снова отправился за бутылками. Порой натыкался на своих одноклассников, которые сидели на лавочках в парке и пили пиво. Поначалу я их обходил, пока в очередной момент не плюнул, и не подошел.
Тихо поздоровался, звеня добычей, залез в мусорку и вытащил оттуда пять пивных бутылок, которые тоже отправились в пакет. По пятницам, когда случались дискотеки, я перебарывал свой стыд, брал пакет и отправлялся на поиски, потому что улов в такие дни был большим. Встречал Дэна, который пил пиво на лавке с Панковой. Встречал Кота и Зябу со своими друзьями.
Первый раз они вылупили на меня глаза и молча проводили взглядом. А потом стали подъебывать, но я не выебывался. Понимал, что если не буду этого делать, то нам с мамкой жрать нечего будет.
– Ебать, Ворона! – протянул как-то Зяба, когда я при нем полез в мусорку за бутылками. – Пиздец, ты чмо.
– «Плевать! Забей! Пошли они нахуй!» – яростно повторял я себе раз за разом, под улюлюканье уродов. – «Дома еды нет. Папке лекарства нужны!»
– Смотрите, Ворона у нас нынче бомжом стал, – важно заявлял пьяный Кот. Хоть в драку не лез, и то хорошо. – Уже не чмо, а ебанное нешто! Такого даже пиздить зашкварно…
Однако бутылки пришлось оставить, когда цена на них снизилась до сущих копеек, а по парку начали курсировать бабки, которые не стеснялись поднимать вой и лезть в драку, если ты вдруг опережал их в погоне за бутылкой. Денег стало не хватать. Не только на рыбу, хлеб и сигареты. На все. Маячил одиннадцатый класс, надо было покупать учебники, ручки и тетрадки. А где брать эти деньги, я хуй его знал. Идти грабить кого-то казалось мне столь противным, что я сразу отмел эту мысль. Да и какой из меня, нахуй, грабитель? В школе за себя постоять не могу. Хули тут о другом говорить.
Мне помог Толик Спортсмен, который как-то проходил мимо подъезда, где я курил на лавочке. Он подсел, пытливо посмотрел на меня, а потом спросил:
– Как папка, Тём?
– В больнице, – ответил я, стараясь не смотреть ему в глаза. Пахнущий дорогим одеколоном Толик, сидящий рядом, казался мне каким-то сказочным королем, который подсел к нищему.
– Вы как? Справляетесь?
– Не особо. Я бутылки собираю вечером, мамка тоже ищет, где подработать, да и там копейки платят, которых нихуя не хватает, – ответил я, тяжело вздохнув. Толик чуть подумал, а потом похлопал меня по плечу.
– Пойдешь ко мне? У моих в бригаде место освободилось. На два месяца как раз. Перед школой подработаешь.
– Что надо делать? – спросил я, повернувшись к нему. Толик пожал плечами и улыбнулся.
– Ничего сложного. Приезжает машина с металлом на вокзал, её надо разгрузить и покидать все в вагон. Сотня за смену, работаешь четыре ночи в неделю. Можешь еще выходить, если не устал, – ответил он, протягивая мне пачку сигарет. Я вытащил одну и, закурив, глубоко затянулся. Но думал я недолго, поэтому коротко кивнул.
– Спасибо. Когда выходить?
– Да ладно, малой. Чо мы, чужие друг другу что ли, – усмехнулся он, снова потрепав меня по плечу. Поднявшись, он с хрустом потянулся и повернулся ко мне. – Сегодня подходи к моему подъезду в десять. Мужики подъедут и отвезут тебя на вокзал. Как раз познакомитесь. Парни нормальные, без выебонов, если не борзеть. Но ты не такой, я знаю.
– Угу, – я готов был расплакаться, и Толик наверняка это заметил.
– Выше нос, братишка, – снова улыбнулся он и отправился восвояси.
Вернувшись домой, я сказал маме, что нашел подработку на лето на вокзале. Вагоны грузить. Она поплакала тихонько, но отказать мне не смела. Любые деньги сейчас были нужны. Поэтому мамка достала из кладовки старые отцовские шмотки и запихала их в спортивную сумку. Из еды она положила мне два куска хлеба, вареное яйцо и два помидора. Один из них и яйцо я тайком сунул в холодильник, потому что знал, что кроме двух этих помидоров и яйца, внутри больше ничего нет, а мамке тоже кушать хочется.
Бригада приняла меня настороженно, но после первых двух часов работы, когда я молча таскал металл в вагоны наравне со всеми, оттаяла. В час ночи случился обед, как называли его мужики. Среди них я был единственным пиздюком и потому очень сильно робел. Но как только мы расселись в старой строительной будке, я сразу понял, что здесь не так, как в школе.
– Какой у тебя лихой макинтош-то, Тёмка, – хохотнул один из мужиков, мой тёзка Артём, отзывающийся на погоняло Усатый. Он указал пальцем на отцовский рыболовный плащ, который сейчас висел на стуле, и снова рассмеялся.
– Отъебись от мальца, Усатый. Себя вспомни, когда к Толику пришел. Телогрейка на два размера больше и штаны в латках, – криво улыбнулся другой, крепкий, бритоголовый Макс. У него было погоняло Репа, но я пока не рисковал звать мужиков по погремухам. Новенький еще, не обтерся. Макс повернулся ко мне и удивленно уставился на мой нехитрый обед: два куска хлеба и помидор. – Э, нет, братка. С такими харчами ты тут ноги протянешь, а нам потом чо? Или говеешь, поди?
– Не, – улыбнулся я, жуя хлеб и помидор. – Не успел еще на нормальную еду заработать.
– А хуль ты молчишь? – возмутился Артём и, схватив меня за руку, подтянул к себе. – Налетай. Вон тушенка, вон колбаса, вон водка, если хочешь.
– Какая ему водка, Усатый, – ощерился Митяй, блеснув золотыми фиксами. – Выпьет и прохрапит всю ночь.
– Харош! – отмахнулся Артём и налил мне стопку. – Давай, малой, за знакомство.
– Будем! – улыбнулся я и, опрокинув стопку, поморщился. – Ох, блин.
– Хороша, а? Это не говно из киосков. Мы тут только славную водочку пьем, – рассмеялся еще один мужик. Гриня. Мужики называли его Убивцем, но он не обижался.
– Только это все, Тёмка. Нам еще всю ночь металл кидать. Толян деньгами не обижает, поэтому тут не халявят. Утречком бахнем, так сон слаще, – рассмеялся Митяй, закуривая душистую самокрутку.
– Я не буду. Хватит. А то реально окосею и усну, – улыбнулся я. Мужики мне понравились. Все они, рослые, суровые и могучие, относились ко мне, как к своему. Не было доебов на темы масти, кто я по жизни и прочей школьной хуйни. Лишь гораздо позже я узнал, что жизнь у мужиков была куда тяжелее моей.
– У каждого тут жизнь поломанная, малой, – сказал мне однажды Митяй, пока мы ждали очередную машину с металлом и курили, сидя на бревне. Рядом дымился в кружках крепкий черный чай, на тарелке лежали бутерброды, но мужики предпочитали просто
