Геспериды или Творения человеческие и божественные - Роберт Геррик

С Эротом как-то раз мы (верьте, право)

В «Пуш-пин» играли, детскую забаву,

И, будто ненароком, палец мой

В игре проткнул он золотой иглой;

Нарвал мой палец; хитрый визави

Так ядом отравил меня любви;

На пальце кровь, но боль не в нём сильна:

Мне жаром страсти сердце жжёт она.

Где лучше розы, был вопрос,

И я сказал в ответ:

На щёчках Джулии – тех роз

Прекрасней в мире нет.

Эрот блохой укушен – слух

Такой пошёл из уст старух;

Они, мол, видели, как он,

В слезах, укусом удручён,

Кричал в отчаянье – спасите,

Бальзам и корпию несите!

Кладите мазь – болит, нет сил,

Там, где стилет меня пронзил!..

Но боль прошла – и вновь Эрот

Хорош и резв, и метко бьёт.

Я как-то к Паркам в поздний час

   Прибрёл, идя на свет;

Из адиантума как раз

   Плели они браслет.

Спросил, смеясь, – о чьей судьбе

   Заботятся они?

«Прядём, – ответили, – тебе

   Нить жизни, вот, взгляни».

«Что ж, нить прекрасна, вам под стать, —

   Я им, – плетите всласть,

А то и можете порвать

   Хоть нынче, ваша власть».

На смену одному – другое горе:

Так катят друг за дружкой волны в море.

Забудем с Джулией едва ли,

Как в лунку косточки кидали;

Итог устроил нас вполне:

Ей – косточка, а лунка – мне.

Когда умру, меня в тиши лесной

Листвой и мхом по-доброму укрой;

Пусть нимфы мне пристанище найдут,

А ты мне спой, где будет мой приют,

И напиши на листьях мне тогда:

Почил здесь Робин Геррик навсегда.

С рожденья своего, друзья,

   Не знал я хуже мест,

Чем Девоншир, где ныне я

   Несу свой тяжкий крест.

Но я нигде писать не мог,

   И это признаю,

Таких благочестивых строк,

   Как в мерзком сём краю.

Земля! Земля! Земля, услышь мой глас!

Молю – укрой любовно в скорбный час;

Я ныне изгнан, но вернуться б мог:

Для урны мало нужно – твой клочок…

Вишни спелы – не зевай,

Подходи и покупай;

Если спросите – откуда

Эти вишни, это чудо? —

Есть, скажу, вишневый край,

Остров счастья, остров-рай;

Там всех слаще и спелей

Губы Джулии моей.

Пусть амбры дивный аромат

Шелка струят – я буду рад.

Амброзии благоуханье

Пусть льёт из ваших уст дыханье.

Но только прелестей нектар

Во мне поднимет страсти жар.

Антея, ночь близка, выходит срок:

Я, твой слуга, от смерти недалёк;

Хочу лежать под дубом тем святым,

Что возле храма; схорони под ним:

Там обо мне, ход крестный совершая,

Хоть раз в году ты вспомнишь, дорогая.

А то мои останки (сделай честь)

Вели в гробницу, где ты ляжешь, снесть;

Не бальзамируй: для меня бальзам —

Твой прах священный – вечно будет там.

Мне сон привиделся, и в нём

На ложе в розах – мы вдвоём;

Тепло и сладко было нам

Так возлежать – уста к устам;

Но вот ты шепчешь (всё во сне):

«За грех мой будет стыдно мне»;

И я, пылая, превозмочь

Страсть всё же смог: свидетель – Ночь.

И был, хоть пуст, но сладок сон —

О, если б повторился он!

Мы вместе – днём, в ночи – разобщены:

Свои миры нам открывают сны.

Своих амбиций нам не превозмочь:

Быть королём любой из нас не прочь.

Коль придётся смерть приять

До того, как сдам в печать

Книгу, – время улучи,

Дабы сжечь её в печи:

Не пристало в жизни вечной

Книге быть небезупречной.

Мощней, чем серебро, оружья нет:

Сражайся им – и покоришь весь свет.

Воду, воду мне несите —

Дом мой, плоть, в огне, спасите! —

Из ключей, ручьёв, колодцев

Вёдрами иль как придётся…

А не тушится мой дом —

Рушьте, город ведь кругом,

Риск для всех – и потому

Сгинуть лучше одному.

Коль скажут, что была, мол, ты красива,

Ответишь: не была, а есть; что лживо

Лишь зеркало, в котором искажён

Прекрасный лик твой – тускл, неярок он.

Но всё ж