абсурда? И дело даже не в камине. Нальёшь мне кофе? Я предпочитаю воронку.
– Я сейчас вставлю воронку тебе в горло и залью кипятка, – спокойно произнесла она.
– У вас тут всегда с клиентами обращаются столь неподобающим образом? Ответ у тебя прямо перед носом.
Надя снова потянулась к бутылке.
– Ладно, ладно! Скажи… сколько здесь стен?
Она заикнулась с намерением переспросить, как вдруг на автомате сосчитала и ахнула:
– Какого?.. Так было всегда? Быть не может… Сплю.
Кафе, которое этой ночью сделалось для несчастной одинокой девушки метафизической западнёй, треугольное (не считая ниши)! И вот сидели теперь в треугольном помещении и шептались: бариста Надя и странноватый подросток.
– Не думаешь же ты, что они будут так банальны.
– Я вообще ни о чём больше не думаю! Здесь три стены! – повторила Надя, хотя никто не нуждался в дополнительной констатации и без того очевидного факта. Пальцы её нырнули в зафиксированную гребнем охапку волос, натянув корни до боли. – Тогда… тогда я, наверное, отравлена.
– Может быть. Нас так или иначе приносят в жертву. Механизм, как я уже выразился, неважен, важен лишь результат.
– Что ты имеешь в виду?
– Это место таит в себе немало опасностей. Я попробовал тебе растолковать, но я не лучший рассказчик, – безнадёжно выдохнул он, – к тому же оно само справится с этой задачей куда лучше, нужно просто прислушаться, но сперва кофе.
– А ты вообще-то не должен спать? – спросила Надя на всякий случай, но просьбу исполнила.
Утробное урчание гриндера, керамическая воронка, фильтр из неотбеленной бумаги, кипяток тоненькой струйкой, терпкий аромат приятно ударил в нос.
– Хотел бы я вспомнить, что означает это слово – «спать»…
– Как родители смотрят на то, что ты шляешься по ночам не пойми где?
– Они как раз таки спят и не знают, – он протянул ей две сотки.
– Не нужно, за счёт заведения.
– Спасибо!
Мальчишка сделал глоток, поморщился, проглотил и сразу же отставил напиток в сторону.
– На самом деле я не большой ценитель кофе.
– Сахар, сироп?
– Не нужно, – хмыкнул он почти брезгливо.
– Может, молока подлить?
– Молоко давай. Пожалуйста.
– Как тебя зовут?
Он сконфузился и даже как-то физически сжался.
– Меня зовут Надя, – сделала шаг навстречу.
– Знаю, – залился он румянцем. – Надя…
– Да?
– Ты читаешь газеты? Не слышала ничего о череде таинственных самоубийств влиятельных политиков и бизнесменов?
– Нет, испытываю идиосинкра́зию по отношению к любого рода СМИ, – отмахнулась девушка (выпендриваешься словами перед ребёнком, молодец (жаль только, с ударением опять промахнулась)). – Зачем по своей воле потреблять информационный мусор?
– Напрасно, это напрямую касается всех и каждого: худшие опасения безумцев здесь и сейчас становятся реальностью.
– А я здесь при чём? Я простая офиц… бариста, чёрт бы тебя побрал, кофе, что ли, скиснет? Я не желаю ничего, кроме как существовать своими маленькими обязанностями…
– Добросовестное исполнение которых осеняет любую мелочь светом высшей добродетели. Знаем, слышали, – усмехнулся юнец. – Грядёт время ужасных перемен, кружка самого паршивого кофе станет роскошью, да и само существование станет роскошью.
– Подумаешь, повыпрыгивали какие-то богачи в окно, ну недосчитается Богемский клуб скольких-то извращенцев, нам-то что? Предлагаешь их пожалеть? Их места уже заняли другие, а мы как были здесь, так и останемся.
– Верно, другие… Я просто хочу сказать, что это не совпадение, понимаешь, не случайность. Это только начало. Речь идёт о великой реновации, для которой необходимо расчистить площадь. Главное жертвоприношение впереди. Все только и ждут, что сигнала. Грош цена идее, за которую не льётся кровь.
– Откуда ты всё это берёшь? – Надя сделала умоляющее лицо.
– Я… один из них, – снова наклонившись, едва заметно прошептал он.
– Ты?
– Не веришь?
– Считаешь, рассказывать это первому встречному – хорошая затея?
– Чего тут таить? Всё равно никто не поверит. В этой точке, – он ткнул пальцем в знак, – мы сталкиваемся с волей, отделённой от нашего привычного быта, но тем не менее оказывающей на него непосредственное влияние. А ты не первая встречная, тебя выбрали. Ты – сигнал.
– Сомневаюсь, но допустим.
– Твой скептицизм играет нам на руку. Только не говори, что тебя не терзает чувство, будто здесь и сейчас происходит непостижимое, выходящее за рамки понимания, нечто грандиозное и одновременно пугающее, – оживился мальчишка, задетый скучающим видом собеседницы. – И я не про отсутствие четвёртой стены.
– Я успешно борюсь с этим наваждением, – парировала Надя.
– Как далеко всё это зайдёт, зависит только от тебя. Невидимая сила готовит диверсии параллельно жизни зашоренного мира, капкан вот-вот схлопнется, но восемь миллиардов лишних Надь ничего не замечают, знай себе крутят пальцем у виска, смело шагая к обрыву. Врагов сегодняшнего дня куда больше, чем видится за твоим прилавком с пончиками…
– Полегче! – возмутилась девушка.
– Кстати, о пончиках…
– Хочешь?
– Да.
– Тебе какой?
– С горьким шоколадом есть?
– Нет, только с молочным.
– Сойдёт.
– Пока что они, – продолжил он, забивая рот десертом, – провокаторы, контрабандисты, авантюристы, фальшивомонетчики, поджигатели и прочие лицедеи, вынуждены таиться и тихо паразитировать на обманчивом чувстве повседневности, но по щелчку пальцев они выйдут на свет, разбредутся, невидимой нитью вплетясь в ткань общества, чтобы подтолкнуть сегодняшний ветхий мир к обновлённому завтра.
– К чему такие сложности? Разве завтра не неотвратимо?
– Безусловно, это вопрос цены. Рекомендую ознакомиться поближе с этой вещицей, пусть не ответ, но намёк там имеется, – ухмыльнулся он, медленно поднимаясь с места, без спроса проскользнул за прилавок и отрыл из-под цветов газету старика. Протянул Наде. – А я пока, с твоего позволения, отлучусь в сортир.
– Без фонаря никак, что ли? – съязвила девушка. – Уборная слева.
– Да знаю я. Надя…
– Что?
– Беги отсюда, пока не поздно, – и хлопнул дверью.
– Я здесь одна не знаю ни…
Сделав глубокий вдох, Надя не без раздражения раскрыла газету на произвольной странице, сама же отметила, что это движение ей совершенно незнакомо, будто она ни разу в жизни не держала в руках обычной газеты, по крайней мере, с ходу припомнить этого не могла. Каково же было её удивление, когда на представшем взору развороте обнаружился коллаж, сложенный из вырезанных букв и слогов.
888
Не выдавай себя ничем. Не поднимай глаз. Делай вид, что читаешь. Это необходимо для твоей же безопасности. Отныне ты всегда под пристальным взором. Тебе будут являться призраки, не пугайся их. Они будут ждать твоей оплошности, мгновения, когда ты дашь слабину. Но ты не дашь.
Они будут приходить к тебе со странными просьбами, любой ценой будут стремиться запутать тебя. Они будут очень убедительны. Но ты не дашь себя провести. Они будут тянуть одеяло на себя, но ты не поддашься.
Учись иначе смотреть на вещи. Вещи – это не только то, что они есть. Но ещё и то, чем они могут быть. Всё вокруг нас и мы сами обладаем потенциалом. Мы – совокупность этих потенциалов.
888
Похоже, ещё и ремонт на Волоколамке. Как знал, надо было пешком идти, сэкономил бы минут пятнадцать, и дёрнул же чёрт. Газ. Тормоз. Газ. Тормоз. Зубы скрипят от злости. А теперь чуть-чуть осталось до проспекта, да и несподручно просить остановить здесь – в крайнем левом ряду в красном отсвете габаритных огней. К тому же затянуло в радиоспектакль – интересно, чем там всё закончится:
«О, дошло наконец, что всё реальное – это болезнь! Я тебе это уже битый час доказываю. Мы – практикующие ипохондрики – не испытываем ничего, кроме раздражения жизнью! Наши узлы в щитовидке, плоскостопие и вываливающаяся прямая кишка – хором взывают к торжественному самоустранению!» – несоответствие между содержимым высказываний и наивными детскими интонациями Бальдра и его собеседника не могло не забавлять.
«И, таким образом, мы с честью выполняем отведённую нам роль!»
«Предсказуемо: природное, естественное, от чего мы вслух отказывались, подвело нас к вполне взвешенному логичному решению о…»
«Как и всякая завершающая стадия цикла – мы катимся под откос».
«Но как-то от этого не легче».
«Что верно, то верно».
«Мы не стыдимся сказать вслух: человек – тупиковая ветвь. Таково наше чувство прекрасного, такова и наша мораль, и наша этика ведёт нас с натянутым до боли кольцом в носу прямым курсом к обрыву».
– Точно-точно, – загоготал водитель, в очередной раз вдавив педаль газа в пол ради того, чтобы через двадцать метров точно
