прекрасной погоде, сразу же отказался от намерения совершить длительную прогулку. Хорошая погода бывает часто, а вот хозяйка не каждое воскресенье уходит из дому, а если и уходит, то квартирант в это время на работе или где-нибудь еще.
Визиты Элинор в отсутствие хозяйки уже становились правилом, и в нем таилось так много захватывающе интересного, что у молодого человека не было сил отказаться от проведения нового вида исследований. К тому же серия опытов проводилась крайне просто. Требовалось только сидеть в своей девятиметровой лаборатории и ждать вспышки на экране. Иногда объект исследования не появлялся, и тогда приходилось считать опыт неудавшимся. Но в большинстве случаев опыты проходили успешно, и вопрос — неужели она действительно приходит только из-за этого? — получал с каждым разом все более ясный утвердительный ответ.
В это прекрасное весеннее воскресное утро она пришла. К сожалению, хозяйки не было дома.
Она знала. Хозяйка встретилась ей на улице. Потому-то она и решила навестить человека, который проводит время за таким невозможно скучным занятием, как решение математических задач, да еще в столь прекрасную погоду.
Если бы она, бедняжечка, только знала, над какими задачками начал тут задумываться этот человек! А почему бы ей когда-нибудь не узнать об этом? Долой глупую вежливость, над которой она, может быть, смеется про себя! Мужчина и женщина должны получать то, чего они хотят, а не кокетничать звонкими словечками.
Элинор, в плиссированном платье вишневого цвета, казалась очень тоненькой в талии. На самом деле она вовсе не была такой тоненькой и точеной. Талия ее оказалась неожиданно мягкой, и, порывисто выскользнув из рук Пальтсера, женщина проявила почти кошачью гибкость. Это бурное вступление произошло, конечно, в передней.
— Что это вам вздумалось? — тяжело дыша, произнесла взволнованная гостья.
Молодой человек не отвечал. Сейчас у него в голове не было ничего, кроме жгучего стыда. Тралль, чертов Тралль виноват, без его рассказа ничего этого не случилось бы, никогда, ни в коем случае.
Негодующая женщина торопливо убрала прядь волос под лиловато-розовую шляпку и схватила с вешалки светло-серое пальто. Пальтсер нерешительно поднял руки, чтобы помочь гостье одеться, но она отказалась резким движением плеч, разбудив этим мужское самолюбие. Резко захлопнув за собой дверь, Пальтсер ушел в комнату. Кровь стучала в висках, и загрубелые руки дрожали, как у нервнобольного. Тралль, Тралль, чертов Микки.
Мужчина и женщина должны узнавать друг друга самостоятельно. Чужие рассказы и характеристики лишь вносят путаницу и приводят к унизительным ошибкам. Оказывалось, что Элинор вовсе не безнравственная женщина, а просто веселая дурочка, которой скучно сидеть дома и хочется иногда провести где-нибудь время в шутливой болтовне. Черт их разберет, этих женщин, чего они хотят и что позволят. Айта тоже была сначала как воск. Но достаточно было лишь раз потеплее взять ее под руку, посмотреть более свободным взглядом, как дверь захлопнулась. Знают ли они сами, чего хотят?
Ну, почему же не знают, особенно такие, как Элинор Таймре. Не зря же она так долго возилась в передней, пока первый порыв гнева не остыл. В пальто, аккуратно застегнутом на все пуговицы, она вошла в комнату и даже остановилась около понуро склонившегося над столом мужчины, чтобы спросить у него еще раз:
— Почему вы так себя повели? Неужели вы действительно думали, что...
— Ничего я не думал, — небрежно перебил он.
— Не думали?
— Да, не думал. Нашло вдруг такое настроение, и все.
— Ой, так мы еще и обиделись! Я должна бы на вас рассердиться. Это понятно. Но почему вы сердитесь?
— Сержусь? — Пальтсер едва не поднял взгляд. — Разве я сержусь. Просто неловко. И обижен я только на самого себя, потому... потому что вы больше не будете приходить, когда я дома.
— А вы действительно меня ждали?
— Да, ждал. И сегодня надеялся, что придете.
Элинор быстро расстегнула пуговицы пальто, откинула полу и села на стул, где сиживала и раньше, покуривая сигарету. Теперь они могли измерить друг друга взглядом, и хотя лицо Пальтсера было серьезным и на нем не виделось и тени озорства, все же Элинор, усмехаясь, попыталась обратить признание в шутку:
— Я ведь только мешала вам решать задачки, не отрицайте.
— Ну, знаете, я не счетная машина.
Эта простая фраза прозвучала с таким грустным прямодушием, что у добросердечной Элинор сразу изменился тон.
— Вы странный человек. Неужели у вас действительно никого нет?
Пальтсер пожал плечами. Он не понял вопроса и не заметил, какое у женщины лицо, а оно впервые стало раскрытой книгой.
— Вам, кажется, даже никто не пишет... кроме матери?
— А кто может мне писать? — Только теперь он осмелился взглянуть в лицо Элинор. Оно стало мягче, на нем более явственно проступили приметы увядания. — Теперь мне и ждать больше некого, — добавил он сентиментально и многообещающе.
Это были очень точно выбранные слова.
В следующее воскресенье хозяйка уехала куда-то под Кейла, в гости на свадьбу. Уже за несколько дней Элинор приходила к ней дать совет насчет подарка, причем говорила очень громко, рассчитывая, что ее услышат и поймут. Она выглядела очень оживленной.
В воскресенье накрапывал дождь, и, казалось, у Элинор какое-то дождливое настроение. Она считала, что ей вообще не следовало приходить. Она просто презирает себя и, наверно, позже Вамбо тоже начнет ее презирать.
Какое жеманство! Почему Вамбо должен ее презирать! Из-за того высокого и нового звания, в которое его возвели со страстной откровенностью? Только на миг его заставили вздрогнуть всхлипывания женщины, тревога оказалась напрасной. Приглушенным подушкой шепотом ему дали понять, что иногда плачут и от счастья. Ох эти женщины! По временам она все еще не переставала изумляться, как Вамбо, такой очаровательный мужчина, столько лет жил один и никого у него не было. А чему тут удивляться? Война, лагерь, книги... Может быть, только в университете... но тогда у него не было такого рая, как тут.
Прежний духовный рай теперь казался серым и скучным. Его считали раем только по неведению. У нового рая был лишь один недостаток: свадьба близ Кейла не будет длиться вечно, с этим надо считаться.
Вамбо не стал презирать Элинор. Досаду и раздражение могла вызвать только хозяйка, которая так редко, так дьявольски редко и на
