по некоторым новым направлениям, и, знаешь, у меня ведь необыкновенный ассистент!
— Ассистент?
— В прошлую субботу я рассказывал тебе о своем соседе по общежитию. Внешне он обычный рабочий, а по складу ума настоящий научный работник. Он никогда не спрашивает: «А что я за это получу?» Его интересует проблема.
— Как и тебя.
— Ну меня-то — естественно. Так вот. Износом металла вообще занимаются многие. Избежать параллельного исследования... Хм, попробуй избежать. Литература, которую можно достать в Эстонии, уже просмотрена, но что это дает. Целые страницы ссылок на диссертации, которые не опубликованы в печати. Вот если бы посидеть месяца два в Москве и покопаться в библиотеке имени Ленина! Слушай, лицо у тебя уже совсем посинело.
— Ветер.
— Свернем в аллею парка.
— Давай. Там тише.
В защищенной от ветра аллее разговор вдруг надолго угас. Поведение девушки показалось Пальтсеру странным. Приветливость и откровенность, которыми его так. шедро одарили на прошлой неделе, теперь, казалось, сменились скрытностью и замкнутостью. Поди разберись, что там у этих женщин в душе! Неужели Айта действительно каким-то шестым чувством ощутила волнение, на миг возникшее в нем, когда из туфли вытряхивали снег? Но почему женщина должна обижаться на мужчину, который ей явно не противен, за то, что в нем просыпается совершенно естественное желание? Нет, дело все-таки не в этом. Сегодня с самого начала выражение лица у Айты такое же, как сейчас.
Девушка, видимо, догадалась, что за ней наблюдают, потому что вдруг сказала с ожесточением.
— В ярость приводит меня эта жизнь.
— Ну-ну!
— Сколько дряни вертится вокруг науки. Только потому, что зарплата прельщает. Словно колбаса, повешенная перед носом у псов. Среди диссертаций полно лакированных пасхальных яичек, напичканных верноподданническим преклонением перед своими руководителями. И в то же время человек, который действительно хочет что-то сделать, вынужден проводить опыты где-то в углу на заводе, да еще по какой причине!
— Постой, постой, ты непомерно раздуваешь второстепенные детали. Наука движется вперед, как тяжелый корабль. Определенное количество балласта неизбежно. Зачем же сердиться и трепать нервы?
— А вспомни, чем кончилась дискуссия в биологии?
— Да, ты права. С точки зрения данного момента наша биология получила дикий удар. Целый большой канал исследований полностью закрыт. Но в чем дело? Ни один раздел науки не может искусственно отбросить наполовину исследованную проблему. И если это все же у нас случилось, да еще в таком большом объеме, то лишь потому, что представителям одного направления удалось использовать нашу централизованную власть. Но рассуди сама с точки зрения будущего. Политика отомрет вместе с государством, наука же — с обществом.
— Какое невозмутимое спокойствие.
— Нет, я не спокоен. Я только предвижу определенные сдвиги, которых мы несомненно дождемся. Считаю вероятным, что, может быть, довольно скоро, и генетикам опять дадут слово. Раньше, конечно, должен стать ощутимым урон, наносимый односторонностью учения о внешней среде. Это произойдет неизбежно, несмотря на все старания скрыть недостатки и раздуть успехи. Нет. Я далеко не спокоен. Я уж не говорю о той пользе, которой может лишиться сельское хозяйство. Это прежде всего. А кроме того — западные ученые уходят по этой линии далеко вперед, причем срывают и с дерева мичуринцев все съедобные плоды.
— Вот это и есть самое печальное во всей истории. Но действительно, зачем портить себе нервы? Деревья парка кивают своими обнаженными кронами — дескать, правы вы, а не кто-либо другой. — Айта горько рассмеялась.
— Хм-да-а. Я тебе не завидую. Сейчас для толковой девушки преподавать биологию даже в школе не очень-то приятно.
Айта ответила не сразу.
— Сама виновата. Никто меня не заставлял в свое время заглядывать куда не следует. Ах, так уж получилось.
Они вышли на улицу, пропустили визжащие на повороте трамваи и направились к дому Айты.
— Не хочешь ли зайти в кафе? — спросил Пальтсер.
— Спасибо, но я себя неважно чувствую.
— То-то я смотрю. Наверное, не следовало выволакивать тебя сегодня из дома.
— Нет, дело не в том. На улице хорошо. Знаешь, я буду держать кулаки, чтобы твои опыты прошли успешно.
— Долго придется держать.
— Могу хоть до весны!
— Успех и так обеспечен, сама ведь знаешь: отрицательный результат — тоже результат. Просто проверен какой-то угол зрения. Но мы хотим доказать практическую полезность установки. Ну, тогда Пальтсер сразу станет таким ценным парнем, ух ты черт! Этого жаждет моя душа ужасно, ведь тогда, может быть, и кошельки станут открываться легче. Государственные деньги ведь просто по ветру не пускают. А мы такой уж народ — нам только дай возможность, тут же найдем, куда пристроить эти рубли. Ну вот, мы и пришли. Я заходить не буду.
— Я бы сварила кофе, — сказала Айта с отталкивающей холодностью.
— Не надо. Отдыхай. Ты сегодня не выглядишь отдохнувшей. Я тебе потом позвоню, можно?
— Нет, подожди! — Об этой возможности Айта не подумала. Все, что она так тщательно скрывала, угрожало прорваться наружу в последнюю минуту. Сейчас ей никак не хотелось говорить Вамбо о своих делах, желание исповедаться, не раз возникавшее во время прогулки, развеялось без остатка.
— Тот телефон... У нас идет перемещение, и я не знаю даже, какой у меня будет номер. Когда выяснится, я тебе сообщу, ладно?
— Ну да, если так... до свидания.
— До свидания.
Пальтсер, крепко задумавшись, направился к трамвайной остановке. Здесь собралось много народа, бросалось в глаза обилие малышей с матерями. Очевидно, где-то в неподалеку расположенном зале детям показывали что-то веселое, потому что среди общего оживленного говора четко звучали слова одного мальчишки:
— Мам, этот человек с бородой, ведь он тоже пел. Этот с бородой тоже пел, верно?
Пальтсеру волей-неволей пришлось пойти пешком, чтобы собраться с мыслями.
С Айтой что-то случилось. Что-то не в порядке. История с телефонным номером — явно маневр. В сущности связь прервана. Почему?
Дружба с Иреной? Возможность бывать в доме Урметов? С прошлой субботы было достаточно времени, чтобы подумать. Сказать прямо не решилась. Конечно, да и кто стал бы говорить такие вещи прямо в лицо. Чертовски неловко, что он сразу об этом не подумал. Но она сама виновата. Кто ее просил
