Степан Макарович. Что у вас тут происходит, полуночники? По какому случаю в три часа ночи митинг?
Екатерина. Послушай своего сына, Степан Макарович. Василий надумал учиться. Бросает дом и колхоз. В школу поступает. (Иронически.) Я ему сумку для книг сошью. (Мужу.) Хочешь, я тебе старую Алешину сумку дам? Пригодится.
Агафонов (сжав кулаки, раздраженно). Давай, пригодится! Ох, бабы! Бабы! Все они одним миром мазаны.
Степан Макарович. Ты что, свихнулся, сынок?
Агафонов. Ты, Степан Макарович, в мои дела не вмешивайся. Мои дела — мой ответ.
Степан Макарович (раздраженно). Что? Ты кому это говоришь? Отцу? (Повысив голос.) Кто хозяин в этом доме: ты или я? (Еще громче.) Может, вам напомнить, кто я такой?! (Ударив кулаком по столу.) Раскудахтались, как куры на насесте. Ты командуй у себя, в правлении колхоза, а здесь — я правление, я — хозяин!
Агафонов. Будь ты в доме хоть трижды хозяин— мы тебя таким и считаем, — а в моих делах я сам себе хозяин!
Степан Макарович (ошеломлен, Гордею). Слышишь?
Гордей. Слышу, отец! (Хитро.) И возмущаюсь! Конечно, ты хозяин дома, и все мы, можно сказать, под тобой ходим. Как же иначе? В этом вопросе Василий ошибается. (Брату.) Извинись перед отцом. Но (подняв палец, понизил голос) что касается колхоза, он действительно прав.
Степан Макарович (метнув взгляд на Гордея). Как это прав? (Напряженная пауза.) Откуда ты знаешь, прав он или неправ? Ты же двадцать лет земли не нюхал. Двадцать лет не сеял, не пахал. Что ты в наших делах понимаешь? Весь колхоз на нашу семью с любовью смотрит… Только и слышишь: Агафоновы… Агафоновы… (Сердито.) А если Василий уже не председатель? Что от этих Агафоновых останется? Срам и пустое место… А ты говоришь, он прав. (Многозначительно.) Советчик!
Гордей. Да, отец. Василий прав. Во главе такого колхоза, как ваш, должен стоять агроном. В наше время на одной практике далеко не уедешь. Но… (притворно грозно посмотрел на брата) он, конечно, неправ: наш хозяин ты, отец!
Степан Макарович. Да, сынок… Туманно ты говоришь… И туда и сюда… Ничего не пойму!
Гордей (хохочет). Вы оба правы, Макарыч! Это уже честное слово…
Екатерина (вздыхает). Ох, горе-горе!
Входит заспанный Алексей.
Алексей. Что ты причитаешь, мать, будто в доме покойник?
Степан Макарович (Алексею). Послушай своего отца, тогда поймешь.
Алексей (садится). А я все слышал.
Степан Макарович (вопросительно). Ну?
Алексей (после паузы) Я с отцом… во многом согласен.
Степан Макарович (раздраженно). Все с ума сошли! Сговорились вы, что ли?
Агафонов. А в чем ты, собственно говоря, со мной не согласен?
Алексей молчит.
(Сердито.) Отвечай! Чего смотришь на меня как истукан?
Алексей. Я слышал, что ты говорил обо мне.
Агафонов. И, конечно, не согласен? Придираюсь я к тебе? Говори!
Екатерина. Чего ты привязался к парню?
Агафонов (Гордею, указывая на Екатерину). Видишь, так мы его и воспитывали: я — на него, она — на меня! И вот что получилось (показывает на Алексея)… Все двадцать пять лет за спиной матери прячется. А ты мне советуешь передать в его руки бразды правления!
Гордей. Ты, Василий, не передергивай. Я этого не предлагал.
Алексей (вдруг подняв голову). Не сердись на меня, Василий Степанович. Я сам знаю, что мне с колхозом не справиться.
Агафонов. Ты и со своими делами не управляешься. Об этом уже громко говорят.
Екатерина. Кто говорит? Рябинин! Со зла говорит твой Рябинин… которого ты на нашу голову из Москвы притащил…
Алексей. Ты Рябинина не трогай, мать! Он верно говорит.
Екатерина (выйдя из себя). Что ты сказал?
Алексей. То, что ты слышишь.
Екатерина (зло). Видишь, Василий, что ты наделал? Уходи с богом! Уходи на все четыре стороны! Куда глаза глядят! Только чтобы я тебя больше не видела!
Агафонов. А может, я никуда и не пойду. Останусь бригадиром…
Степан Макарович (рассвирепев). Что? Я тебе не позволю срамить мою семью. Тогда лучше убирайся из колхоза!
Агафонов (посмотрел на брата). Пойми, Гордей, они хотят сохранить доброе имя Агафоновых. (Отцу и Екатерине.) А если этот Агафонов похоронит доброе имя колхоза, вам на это наплевать?
Екатерина. С чего ты это взял? И впрямь взбесился человек. Разве кто-нибудь тебя ругал? Все — и колхозники, и райком, и даже сама Москва, — все хвалят Василия Агафонова.
Агафонов. А я не хвалю… Я собой недоволен… Я себя последними словами ругаю. Что? Не нравится вам? Я сам член бюро райкома и не хуже райкома знаю, что мне с такой махиной, как наш колхоз, не управиться. Вы уж меня извините, но интересы колхоза для меня дороже доброго имени Агафоновых.
Степан Макарович (горько вздохнул и покачал головой). Все вверх дном — и семья и дом…
Агафонов (хитро подмигнув Гордею). Хочешь знать правду, кто во всем виноват? Отец!
Степан Макарович. Я?! Да ты что, еще издеваться вздумал?
Агафонов. Почему одному сыну (показывает на Гордея) все, а другому ни черта? Одному — образование, университеты кончать, а другому — крестьянствовать?
Степан Макарович. Я Гордею никакого образования не давал, он его сам получил, а ты, лодырь, с трудом азбуку одолел. На какие шиши я дал бы вам образование? Что у меня за душой было? Дырявая хата да рваный армяк!
Гордей. Вот и отец ударился в воспоминания…
Вдруг у самых дверей раздается стук колотушки.
Екатерина (испуганно). Это еще Тарас на мою голову…
Степан Макарович (сердито). Подслушивал, наверно, старый хрен. Эх, не люблю я сор из избы выносить. (Встает.) Я ему покажу!
Екатерина. Не надо, отец. А то он на всю деревню раструбит, что у Агафоновых неладно.
Стук в дверь.
Гордей (смеясь). Войдите.
Тарас. Что это вы по ночам не спите? Дискуссия у вас, что ли? Может, Гордей Степанович чего-нибудь про войну и мир рассказывает? Страсть как люблю слушать. (Идет к столу.)
Степан Макарович. Интересно, откуда ты узнал, что мы не спим?
Тарас. А как же, когда во всех окнах такой свет, будто в доме свадьба. Ну я, как ночной сторож, по долгу службы обязан заинтересоваться…
Степан Макарович. Ходят тут всякие паразиты… Днем с сыном в своем доме не дадут поговорить. Вот приходится ночью балакать… И то не получается. А ты что, Чижик?
Тарас. Я… ничего… Хожу и постукиваю… Сторожу…
Агафонов. Знаю, как ты сторожишь! Одна видимость.
Тарас (обиделся). Ах, тебе не нравится, председатель? Ну и ладно. Сторожи сам… Другого ночного сторожа тебе во всем колхозе не найти, люди в Герои рвутся. Кто же захочет в колотушку бить? Меня одного, старого дурака, нашли.
Агафонов (примирительно). Тебе же, Чижик, за это трудодни насчитываются.
Тарас (смеется). А как же иначе? Что я, по-твоему, даром буду колотить? (Бьет в колотушку.)
Степан Макарович (вздохнув). Эх! Несознательная ты личность, Тарас.
Гордей. Что ты, отец! Я с тобой не согласен.
Тарас (Степану Макаровичу). Видишь, собственные твои сыновья с тобой не согласны.
Степан Макарович (с горечью махнув рукой). Подслушивал, подлец.
Тарас. Ей-ей… И в мыслях у меня этого не было. Мне твои разговоры неинтересны.
Гордей. Ты ведь у нас артист.
Тарас. Я и есть артист. Хочешь «Светит месяц» сыграю?(Выбивает на колотушке ритм.)
Гордей смеется.
А хочешь — «Барыню»? Изволь, за милую душу. (Выбивает ритм и подпевает.) «Барыня, барыня, сударыня барыня». Я двадцать лет каждую ночь вот так колочу. А когда скучно становится, сам себе песни играю… (понизив голос) и… развлекаю молодых голубков, что прячутся по углам. (Громким шепотом, хитро прищурив глаз.) Вот и сегодня вечером нашего приезжего гостя моей музыкой угощал… Он тоже, как голубь, в темноте ворковал…
