Всеволод Рождественский - Стихотворения

Подари мне молчание, лес, подари!
То, что скажется мною, всё будет бледнее
Этих сосен, ушедших под купол зари,
И ветвей, где, нахохлясь, сидят снегири,
В хлопьях снега пушистою грудкой алея…
Подари мне молчание, лес, подари!

Всё ты высказать можешь, умея молчать
Там, где мне ни раздумий, ни слов не хватило.
Заискрилась сугробов колючая гладь.
Стали белые пчелы меж елок порхать,
Словно тайная музыка их закружила…
Всё ты высказать можешь, умея молчать.
 …………………………………………
Кто сказал, что бессильны все наши слова
Перед этой безмолвною речью природы,
Что нельзя нам понять, как вздыхает трава,
Почему эта звездная заводь жива
И шумят, торжествуя, весенние воды?
Кто сказал, что бессильны все наши слова?

Как бы солнечный мир мог и мыслить и петь,
Если б не было в нем человечьего слова?
Струны есть у души, чтоб ответно звенеть,
И в ночи, где раскинута звездная сеть,
Брать достойную часть золотого улова.
Как без нас этот мир мог бы мыслить и петь?

От наших дружб, от книг университета,
Прогулок, встреч и вальсов под луной
Шагнула ты, не дописав сонета,
В прожектора, в ночной октябрьский бой.

Сгорали дни и хлопали, как ленты
Матросских бескозырок. В снежный прах,
В огонь боев, в великие легенды
Входила ты на алых парусах.

Что пыль веков перед прищуром глаза
У линз бинокля, перед языком
Ночных атак и точного приказа,
С сердцами говорящего, как гром!

В нем блеск и свет, в нем жизни утвержденье,
Огонь мечты, прозренье чертежа
И лучшее твое стихотворенье,
Сверкнувшее, как острие ножа.

А город мой, свидетель грозной славы,
Весь устремленный в светлые года,
Живет в тебе, как первенец державы,
Как зодчий нашей мысли и труда.

И если Революция когда-то
Предстанет нам как Юность, это ты,
Ты, женщина, союзница бушлата,
Возьмешь ее прекрасные черты!..

В Японском море спутница «Варяга»,
«Корейца» броненосная сестра,
Не посрамив андреевского флага,
Она во вражьи била крейсера.

Казалось бы, покой ей уготован
На пенсии, за выслугою лет,
Казалось бы — пора отдать швартовы,
Уйти на слом, стереть свой пенный след.

Но, видно, прозвана была недаром
«Авророй» наша ранняя заря.
Ей суждено слепительным ударом
Нести по миру эхо Октября.

Навечно врезан профиль величавый
В наш ленинградский северный туман,
Стоит трехтрубным памятником славы
Великого восстанья ветеран.

И в яркий полдень, и сквозь дождик серый
К «Авроре» над просторами Невы
Приходят экскурсанты, пионеры,
Как к ней не раз еще придете вы.

Ее в морях водили наши деды,
Она открыла Первый день Земли.
И салютуют первенцу победы
Потомков боевые корабли.

Летит апрельский снег
На крыши городские.
Его воздушный бег
Я вижу не впервые.

Порхающие сны,
Бесшумное скольженье…
Как будто с вышины
Осыпал сад цветенье.

Он тает на лету —
Последний снег весенний,
Являя красоту
Извечных повторений.

Такой он молодой,
И свежий, и мгновенный,
Спокойный вестник мой
Из холода вселенной.

Годов прожитых нет —
Одна весна живая…
Мой яблоневый цвет,
Лети, не уставая!

«Два льва крыльцо мне сторожат,
На тощих пуделей похожи.
У губернаторских палат
Стоять заморышам негоже.

Прыжок на кость в один присест?
Грызня собачья из-за снеди?
Нет, для присутственных сих мест
Пристойней были бы медведи!

Князьям олонецких чащоб,
Столь отдаленных от столицы,
Приличней было б, морща лоб,
Блюсти закон императрицы.

Они сумеют шкуру снять,
Сослать строптивца в колымаге,
Прихлопнуть лапою печать
На государственной бумаге.

А мне ты долг иной назначь —
От губернаторства подале.
Уж лучше буду петь Кивач,
Как я — бушующий в опале.

Не посрамлю и здесь пера,
Подняв в веках витийства пламя:
„Алмазна сыплется гора
С высот четыремя скалами.

Жемчугу бездна и сребра“
Ревет, гремит по скалам взрытым, —
Зане зрю много в ней добра
Порфироносцам и пиитам!»

Лежит земля в священной немоте,
Укутанная равнодушным снегом,
А звезды так же в мерзлой высоте
Сопутствуют ей молчаливым бегом.

Но где-то зреет в глубине зерно
И ждет, что в широте многоголосья
Воскреснувшей природы и оно
Родит широкошумные колосья.

Извечный круг — от смерти в бытие,
И снова в тьму для светлого начала…
Продлись, существование мое,
Мне времени всегда недоставало!

Пока живу, пока дышу,
Иного счастья не прошу.
Всё уходящее, живое
Теперь ценнее стало вдвое.

Не надышаться, говорят,
На перекрестках расставанья,
Но и последний этот взгляд
Мне дарит радость обладанья.

Да, старость надо принимать, как дар,
Как чашу, что наполнена до края,
И не дана нам молодость вторая,
Хотя и не остыл душевный жар.

Но если годы обостряют зренье,
Смывая близорукости туман,
Считай, что все соблазны повторенья —
Вновь найденный тобою талисман!

«Для чего дано мне зрение,
Если мир необозрим
И мгновенные видения
Исчезают, словно дым?

Для чего мне сверхвнимательный
И пытливо ждущий слух,
Если мир очаровательный
К нам порой бывает глух?

Для чего мне выбирающий
И придирчивый мой вкус,
Если мир, всё время тающий,
Не скрепляет наш союз?

Для чего мне осязание,
Если всё ж не побороть
Оболочку мироздания,
Существа живую плоть?

Для чего мне обоняние,
Если в запахах земных
Все привычные названия —
Лишь намек на сущность их?»
…………………………………
«Всё ж без них, примет тех вкрадчивых,
Был бы пресен мир и пуст,
Вот зачем нам пять обманчивых
И порой коварных чувств.

Всё, что в мире есть чудесного,
Я пятеркой чувств пойму.
А шестое — неизвестное —
Мне и вовсе ни к чему!»

Облака — пилигримы
Поднебесных пустынь,
Ваши легкие дымы,
Ветром взморья гонимы,
Расплываются в синь.

Петропавловской шпаги
Блеск в густой синеве,
Словно штрих на бумаге,
Продолжает зигзаги
В просветлевшей Неве.

Седину Ленинграда
Озарила весна,
Вазу Летнего сада
Овевает прохлада
Пробужденного сна.

Город с сердцем героя,
С небывалой судьбой,
Поднимаясь и строя,
Отдыхай после боя,
Награжден тишиной.

Стой, соратник державы,
Давший ей бытие.
Ловит шпиль величавый
Отблеск чести и славы
На свое острие!