торчит затылок идущего впереди, а идущий сзади наступает тебе на пятки.
— А как мы вообще-то набрели на эту тему? — прервал вдруг Пальтсер цепь неприятных воспоминаний. — Да, верно, — разговор шел о дружбе. Так оно и есть. В трудные дни люди сильнее привязываются друг к другу. Сейчас у нас нет сколько-нибудь значительных трудностей и, может быть, поэтому мы не умеем ценить дружбу. У меня возникло очень сильное чувство общности с тем человеком, который встретился вам в коридоре общежития. Сложная биография. Что ему пришлось пережить — и не расскажешь! Он осуществил то, о чем я лишь робко подумывал. Семь месяцев скрывался от тотальной мобилизации в деревне у родственников; по ночам спал в погребе для картошки, в специально построенном тайнике. В буквальном смысле подпольщик. В это время жена и дочь погибли в Таллине под бомбежкой. Теперь он уже седьмой год живет в общежитии, как подстреленный ворон, выглядит на десять лет старше своего возраста. Когда я встал к станку, его дали мне в наставники, что ли...
— А я как раз хотела спросить, как ты справился на заводе без соответствующей подготовки?
— Там же нет ничего сложного. Кроме того, некоторую практику я получил в России. Начальник лагеря для военнопленных почему-то относился ко мне, как связисту, с уважением. Два коммутатора я построил, будучи в лагере. Вот такое дело. Живем неплохо и с Михкелем Траллем отлично ладим. Великолепный человек. Осенью мы с ним соорудили один аппарат. Интересно было наблюдать Михкеля за этой работой. Одной целесообразности ему недостаточно. Он стремится к тому, чтобы работа и с внешней стороны выглядела красиво, чтобы все до последней детали было чисто отделано. Мне удалось выторговать у начальства разрешение и материалы для сооружения несложной опытной установки. Тралль вызвался помочь. Тут мой чисто личный интерес, он ничего за это не получает. Но, помогая мне, он вошел в такой азарт, налаживает и отделывает установку, точно на выставку. Я ему говорю, что внешняя красота тут не имеет никакого значения, а у него, видишь ли, каждая гайка, каждый винтик должны быть отшлифованы.
Айта заинтересовалась опытной установкой. Какие же опыты можно поставить на обыкновенном заводе?
Только теперь, видимо, гость окончательно освободился от легкой иронии, которая сквозила при описании некоторых периодов его жизни.
В физике в миллион раз больше вопросов, чем ответов. Так же обстоит дело, конечно, и в биологии, и в других естественных науках. Куда ни глянешь — проблемы. Физики-атомники занимают, бесспорно, главную позицию и движутся сейчас широким фронтом впереди всех, как сборщики картофеля на своих бороздах. Но даже и на хорошо убранном картофельном поле пройтись по следам сборщиков — не такая уж глупая затея. Почему считается, что науку развивают только в лабораториях? А как много простого и само собой разумеющегося в трудовой практике человека лишь позже получило свое научное объяснение! Еще совсем недавно молодой человек по имени Вамбо Пальтсер готовил в университете дипломную работу об атмосферном электричестве. Когда его из-за неблагополучного прошлого исключили, он с грустью думал о будущем. Он считал, что в наше время исследовать проблемы физики вне научных учреждений невозможно. Теперь у этого человека появились совсем иные взгляды. Вести исследования можно. Насколько плодотворно и экономно — другой вопрос, но кое-что все-таки делать можно, потому что масса проблем прямо-таки вызывающе многообразна. Экспериментаторов и исследователей у нас умеют ценить, особенно если их целью является конкретная польза.
— Меня в данный момент заинтересовала проблема резцов. В литературе есть много интересных намеков на такие направления, по которым еще никто как следует не ходил, — закончил он оживленно и взял новую сигарету.
— И ты надеешься чего-то достичь? — спросила Айта с жаром, но, посмотрев на гостя, сразу же рассмеялась над наивностью своего вопроса.
— Разве надежда не есть пружина эксперимента? — засмеялся и Пальтсер в ответ.
— Ах, так спросить могу только я. Это очень, очень хорошо, что вопреки всему ты нашел себе применение. Ты шагаешь еще не в полную силу и боль самоотречения умеешь скрывать мастерски. Самое глупое при этом — твоя непримиримая позиция по отношению к людям, которые от чистого сердца предлагают тебе дружбу. Поверь мне, это неприятный осадок в душе от перенесенных страданий, из него со временем может выработаться своего рода комплекс неполноценности. Чертов Урмет! Я и подумать не могла, что в действительности он такой черствый и ограниченный. Как можно так относиться к человеку!
— Можно. У него для этого есть полное основание. Обычно тот, на кого нажимают, сопротивляется. Откуда Урмету знать, что все эти вещи я давно продумал и ни о каком политическом сопротивлении не может быть и речи! Ты и Ирена, очевидно, интуитивно чувствуете это! Эйно Урмет не чувствует. Вот видишь — относиться можно по-разному.
Пальтсер поднялся.
— Ты уже собираешься уходить? Я чем-нибудь тебя обидела?
Айта вышла из-за стола и остановилась перед гостем — глаза полны испуга.
Пальтсер взял Айту за руку.
— Дело в том, девочка, что если я стану тут засиживаться или часто приходить сюда, может случиться, что в один прекрасный день я уже и не в силах буду уйти и останусь на твоей шее.
— Вамбо, не шути так со мною, — сказала Айта глухо, ее лицо и даже шея покраснели.
— Кто знает, шучу ли я. Ну да, сегодня я засиделся и рассказал тебе всю свою биографию. Если можно, когда-нибудь еще приду к тебе в гости?
— Ты еще спрашиваешь! Всегда! Знаешь что, я дам тебе номер телефона, меня можно застать в школе по утрам, я напишу тут, в какое время.
На следующей неделе, в пятницу утром Пальтсер позвонил, и они условились в воскресенье пойти погулять. А через несколько часов Айта отменила бы встречу, если бы могла позвонить Пальтсеру. Идти искать его в общежитии она не решилась.
В эту пятницу учительница Плоом дала свой последний урок. Ученики 9 класса последними ощутили сияющее настроение любимой учительницы, ее мягкую шутливость — на этот раз с оттенком какой-то радостной таинственности.
В учительской она узнала, что ее просили сразу же зайти в кабинет директрисы. У переполненной радостью девушки не возникло никаких опасений, даже когда в кабинете директрисы Левиной она увидела завуча Руус и заведующую районо Мадиссон. Все три женщины, с серьезными лицами и все в очках, ждали Айту. Айта знала,
