ты в медблок.
– Да, комендант сказал, что я буду там работать, – тихо ответила я. Лили чуть подумала и снова спросила.
– Ты видеть дети? Маленький дети?
– Нет, – я поджала губы, подыскивая правильный ответ. Но глаза Лили вынуждали сказать правду. Какой бы безжалостной она ни была.
– Нет? – голос Лили задрожал. Она шумно шмыгнула и утерла нос рукой. А потом в её голосе зазвенела сталь. – Бочка? Большой бочка с вода. Они топить дети, да? Забирать и топить?!
Слезы навернулись на мои глаза, хотя казалось я все уже выплакала. Остальные женщины молчали, не мешая нашему разговору. Молчала и Марийка, покусывая губы. Даже Ханна забыла о сухаре в своем рту и с тревогой смотрела на Лили. Однако француженка ничего не ответила. Лишь помотала головой и забралась обратно на третий ярус нар. Понемногу успокоились и остальные. Забылась неровным сном Златка, шумно посапывала сломанным носом Ханна. Но я не спала. Я лежала на спине, буравя взглядом шершавое дерево, и слушала, как сверху тихонько плакала Лили.
Утром Вальцман снова отвел меня в медблок. И пусть я была готова и дальше таскать тяжелые камни и дышать бурой пылью, от которой становилось тяжело дышать, моего мнения никто не спрашивал. Приказы коменданта не оспаривались.
В этот раз тихий дворик медблока не дал себя обмануть. Я знала, что там, за тяжелыми дверями, находится царство ужаса и боли. Знала и ничего не могла с этим поделать. Стоящая у фонтана Ирма, вытащив из уголка накрашенных губ сигарету, довольно рассмеялась, увидев мое серое, опухшее лицо. Затем стрельнула окурком в сторону и позвала за собой. Подчинившись, я надела на голову шапочку и поспешила за ней, гадая, остались ли во мне еще слезы или этот колодец окончательно пересох.
– Сегодня доктор Менге забирает тебя к себе, – бросила через плечо Ирма, открывая дверь. – Поможешь с анализами и потом уберешься в лаборатории. Доктор не любит, когда болтают под руку, поэтому отвечай, когда спросят, и только. Ясно?
Я кивнула в ответ, удостоившись одобрительного хмыканья, после чего пошла следом за Ирмой, ориентирующейся в лабиринтах медблока лучше всех.
Работал доктор Менге в идеально чистой лаборатории. По крайней мере, чистой на начало дня. Войдя внутрь большого кабинета, я невольно приоткрыла рот, рассматривая блестящие металлические столы, ящики с инструментами, большие лампы на причудливых ножках. А возле окна, выходящего на внутренний дворик медблока, сидел сам доктор. Он, погрузившись в какие-то бумаги, нервно шевелил губами, порой отвлекался на бутылку коньяка и, поморщившись, снова погружался в работу. Когда Ирма его окликнула, он недовольно посмотрел на неё, после чего перевел взгляд на меня.
– Понятия не имею, какой смысл коменданту возиться с тобой, но я вынужден прислушиваться к его словам, – буркнул Менге, ставя размашистую подпись на отчете. Он протянул бумагу Ирме и, чуть подумав, добавил. – В Берлин. Первой же почтой. Сама знаешь, кому.
– Да, доктор, – кивнула Ирма и, прижав бумагу к груди, вышла из кабинета, оставив меня наедине с доктором Менге и его молчаливыми слугами. Многие, как и я, были одеты в полосатую робу, вот только выглядели получше остальных узников. То ли их кормили сытнее, то ли работа была не такой тяжелой, но в медблоке им явно жилось куда легче. Лишь одно объединяло всех помощников доктора. Их глаза. Пустые, безразличные, погасшие.
Через полчаса, когда большие часы над головой доктора показали половину одиннадцатого, Ирма привела первого пациента. Ей оказалась худенькая девочка, лет двенадцати, одетая в белую блузку, испачканную красным, и коричневую шерстяную юбку. Она покорно прошла вперед и села на металлический стул, рядом с которым стоял поднос с блестящими инструментами и стеклянными шприцами. Менге, не отрываясь от очередного отчета, велел мне избавить девочку от блузки, что я и сделала, стараясь не причинить маленькой узнице боли. Но мои предосторожности не помогли.
Девочка боялась и вздрагивала от каждого прикосновения. Её глаза тоже были красными, словно она проплакала всю ночь. Однако она безропотно позволила снять с себя блузку и затравленно осмотрелась по сторонам. На её губах появилась улыбка, когда дверь вновь открылась и Ирма ввела в кабинет еще одну девочку. Копию первой. И тут доктор Менге разом потерял свое безразличие.
Его черные глаза довольно блеснули, а губы радостно задрожали. Встав из-за стола, он подошел ближе к девочкам и, не церемонясь, задрал одной из них голову, после чего внимательно осмотрел зубы, нос и глаза. Закончив, он повторил это с другой девочкой и не сдержал довольного смеха.
– Карл, – обратился Менге к одному из своих ассистентов – рослому блондину, чье лицо было больше похоже на морду зверя. – Господа. Нас ждет насыщенный день. Необходимо сделать много опытов. В последнее время настоящие близнецы – редкость. За работу!
Этот день я, казалось, запомню навсегда. Не успела погаснуть в воспоминаниях металлическая бочка и глухое бульканье, как доктор Менге добавил в мою жизнь новый кошмар, имя которому – опыты над Алой и Розой.
Несчастные девочки, которых дюжие ассистенты доктора привязали к металлическим столам, срывались на визг, когда их оголенной кожи касались иглы, скальпели и пилы. Визг сменился на стоны, а стоны превратились в болезненное мычание. Мои руки дрожали, когда я подавала Менге очередной чистый скальпель и забирала окровавленный. Глаза застилали слезы и, как только казалось, что ни единой слезы больше не сорвется с ресниц, они снова появлялись. И катились огромными горошинами по щекам, когда раздавался очередной отчаянный стон, наполненный непередаваемой болью.
Сначала Менге делал девочкам инъекции странной жидкости в глаза. Затем, ласково улыбаясь, сломал одной из них пальцы и принялся наблюдать за тем, как ведет себя её сестра. Он терзал и калечил их, рвал кожу, снова делал уколы и вливал в глаза какие-то капли, от которых девочки кричали так, словно их облили жидким огнем. Ближе к обеду он выкачал из несчастных кровь и велел мне отнести пакеты с ней в холодильник. Когда я вернулась, измученных детей перевели в отдельную палату и Менге велел Ирме следить за их самочувствием особо тщательно. Это не помогло. Ала и Роза умерли через час после того, как их поместили в палату.
Я долго смотрела на их маленькие, истерзанные тела, еще хранящие следы ужасных опытов доктора Менге, пока Карл и остальные ассистенты не отнесли их в лабораторию, где Менге лично занимался вскрытием до самого вечера, прерываясь лишь на то, чтобы внести очередные записи в отчет. А в соседних палатах лежали другие дети, с тревогой смотря на дверь,
