Где она? Ты даже не представляешь, как я жажду ее увидеть. Она похожа на свою мать? Та была такой красавицей!
— Кройнделе, Кройн-де-ле! — хрипло позвала Эстерка. — Иди сюда! Дядя хочет тебя увидеть…
Она позвала девочку без привычной радости, голосом, надтреснутым, как ее разбитое сердце. Но Алтерка не расслышал нюансов тона. Его лицо вытянулось по совсем другой причине.
— Как-как? — спросил он. — Ты ее называешь Кройнделе? И она — тоже?
В первый раз с тех пор, как Алтерка переступил порог ее дома, Эстерка покраснела так, будто ее поймали на краже:
— А как же ты хотел, чтобы я ее называла… чтобы ее звали? Ведь ее мать умерла при родах…
— Ах, да, понимаю, — задумался Алтерка. — Имя в память о покойной матери… — Но через мгновение снова задумался: — Странно. Ты никогда не писала, как ее зовут. Просто — дочурка Кройндл…
Опустив голову, в зал вошла обаятельная малышка с высоко взбитой прической из шелковистых темно-русых волос. Просто — маленькая дамочка. На ней было длинное платьице со шлейфом из блестящего материала, с глубоким вырезом на груди и с короткими сборчатыми рукавами. Все «по моде». Мягкий голубой шарф был наброшен на затылок и свободно свисал с ее плеч. Все для того, чтобы ее туалет не отставал от туалетов взрослых дам. Так было принято в то время.
Платьице сшили из слегка поблекшего серебристого атласа. В этой расцветке Алтерка сразу же узнал вкус своей матери. Она всегда была чувствительна к цветам и эффектно сочетала их в своих нарядах. Ее бывший жених, аптекарь из Шклова, просто сходил от этого с ума. И это он, Алтерка, тоже очень хорошо помнил… Здесь, в туалете сиротки, голубой шарф должен был подчеркивать красивую голубизну глаз, а длинное платьице — увеличивать ее рост, и так большой для ее возраста. Этой маленькой Кройнделе было примерно восемь, но из-за одежды и роста она казалась одиннадцатилетней.
Малышка, наверное, сама чувствовала это. Потому что опустила глаза, и легкий румянец залил ее детское лицо. Это она тоже сделала «как большая», как смутившаяся девушка на своем первом в жизни балу. В семье Эстерки и в семье Ноткиных это было обычно. Здесь очень рано созревали и очень рано ощущали влечение к противоположному полу: Менди, Алтерка, Эстерка, покойная Кройндл — все они с ранней юности были уже маленькими мужчинами и маленькими женщинами.
3
В первый момент Алтерка Ноткин был разочарован. Он надеялся увидеть перед собой копию Кройндл, только с голубыми глазами. Потому что о том, что у сиротки глаза голубые, мать не раз писала его деду в Петербург… А тут он увидел довольно рослую девочку с русыми волосами и белой кожей. Свою мать, в которую Алтерка в возрасте бар мицвы был так влюблен, она напоминала очень мало. Она была вообще другого типа. Он, казалось, знал этого человека, но никак не мог сообразить, кто же это. Лицо девочки очень отличалось от лица ее матери, особенно губы, щеки…
Свое разочарование гость выразил тем, что слегка растягивал слова и загадочно усмехался. Так, по крайней мере, показалось Эстерке.
— Ай, мамка, по твоим письмам к деду, я… мы думали…
— Что вы думали? — поспешно перебила его Эстерка.
— Я и дед, да будет ему земля пухом, думали, что твоя воспитанница похожа на свою мать, только глаза у нее другие. Ничего подобного. У нее совсем другое личико. Ростом, может быть…
С сухими горящими глазами Эстерка ловила сейчас каждое слово Алтерки, каждое движение губ. Ей казалось, что судия, пришедший из-за гор, снова начинает свой суд. Пока еще он вроде бы улыбается, но уже вот-вот станет суровым и вперит в нее свой колючий, пронзающий насквозь всевидящий взгляд…
Но прибывший судия в образе Алтерки даже не посмотрел на нее. Он все еще с любопытством рассматривал сиротку и делал свои замечания:
— Что она совсем ни на кого не похожа, нельзя сказать. Какое-то сходство у нее есть… с кем-то знакомым. Только никак не соображу, с кем… — Он сам себя перебил и дружески подмигнул смущенной сиротке: — Иди сюда, Кройнделе! Дорогая моя…
Малышку пришлось уговаривать. Она пугливо оглянулась на свою тетю — позволяет та или нет. Своим детским чутьем она почувствовала, что тетя почему-то недовольна «дядей».
Алтерка не стал ждать, он схватил девочку за ручку и притянул к себе. А как только она оказалась у него между колен и он почувствовал тепло ее стройного детского тела под гладким атласом платьица, его разочарование пропало. Его проняла легкая дрожь любви. Наверное, это был след обаяния ее умершей матери, Кройндл, запоздалые прикосновения красивого тела, которое он, по его мнению, когда-то обнимал ночью в маленькой спаленке… Тронутый до слез, он стал гладить ребенка по спинке.
— Я знал, — сказал он, — твою мамочку… Тоже Кройндл. Она была красавицей… редкостной красавицей…
Изжелта-бледная, с горящими глазами, Эстерка смотрела на эту сцену и сама не знала, что при этом чувствует. Ревность — потому что ее так пренебрежительно заменили на другую, ее бывшую служанку? Или все-таки удовлетворение? Глубокое удовлетворение, что ее выросший единственный сын даже не догадывается и, наверное, уже никогда не догадается… Однако эта двойственность — затаенная борьба между темным чувством и ясным пониманием — вызвала у нее странное раздражение и развязало ей язык, словно отнявшийся в предыдущие пару минут. Эстерка заговорила от всего сердца, так, будто пыталась оправдаться и непременно убедить своего нежеланного гостя:
— Нет-нет! Она не похожа на свою мать. Не понимаю, откуда ты это взял… Дочери всегда похожи на отцов… Она похожа на своего отца… На арендатора из Лепеля… Кройндл вышла за него замуж вскоре после того, как бежала из Шклова… Вылитый он…
Эстерка говорила словно в бреду, но сразу сообразила, что пустилась в опасную игру… Для чего она сказала, что дочь всегда похожа на отца? Не надо было этого говорить… Это лишнее… Но, может, так и лучше! Если хочешь кого-то ослепить, надо резко поднести поближе к его глазам лампу.
Но и «сияющее ослепление» тут же оказалось под угрозой. Потому что девочка с удивлением посмотрела на Эстерку и в своей детской честности произнесла:
— Тетя… Ведь у моего папы черные волосы…. Совсем черные.
— Ах… что ты знаешь? — покраснела Эстерка. — Ты ничего не знаешь. — Она буквально пронзила девочку суровым взглядом, будто накричала на нее без слов: — Ты была еще совсем маленькая, когда твой папа приезжал тебя навестить. С тех пор вы не виделись, он давно уже
