узилище с любовью направляет.
Стремлюся к ней всей силой. Боже мой!
Вкруг тела ножки с чувством соплетает
И взор, увлажненный восторженной слезой,
На подвиги меня благословляет.
Порхал я днесь, напомнив мотылька,
Но по спине хлад пробегает скорый,
Чья обовьется вкруг нее рука?
Где опочиют ищущие взоры,
Дашь знать ли о себе издалека?..
Осенним вечером отпрянешь ты, виясь,
В неверных сумерках притихшей Идумеи,
Ланиты бледные, а волосы, как змеи,
Открыв глазам моим божественную грязь.
Я сыпал рифмами в созвездьях золотых,
И сердце в ссадинах, и кровь признаний стыла;
Крест-накрест лилии, но ты к себе впустила,
Когда ни трепета, ни слова с губ немых.
Встречаются взоры сливаясь с мечтами,
В бездонной пучине безумных желаний;
Вновь звезды мерцают, лаская лучами,
В каком-то забвении слов и лобзаний.
И ты, становясь с каждым мигом доступней,
Чем дальше, тем ниже скользишь безотчетно,
И нет ничего в этой тьме безрассудней,
И счастье так близко и бесповоротно!
А там, в глубине обнимают колени,
По бедрам плывут светоносные пятна,
И падают замертво блики и тени,
И только тебе эта близость понятна!..
О, Майя, о прилив химер неуловимых,
Там наслажденья миг, там горечь слез незримых,
Все, все открылось в ней… и с вечною мольбой,
По смятым простыням влечешь ты за собой.
Неверный мрак аллей средь городских развалин,
Свет темных глаз ее, двух золотых миндалин,
Под игом горьких дум, все так же я люблю,
Хоть сердцу уж давно сказал: «Уйди, молю».
О, Майя! Факел мой, пылающий в деснице,
Ты робкий ветерок мерцающей денницы,
Миг — и пожар завыл среди полнощной мглы,
На твой костер, любовь, слетаются орлы.
Вновь демоны ночей ступают по каменьям,
Так самый воздух полн и тайной и забвеньем,
Терзая плоть мою, бросаешь мне: «Живи!»
Прекрасная как смерть, как первый сон любви.
Льется музыкой ветер осенний,
Нежным шепотом бредит аллея,
А над сердцем беспечным, алея,
Веет веер минутных влечений.
Бьются бабочки, мечутся тени
И зовут, словно шлюхи, в объятья;
С мертвых губ не сорвутся проклятья,
Не раздвинуть мне эти колени!..
Любовью был твой облик напоен,
Осенний сад в его уборе мертвом
Парил над нами вечным натюрмортом,
Открытый взору с четырех сторон.
Струились волосы, и бредил Аквилон
Над захолустьем желтым, как всегда,
Там голосом нетвердым
Ты мне шепнула: «Да».
Зима ушла за волнолом
И прячется от пылких взоров,
О, Млечный Путь, ты за холмом,
Ты ярче всех земных узоров.
Вновь распускается побег
Над магией соленой пены;
Смеркается, и новый век,
Как вкопанный застыл у сцены,
В разброде своевольный март,
Срываясь с оголенных веток,
Так хуй въезжает в арьергард
С передовых своих разведок!
Настежь дверь — ни дуновенья,
Льются сумерки забвенья;
Там в листве от всех невзгод
Ты хранишь запретный плод.
Дрозд скорбит, попавший в сети,
Дух клянет мирские нети,
Шлюха плачет взаперти —
Не с кем ножки развести!
Каплет дождик мертвой скуки,
Грезит мученик науки;
Слышен мне сквозь гомон птиц
Скрип заветных половиц!..
Как май полыхает!.. Светает. Пора!
Накинешь доспехи и прочь со двора.
Не ты ли цепочкой играешь нагая
И смотришь в окошко, почти не мигая;
Рожденный разлукой колеблется звук,
А скрученный локон на пальце упруг.
Становятся ближе ночные светила,
Ты в самое сердце поэта пронзила.
Там губы пылают, как будто в огне,
