себе в «Вымпел»! – сказал, как отрезал, грузин. – Чувствую – мой парень!
– Салам алейкум, чурка! – обрадовался Нечаев такой хорошей развязке.
– Э, брат! Пьяный уже? Я грузин, не мусульманин! И уж точно не чурка!
– За интернационал! –разлил вторую бутылку по стаканам проректор. – Кстати, Зыкин участвовал в четырнадцати боевых операциях. Тоже майор…
Из всей этой истории Протасов пытался сделать правильные выводы. Первое, что он четко осознал: что все несовершенно под луной. Сила, мастерство, знания – все хорошо, но без оплодотворения всего этого мозговым веществом в единое целое – просто набор разрозненных умений, и только. А воспитывать, сплавлять в себе надо цельное. Так ему наказывал в Суворовском училище старый мастер казах Аяк. Но суть обучения молодой человек понял только сейчас…
Когда он подписывал обходной лист, ему была вручена повестка с отбытием на Кавказ для прохождения срочной военной службы сроком на два года.
Через неделю он прибыл в город Сочи, где его встретил уазик, а в народе – «козлик», забитый под крышу продуктами. На сиденье рядом с водителем возвышался огромный мешок с картошкой. Машина долго и натужно поднималась в горы практически по бездорожью, а рядовой Протасов был почти раздавлен мешком весом центнер, подпрыгивающим у него на коленях.
А потом был разговор с майором Гоголадзе, объяснение новобранцу ситуации, недельное вживание в небольшой коллектив взрослых бородатых мужиков, одетых в неуставную форму, с суровыми глазами и вместе с тем безмятежностью в них, приходящей к людям, когда они долго и профессионально занимаются любимым делом.
Никто не потешался над новичком при беге на двадцать километров с полной выкладкой. И бежать с шестьюдесятью килограммами амуниции в гору не самое тяжелое, а вот когда под нее, без тропинок, через валуны и камни несешься со скоростью электрички, бьешься о деревья, блюешь на ходу – а тут новый подъем в гору… Но Протасов всегда добегал, хоть и последним, через пару часов, почти мертвый, когда уже все спали, а его ждал лишь караульный и холодная каша.
Никакой дедовщины. На новобранца почти не обращали внимания, учили стрелять из номенклатурного оружия, но иногда приходилось пробовать экспериментальное, типа пистолета «Калибр м 76» весом 1570 грамм, когда «глок» с полным магазином весил всего 870 граммов. Отдача от пистолета была как от противотанкового ружья. Стрелять советская школа учила только с одной руки, поэтому при каждом нажатии курка руку будто вырывало из плеча. Надо сказать, что если пуля из «Калибра» попадала в двадцатисантиметровый ствол сосны, то его разрывало начисто, что производило нешуточное впечатление… Но Гоголадзе отказался от «Калибра», аргументируя это в письме командованию тем, что ствол настолько тяжел, что прицельная стрельба невозможна – только по площадям, а на то есть помповик: хочешь с картечью, хочешь с пулей. Опять же, все системы автоматов подходили под такие характеристики… Да и спрятать оружие за спиной под ремень было невозможно по причине больших габаритов пистолета.
– Говно машинка! – приговорил Гоголадзе.
Первые полгода службы Протасов провел в горах. Его ни разу не посылали в город за продуктами. Он совершенно забыл, что такое обычная постель. Тело стало сухим, а работа мозга обострилась до необходимости решения боевой задачи.
Неделя в месяц посвящалась безоружному бою. Спецы любили побить кулаками по стволам деревьев, обтянутых старыми тюфяками, потягать штангу, армрестлингом баловались, лишь иногда случались поединки один на один – вялые, со смехом, будто детки боролись.
Протасов вопросительно смотрел на Гоголадзе, а тот коротко объяснил. В современной войне боевые искусства безоружного боя почти на хер никому не нужны. У тебя же есть оружие: хочешь пистолет, хочешь граната. нож. А каратешмарате – для кино или нелегалов, работающих в поле, то есть разведчиков на чужой стороне.
На второй год службы их отряд срочно вылетел в страну, где много песка. Задача стояла такая, что наименьшими силами было необходимо взять хорошо укрепленное здание Лишь Гоголадзе знал, или все знали, кроме Протасова, что после взятия здания необходимо зачистить всех, кто в нем находился. В первую свою командировку Протасов был вынужден убить трех человек. На это ему понадобилось всего три пули из спецвинтовки с укороченным стволом и видоискателем. Не из отечественной – из иномарки. Семеркой между собой ее называли. Один был убит с расстояния. Пуля вышибла ему кадык и шейный позвонок. Когда уходили под поскрипывающие помехами рации, наскочили на патруль. На устранение врага Гоголадзе послал Винни- Пуха, мужика под сорок, здорового, как лось, с пельменными ушами борца, постоянно жрущего мед, даже в бою. Где и как он отыскивал мед, было его секретом. Но все понимали, что это лакомство из лесных диких ульев, где проживают самые злобные насекомые мира… Был у него на куртке потаенный карман, куда он все время залезал рукой и затем смачно облизывал пальцы.
– Когда-нибудь у тебя палец к курку прилипнет! – предупреждал майор.
Вместе с Винни-Пухом отправили и Протасова – корректировщиком огня. Залегли на высоте.
Прав был майор. Не палец прилип к курку, а мед затек под него, лишив спусковой крючок подвижности.
– Дай свою «семерку»! – скомандовал Винни-Пух.
– Залипла?
– Слегка…
– Отлипай, – предложил Протасов и сделал два быстрых выстрела, ликвидировав патруль.
– Вернемся на базу – я тебе на лицо сяду! – предупредил любитель меда.
На базу вернулись через сутки, отоспались в спальных мешках, поели вдоволь баранины. Хачапури пахли длинной увольнительной, а хинкали сами запрыгивали в рот… Ранним утром Винни-Пух пришел за Протасовым и, застав его спящим в плену закрытого спальника, поднял ношу на плечо и понес куда-то в гору. Мужик подвесил дрыгающийся мешок с салагой на сук дуба, вернулся в лагерь и перед завтраком поел меда.
– Ишь, – засмеялся. – «Отлипай»…
Протасова хватились через пару часов после завтрака, так как он был дежурным посудомоем и вообще на хозяйстве.
Почти все в слаженном порыве посмотрели на Винни-Пуха, который со смаком облизывал указательный палец.
– Где? – спросил Гоголадзе.
– На дубе том, – ответил любитель сладкого. – Висит.
– Что значит висит? – не понял майор.
– Висит значит висит. В спальном мешке. Там сержант Колодин приглядывает… На том же дубе лежит под маскировкой, следит, чтобы инсульт рядового не хватил. Я новенького вниз головой…
Гоголадзе и еще несколько мужиков побежали на пост, а Винни-Пух, в наслаждении облизывал указательный палец.
С Протасовым ничего особенного не случилось. Кое-где на лице полопались сосуды, и глаза всю неделю оставались красными, как полковое знамя.
Он выздоровел, а через неделю хватились самого Винни Пуха… Нашли бойца лишь к ночи, по его коротким вскрикам, привязанным к дуплу дикого пчелиного улья, да
