восседали старушенции, издали походящие на тотемы или идолы; каменные боги, на чьи образы можно было наткнуться в странствиях по далёким землям; однако те боги обозначали каждый свою границу, это были боги территорий и семей, а старушки не имели ни того, ни другого – то были пустые боги, порожние идолы.
В своём бесконечно благородном желании обеспечить меня высшим образованием родители решили оплатить моё обучение. По баллам я не проходил ни в один из факультетов ни в одном вузе. Из всех университетов в городе моих предков устраивал только ВолГУ. Меня он тоже, по большому счёту, устраивал, но от моего мнения в данной ситуации мало что зависело. Во время подачи документов я особо не выбирал специальность, главное, чтобы она была гуманитарной. Выбор мой, разумеется, был обусловлен не моими собственными измышлениями, а рассуждениями родителей. Специальность, где я буду в обязательном порядке учить языки. Знать историю, политологию и прочее и прочее. В некоем фантомном виде я представлял, чего от меня хотят, и даже получалось чужие цели ставить на место своих, подыгрывать, поддакивать, благо, за отсутствием собственных целей заполнение пустого места было сущим пустяком.
И я попал на регионоведение.
Надо сказать, здесь я позволил себе каприз. Вопреки родителям, убеждающим меня поступить на международные отношения, я выбрал другое направление, относящееся, впрочем, к тому же самому факультету и к той же самой кафедре.
Я не понимал, что такое регионоведение. Я чувствовал лишь облегчение, увидев своё имя в списках на зачисление.
длинные листы словно развёрнутые папирусные свитки висели приклеенными на каменных колоннах у входа в универ каждый подходит заглядывает в списки словно в городе объявлено военное положение и тысячи имён выставляют на общее обозрение кто пропал без вести кого надеятся найти кто просто оставил имя в память о ком-то
Шесть утра.
Сумерки расплываются.
Лето кончилось.
Я умылся, позавтракал, собрал вещи, оделся и отправился на автобусную остановку.
Улицы безлюдны и молчаливы. Лают собаки. Дома – точно древние монументы. Продвигаясь дальше в гробовой тишине, начинало казаться, что я в самом деле нахожусь в начале времён, в некоем сказочном и одновременно безответном пространстве. Я ощущал себя чужаком, заблудшим скитальцем, по наитию отыскавшим пресловутый край света, и скоро взору моему должны открыться ниспадающие в космическую пропасть водопады, льющиеся прямо по бугристым спинам слонов, что стоят воздвигнутыми гигантами на выщербленном панцире престарелой черепахи. Впрочем, ГЭС и без всяких фантазий представлял собой край земли, особенно в эти минуты, когда солнце готово вот-вот подняться, позволяя тьме по-тихоньку рассасываться меж зданий, уходя глубже в лесные чащи, которые и днём-то вызывают далеко не положительные эмоции. При виде этих лесков, что на самом деле являли истинный лик ГЭСа, мне почему-то вспомнился дендрарий. Будто что-то поменялось во мне. Будто я причастился тёмной обители этих лесков, пусть раньше, года три назад, мы с приятелями часто прогуливались среди них, обнаруживая «памятные» места, где кого-то когда-то убили или кто-то покончил с собой. Земля в крови. До сих пор. А я продолжал сонным призраком идти по безмолвному району, словно прозревая – это место стало частью меня. Но теперь во мне пламенел образ. Прекрасный образ. И хоть он тоже молчал, хоть мне, возможно, только показалось, что он зовёт меня, я не сбавлял шага.
Я всё выдумал.
Реальность много скучнее.
И образ – тоже призрак. Как я.
Мне не с кем поговорить, не у кого узнать, кто эти люди, чего они тут собрались. Все лица незнакомые. Стоп. Не могла же я вчера пить пиво с какими-то левыми людьми. Где они теперь? В расписании точно указана эта аудитория, но там ничего не говорилось о том, что сюда припрётся целая толпа и будет галдеть на весь коридор. Вжалась в уголок, как мышь, ни слова, ни звука, главное, чтобы меня не заметили. Озираюсь по сторонам. Зачем я жду её? Вы просто увидитесь, перекинетесь, если до этого дойдёт, парой фраз и будете дальше молчать, потому что не знаете друг друга… надо отогнать от себя мысли, что тебя с ней что-то связывает. Ты всё придумала. Для неё ты никто, ничто, кто-то, кто стоит у стены, стесняется первой заговорить с незнакомыми людьми, та, кто почему-то сохранила в себе повадки новенькой, так было в школе, когда тебя перевели в новый класс тебя как будто бы нет и все смотрят одновременно на тебя и сквозь тебя Здесь же все как один, никто не знает друг друга, но почему тогда я стою одна, молчунья, и упираю взгляд в пол, подсознательно желая полностью вытравить себя из действительности…
– Привет! Тебя ведь не было на предыдущей паре, да?
Который раз к ней обращаются тогда, когда она совершенно к этому не готова. Норовят застигнуть врасплох. В этом нет ничего странного. Просто ты постоянно витаешь в облаках. Нет, я всегда здесь, стою на земле.
Голос показался ей знакомым. Кристина подумала даже, что это розыгрыш. Такого не может быть.
Всё как вчера, то же самое чувство, когда в одно мгновение перед ней выстроилась дотошная до мелочей перспектива – это моя жизнь, пыльная, затхлая, неизменная; это лабиринт; это вечность ты перегибаешь рано или поздно это издевательство закончится ты уедешь снова уеду? опять? куда ещё ехать? посмотри – эти степи, эта плоская земля, плоская, как блин, по этой земле можно измерять перпендикуляр – посмотри на эти земли и скажи, возможно ли их оставить не от большой любви эти пустыри всё равно что бродячие собаки не отстанут будут следовать за тобой скалиться лаять но нападать не станут до последнего пока ты не свалишься тем самым признав что бег твой бесполезен ты не уходишь это факт пустырь значит ты стоишь на месте кочевые племена на самом-то деле никуда и не кочевали рождённые степями движением они только подтверждали свою неизбежную осёдлость пустырь значит я здесь я всегда буду здесь я всегда была здесь здесь моя судьба здесь лабиринт.
Вернулась Инна. Тотчас в комнате повис тонкий, влажный аромат утра, что аккуратно смешивался с царящим до этого запахом пыли. Бросив на кровать шампуни, лосьоны и широкое банное полотенце, Инна быстро достала из нижнего ящика стола полиэтиленовый пакет и начала собирать в него презервативы и бутылки. Всё ещё мокрые от душа волосы ярко
