Фотограф - Гектор Шульц

– Если я не получу фотографии, то ты пожалеешь…

– Отсоси-ка, блядь.

– Я найду тебя…

– Ты получишь свои фотографии, обсос, – гнев понемногу отступал и я мог взвешивать слова. – Я держу слово и не пристаю к клиентам, в отличие от тебя. А если попробуешь мне навредить, то я натравлю на тебя такое, что охуевать будешь ты.

– Слова… Всего лишь слова… – прохрипел Тринадцатый, но заткнулся, когда я врезал ногой ему по роже. «Докмартинсы» обладают одной уникальной особенностью. Литой и очень тяжелой подошвой, прекрасно разбивающей губы. И Тринадцатый, испытав это на себе, взвыл раненой чайкой.

– Всего лишь слова, – хмыкнул я и, закинув рюкзак за спину, отправился искать выход из этого сраного хуедома.

Конечно, стоило мне переступить порог своей засранной квартирки, как Он меня уже ждал, развалившись в кресле. Достав из холодильника пиво, я косо посмотрел на гостя и кожей почувствовал Его ехидную ледяную улыбку. Он промолчал, пока я подсоединял фотоаппарат к компьютеру, а потом негромко кашлянул, привлекая внимание.

– Что? – недовольно буркнул я, поворачиваясь к Нему.

– Ничего, – улыбаясь, ответил Он. – Жду, когда ты Мне все расскажешь.

– Ты и сам все знаешь. К чему эта театральная говнина?

– Знаю. Но увидеть, как тебя корежит от воспоминаний, – непередаваемое удовольствие, – усмехнулся Он. Я покачал головой и, повернувшись к монитору, увидел, что фотографии почти копировались на жесткий диск. Поскорее обработать, отправить и забыть об этом говне. От Его внимания не укрылась моя суетливость, поэтому ядовитый сарказм стал еще ядовитее. – Ты знаешь, Я могу сделать так, что ты не забудешь об этом никогда.

– Даже не вздумай! – предупредил я. Он рассмеялся в ответ. Тщетно я пытался удержать губы. Уголки поползли вверх, и через секунду я присоединился к Его смеху. Отсмеявшись, я сделал глоток пива и, посмотрев на Него, вздохнул. – Ты же знаешь, что я не успел сделать портрет?

– Успел.

– В смысле? – я нахмурился, а потом понял, что привычной боли нет. Она тлела в глубине сердца, не причиняя дискомфорта. Словно… я сделал портрет.

– Фотографируя его член, ты несколько раз проверял свет, – намекнул Он. – Да, портрет не идеальный, но это портрет. Уверен, что такой мастер, как ты, сможет вытянуть его из теней и изменить, как ему вздумается.

– Смогу, – хмыкнул я, открывая предпросмотр сделанных фотографий. – Темно, но это не проблема. Блядь…

– О, да. Эта, как ты её называешь, говнина заполнила его полностью. Поэтому Мой подарок не жжёт тебя льдом, да и Я не пытаюсь разукрасить новыми шрамами твою шею, – Он поднялся с кресла и подошел ко мне. – Взгляни, как он прекрасен.

Говнины в Тринадцатом было много. Я видел его перекошенную, покрасневшую рожу. Закатившиеся в экстазе глаза. Грязные поры и тонкую, красную, еле заметную паутинку лопнувших сосудов на щеках. Видел и его хер. Огромный пурпурный монстр с отвратительной лиловой залупой. Видел прыщи, набухшие вены… и отвернулся, еле справившись с отвращением.

– Вот об этом Я говорил, – скучающе бросил Он, прикоснувшись к моему плечу чем-то липким и холодным. Я стряхнул Его конечность и злобно улыбнулся, почувствовав на шее капроновый шнур. Как обычно, любой мой жест вызывал этот ебаный шнур, оставляющий на коже новые шрамы. Скоро водолазку придется носить, а то клиенты будут шарахаться, как от конченного висельника-неудачника. Но новый шрам не появился. Видимо, и Он понял мое состояние. – Делай свою работу.

– Сделаю. А теперь я хотел бы остаться один. Если Ты не возражаешь, конечно, – кивнул я. Затем подождал пару минут, поднял голову и осмотрел пустую гостиную, где кроме меня, задрипанного дивана и стола с компьютером и мини-холодильником никого не было. Вздохнув, я принялся за работу.

В этот раз я не проводил никаких манипуляций, чтобы улучшить фотографию. Его портрет я хотел максимально изуродовать, поэтому сделал мешки под глазами еще резче, грязные поры еще четче, даже капли пота на губах осветлил, чтобы они сияли. И, добавив в самом конце резкости, принялся за обработку фотографий гигантского хера.

С ним я тоже не церемонился. Все недостатки я лишь подчеркнул, поиграв со светом и тенью, так как фотография должна была быть черно-белой. Я любил черно-белую фотографию за ту легкую нуарность, атмосферность и контраст, поэтому сейчас боролся с собой, чтобы не послать обработку, хер, его обладателя и Его до кучи нахуй. Но это моя работа. А работу надо делать. Поэтому, когда я закончил, то чувствовал себя выебанным лимоном. Потный лоб, трясущиеся руки и пересохшее горло. Я так увлекся, что даже пиво не пил в процессе работы.

– Насрать. Ты сейчас запихнешь это извращение в архив, отправишь тому мудиле по почте и забудешь, как страшный сон, – прошептал я сам себе. И в то же время понимал, что забыть вряд ли получится. Он ни за что не даст мне этого забыть. Я забуду только имя, если не впишу его в блокнот. Но мне надо записать. Чертова ебаная дилемма.

«Ты не забудешь», – ответил на это внутренний голос. – «Ты все помнишь».

– Все. Все, блядь, я помню, – проворчал я, набирая почтовый адрес Тринадцатого. Отправив письмо, я откинулся на стуле и обхватил лицо ладонями. Почему-то казалось, что странный мужик с огромным хером – это всего лишь начало. Будут и другие. Будут и хуже. Но может, среди этого ебаного мрака найдется хоть один сраный светлый луч, из-за которого я не буду заливать мозги вискарем, чтобы нормально уснуть, и не буду блевать наутро, вспоминая встречи. Что-то подсказывало, что светлый луч тоже будет. Но этот голосок был тихим и робким. Однако ж надежда всегда живет в душе. Только в моей её все меньше. Насрать! Сейчас надо взять пиво, нажраться и лечь спать. Завтра будет новый день и новые клиенты.

Клиенты всегда были разными. Жгуче-темные, просто темные, серые, почти белые. Чисто белых почти не было, и каждого из них я помню. Да, все эти ублюдки, обмудки и обсосы, чьи души темнее тьмы, вылетали из памяти