— А как же Польша, дед? — серьезно спросил пан Казимир.
— Польша? — дед Степан крякнул. — Хай бы тоже при России была, а то все ф-р-р да ф-р-р, вот и выйшов пшик.
— Да, генеральская у тебя, дед, голова, — майор достал пачку «Казбека» и с хрустом разорвал склейку. — Закуривай, служивый.
— Дякую… — Дед Степан ловко вытянул папиросу из коробки. — Умеешь ты, мил человек, с солдатом поговорить! А к Голимбиевскому лучше стежкой ехать. Ваша таратайка пройдет. Вон за корчму ливоруч и паняй соби до лису…
— Ну бывай, служивый! Спасибо, — и пан Казимир, усмехнувшись, полез в шарабан…
Хутор Голимбиевского стоял на лесной поляне, недалеко от опушки. Внутри ограды белел аккуратный домик, к которому вела, деля пополам цветничок, чистая, посыпанная желтым песком дорожка.
Едва шарабан подъехал к воротам, как на крыльце появился сам хозяин. Было ему явно за пятдесят, на носу поблескивало пенсне со шнурком, а «чеховская» бородка придавала вид старомодный, благодушный и благожелательный.
Вукс с паном Казимиром подошли к крылечку и, поздоровавшись с хозяином, майор спросил:
— Если не ошибаюсь, пан Голимбиевский?
— Именно… С кем имею честь?
Пан Казимир церемонно вручил рекомендательное письмо.
Голимбиевский разорвал конверт, быстро пробежал глазами текст и поднял голову.
— Так это вы муж пани Яновской? Очень, очень приятно! Смею вас заверить, народная медицина делает чудеса, и я гарантирую, что за две недели ваша нервная система будет в полном порядке.
— Пан Голимбиевский, вы нас так обнадежили, что сразу захотелось приступить к лечению, но, видите ли, нам еще надо обустроиться и вообще… — начал было пан Казимир, но Голимбиевский сразу же перебил его:
— Нет, нет, нет! Вы будете жить у меня. Да, спрашиваю уже как пациентов… Вы воевали?
— Впрямую не довелось. — Пан Казимир предостерегающе посмотрел на Вукса. — Нас мобилизовали, но все так быстро кончилось и вот мы…
— Понимаю, понимаю… И убежден, все ваши нервы и все остальное оттуда… Прошу!
Голимбиевский широко распахнул двери и вошел в комнату только после гостей. Обстановка внутри оказалась вполне городская. Пан Казимир начал осматриваться, но незаметный знак Вукса заставил майора повернуться. В углу на подставке, застланной вышитым рушником, стоял радиоприемник. Квадратная шкала отсвечивала справа, рядом с закругленным краем блестела эмалированная табличка, а чуть ниже из-под свесившегося рушника выглядывала электрическая батарея с синим и красным обозначением полюсов.
— Это что же? Неужели радиоаппарат?
Пан Казимир повернулся к хозяину и всем своим видом выразил удивление и восторг.
— Да, да… Вы не ошиблись, — Голимбиевский был явно польщен. — Знаете, когда все это началось, почел своим долгом… Это «Электрит», у него автономное питание, так что сегодня вечером приглашаю вас слушать музыку.
Вукс и пан Казимир понимающе переглянулись и тут же начали рассыпаться в благодарностях…
* * *
Капитан Усенко пришел на обед с небольшим опозданием. Обычно он старался быть точным, но служба редко позволяла ему такую роскошь. Поэтому, когда капитан вошел в ресторан, зал был уже наполовину пустым.
Усенко не спеша огляделся. Знакомые учрежденцы заканчивали обед. Кое-кто кивал капитану, поднимаясь из-за стола. Перспектива сидеть одному его никак не устраивала, и, вздохнув, Усенко прошел в небольшую выгородку с плюшевыми портьерами, громко именовавшуюся «кабинетом».
Капитан привычно окинул взглядом уютный закуток. Официант, уже давно изучивший вкусы Усенко, сопроводил его к месту, и так же привычно Усенко попенял ему:
— И что вы так со мной каждый раз возитесь?
— Как можно-с… — Официант склонился в поклоне. — Вы ж у нас каждодневно обедаете. Сейчас все сготовим и подадим в лучшем виде.
Он неслышно исчез, и Усенко остался один. Признаться откровенно, капитану здесь страшно нравилось. Может, за последнее время, незаметно для него самого, изменились привычки, а может, ресторанчик компенсировал ему неустроенность холостяцкого быта, но в любом случае капитан чувствовал себя здесь комфортно и, сидя за столом, часто обдумывал то, что недосуг было решить из-за служебной нервотрепки.
Сегодняшний день не был исключением, и капитан так был погружен в свои мысли, что даже не обернулся, когда кто-то вошел в кабинет. Неожиданно вошедший, а это был представительный мужчина, явно из местных, не спрашивая разрешения, сел напротив капитана.
— Вы кто? — раздраженно спросил Усенко.
— Майор Дембицкий.
— Кто? — изумился капитан.
— Майор Дембицкий, — повторил пан Казимир и добавил: — Вы дали номер телефона, но я, как видите, предпочел личный контакт.
— Вон оно что… — протянул Усенко и, услыхав за спиной шорох, обернулся.
Позади него, прикрываясь портьерой, стоял поручик Вукс.
— Так… — Усенко сердито крякнул и в упор посмотрел на пана Казимира. — Этот молодец, как… в спину стрелять не будет?
— Конечно, нет!
Со странной усмешкой пан Казимир едва слышно барабанил пальцами по столу и молча смотрел на капитана.
Усенко тоже молчал. Ситуация была острой, но раз уж так вышло, то ею надо было воспользоваться, и капитан, спеша проверить то, о чем догадался только сейчас, спросил:
— А это не он вас из подвала на хуторе вызволил?
— О, отличная работа, капитан! — искренне похвалил пан Казимир. — Да, он. Подстраховывал меня, когда я к Яновской зашел.
— Ясно… — Усенко помолчал. — Так с чем пришли?
— Для начала хотел бы знать, за что арестовывали?
— А что такого? — криво усмехнулся Усенко. — Узнали про вас и побеседовать захотели…
— Не слишком ли резко?
— А вы б на моем месте как?
— Да, пожалуй… — согласился пан Казимир. — Но, признаться, теперь я для вас интереса не представляю.
— А для тех… Что в подвал затащили?
— То история старая… Полагаю, счеты сводят. Я тут еще до войны убийством нашего офицера занимался…
Усенко был далек от того, чтобы вот так на слово, поверить майору, хотя то, что он говорил, выглядело весьма убедительно. И чтобы намекнуть на это, капитан скептически усмехнулся.
— И все-таки?
— Вот поэтому я и здесь. Вы меня, как я понял, обнадежили, а они в покое не оставят…
— Кто… Они?
— Да вот… — Пан Казимир достал из кармана толстый конверт и протянул Усенко. — Я для вас полный списочек приготовил. Думаю, эти личности весьма вас заинтересуют…
— Ну что ж, посмотрим…
Усенко попробовал конверт на ощупь и положил на скатерть. Выходило, что польский майор вроде как пошел на сотрудничество, но вот причины, побудившие его к этому, были для Усенко совершенно неясными. Все это надо было выяснить, и капитан пустил пробный шар:
— И, конечно, что-то от меня требуется, так?..
— Так… Прошу вас, разрешить пани Яновской жить дома.
— Разрешить? — удивился Усенко. — Ей никто ничего не запрещал.
— Не надо, капитан, — неожиданно жестко сказал пан Казимир. — Мы оба отлично знаем, что я имел в виду.
— Ладно, не беспокойтесь, сделаем. — Усенко понял, что майор знает достаточно много, и, отбросив экивоки, предложил впрямую: — Я полагаю, теперь и вы у нее жить будете?
— Поостерегусь пока, ну а как только вы справитесь…
— А где, если что, искать вас?
— Я сам вас найду. — Пан Казимир улыбнулся и встал. — А теперь, пан капитан, всего наилучшего…
Плюшевая портьера неслышно откинулась, и оба визитера исчезли. Усенко недоуменно посмотрел на все еще колышащиеся складки, на лежащий поверх стола пухлый конверт, покачал головой и машинально развернул салфетку, вложенную в кольцо…
* * *
Стоя на середине школьного двора, Ицек энергично показывал на сколько еще нужно подтянуть транспарант. Мефодька, зацепившись ногами за водосток, молча следил за жестикуляцией Ицека и вытянутой рукой, насколько возможно, подтягивал матерчатый угол.
Наконец все складки разгладились, и настойчиво добивавшийся этого Ицек радостно закричал:
— Хорош!.. Прибивай!
Несколькими ударами забив давно приготовленный гвоздь, Мефодька перевалился прямо через карниз и, секунду повисев на руках, спрыгнул на землю.
Ицек ревниво покосился на мужиков, по складам читавших только что вывешенный лозунг. По красному кумачу шла броская надпись:
ПО БИЛЬШОВИЦЬКИ ЗУСТРИНЕМО ПЕРШИ КОЛГОСПНИ ЖНИВА!
Этот лозунг Ицек взял из газеты, сам написал разведенным мелом большие печатные буквы и сам поставил в конце жирный восклицательный знак. Вот только, прибивая его к стене, Ицек малость оплошал, и транспарант пришлось перетягивать с Мефодькиной помощью.
Сам Мефодька, ставший после окончания курсов при МТС ярым активистом, все дни обхаживал свой новый «универсал» и сейчас, глядя на вывешенный транспарант, сосредоточенно нюхал руки, вымытые от керосина и масла, наверное, только по случаю собрания.