Одноклассники - Виллем Иоханнович Гросс

— Ко мне ты не хочешь прийти?

— Сейчас я бы не хотела. Может, когда-нибудь потом.

— Хорошо, я сегодня зайду к тебе.

Цветочные клубни отвезла в Нымме Теа, так они условились раньше. Хотя Ирена опаздывала на работу, она не согласилась, чтобы ее довезли на машине, а сказала, что хочет насладиться прекрасной погодой, и пошла дальше по Пярнускому шоссе пешком. Болтовня Теа мешала ей как следует обдумать происшедшее. А ей сейчас нужно было собраться с мыслями, как военачальнику перед сражением.

Большое сражение приближалось. Отношение Эйно к жизни и людям должно измениться. Вернее, оно требовало уточнения. Прежде всего надо узнать, как с Айтой случилась эта беда. Затем серьезно поговорить с Эйно, конечно, в том случае, если он будет пытаться оправдать увольнение Айты. А с него станется, хотя едва ли Айта совершила в школе нечто такое, что оправдывало бы ее увольнение. Айта настоящая учительница. У нее свои принципы. Она говорила: первая забота педагога — сделать свой предмет интересным для учеников. Для этого учебников недостаточно, надо непрестанно искать и искать. Знания можно преподносить как нечто мертвое, застывшее, и тогда пусть учитель винит только себя, если класс его не слушает. А ведь за знаниями стоит сама жизнь, борьба, за ними кроется и трагическое и смешное. На экзаменах этого не спрашивают, и некоторые учителя боятся рассеять внимание учеников. А в действительности именно такие, казалось бы, пустые, побочные факты помогают сосредоточить внимание на материале, возбуждают интерес и вызывают вопросы. Айта убедилась в этом не теоретически, а благодаря своей учительской практике. Она не хвасталась. Она говорила, что пытается применить тот же метод, которым пользовалась учительница вана-сирклаской школы Вяйнас, подлинный мастер в преподавании эстонского языка. Она, случалось, тратила целый урок на описание какого-нибудь интересного случая, причем ей и в голову не приходило, что из-за этого ее ученики могут хуже отвечать на экзаменах. Айта была счастлива, что ей удается хоть немного применить прекрасный опыт Вяйнас в преподавании естествознания. И теперь у нее это счастье отнято. За Айту надо сражаться, хочет она того или нет. Можно понять ее оскорбленную гордость, но все должно иметь свои пределы. И почему она прогнала Вамбо? Конечно, все то же глупое, чрезмерно развитое самолюбие, боязнь показать себя человеком, попавшим в беду, боязнь взвалить на другого свои заботы.

Когда Ирена, тонкий психолог, в своих рассуждениях дошла до таких выводов, она почувствовала острую необходимость действовать. Работа в библиотеке показалась простой ерундой. Предстояли важные дела.

Беременность — далеко не наилучшее состояние для быстрого марша по улицам. Солнце так пекло, что хоть снимай пальто. А из затененных дворов предостерегающе тянуло холодом: где-нибудь под штабелем досок или за мусорным ящиком еще лежал грязный лед.

Все предположения правильны. Айту уволили без всяких оснований. Этого так оставлять нельзя. И к Вамбо отнеслась она необдуманно. Как порой бывают сверхделикатны хорошие люди и какую боль именно поэтому причиняют они друг другу. А боли и без того на белом свете достаточно.

Вамбо Пальтсер уже давно не жил в общежитии. Старуха-уборщица в засаленном халате помнила Пальтсера, почему же не помнить. И хотя она не знала, где он устроился, ей все-таки хотелось знать, кем доводится гостья Пальтсеру. Пальтсер иногда заходит сюда побеседовать со стариком Траллем, можно передать, что его спрашивали. Неизвестно, куда залетела фантазия старухи, пока она смотрела вслед миловидной, хорошо одетой беременной женщине, которая так вежливо поблагодарила, только поблагодарила, но ничего не сказала.

Выйдя снова на улицу из хмурого дома, Ирена и сама поняла, что не годится в ее состоянии разыскивать по общежитиям холостого мужчину. Такие таинственные расспросы могут бросить на Пальтсера тень, вызвать со стороны его соседей двусмысленные замечания. И все-таки она второй раз отправилась по поводу Пальтсера в адресный стол.

Какая приятная неожиданность. Квартира! Вамбо жил на квартире.

Комната, конечно, производила жалкое впечатление. Маленькая, сумрачная и крайне неуютно обставленная. И какое противное лицо у хозяйки!

— Ты собирался уходить? А я своим появлением помешала тебе, — говорила Ирена, все еще не преодолев неловкости.

— Уйти всегда успеется. Посиди же спокойно. Твой приход для меня приятный сюрприз.

— Сюрприз — возможно, но приятного в моем визите, пожалуй, ничего нет.

Пальтсер был в новом сером костюме и новых туфлях. На лице играло какое-то странное уклончивое выражение. Он сильно изменился.

— Я так обрадовалась, когда узнала, что ты живешь на квартире. Теперь ты, наверное, можешь работать гораздо спокойнее?

Только после нескольких минут раздумья он произнес, тяжело вздохнув:

— Да, работать...

Впервые в жизни слово «работать» прозвучало для него самого двусмысленно, противно. За кушеткой в углу стояла целая батарея бутылок, вспомогательных средств на новом поле деятельности. И деньги тратились теперь гораздо скорее, так что пришлось уйти на монтаж подстанции, где напряжение мышц и нервов оплачивалось немного лучше. Только позавчера Элинор, лежа, задрала ноги на стену и спросила: «Скажи, мой Давид, почему я не слышу больше восхвалений? Разве мои ноги уже не достаточно эффектны, а?» Элинор была жадной, как и его напарник на подстанции, Нугис. Жадность утомляет, и если случается работать в паре с жадным человеком, он пытается захватить всю власть в свои руки. Позавчера Элинор перед уходом попросила еще рюмочку. Выпив, она пошутила: «Если ты когда-нибудь меня бросишь, я убью и себя и тебя. Я подмешаю в коньяк яду. Заткну бутылку и запечатаю. Ты и не узнаешь. Но мне будет хуже, гораздо хуже, я-то буду знать». Элинор любила шутить так. Но как она догадалась, что эта история ему надоела, больше даже, чем монтаж подстанции, где жадный Нугис, как дикарь, хочет только загребать деньги?

— Похоже, что твои дела идут не слишком гладко. Ты ведь начинал опыт, он что, не ладится?

Пальтсер вяло махнул рукой.

— С того завода я давно ушел. Никаких опытов я теперь не веду.

 — Почему ты ушел оттуда?

— Не по своему желанию. Завод получил важный заказ, и мое прошлое, а также, очевидно, некоторая сообразительность, основанная на знаниях, сделали невозможной мою дальнейшую работу там. По крайней мере, так решила дирекция завода. Видно, я со своими опытами слишком привлекал внимание. Но нет худа без добра. Если бы меня не выставили