должно быть, иначе беды будут сыпаться на головы, как горох из сита.
Николай, слушая друга, задумался: не намек ли это на его действия, действия командира, допустившего когда-то несдержанность, равносильную хамству. «Наверное, кто-то пожаловался втихую, — решил он, попутно вспоминая, где и когда мог такое допустить. — Ну, отчитал одного за невнимание на посадке — плюхнулись на одно колесо; другого за опоздание из отпуска, видите ли, билетов на самолет не было в кассе; третьего тоже нашлось за что пожурить. И если за все это меня судить как хама, думаю, будет несправедливо. К тому же я поругиваю тех, в ком вижу здоровый потенциал воздушных сил, и если не делаю этого тому, кто заслуживает порицания, это не значит, что он прав во всем, это можно понимать и как бесполезность подобных воспитательных мер».
— Какой вы видите авиацию ближайшего будущего? Какая она нам нужна? — спросил Александр, задержав взгляд на каждом по очереди.
— Разумной! — сказал и засмеялся подполковник Романюк, старший штурман полка. — Такой, чтобы если летчик потянется включить то, что не надо, его за это по рукам долбанул какой-нибудь сверхумный и бдительный компьютер.
— Тогда уж лучше по голове, — уточнил начальник штаба.
— Наметилась тенденция, — таинственным голосом произнес Александр, что заставило всех прислушиваться в ожидании чего-то необыкновенного, — замены летчика автоматом в полном объеме. Беспилотный летательный аппарат. Когда мы с вашим командиром были курсантами, нам преподаватели, в основном инженеры, говорили, шутя и запугивая: век ваш, соколы, век героики, заканчивается, наступает эра техники, век умных, вот де скоро мы вас спишем подчистую на землю, чем вы тогда гордиться будете? А мы в это время настроим беспилотников и будем ими сами управлять. Так и быть, найдем и вам применение: будете пальцем тыкать в карту, выискивая нам очередную цель. Угрожали инженеры забрать у нас кожаные куртки, шоколад и вообще кормить, говорили, не будут. Веселый у нас авиационный народ! Теперь этих беспилотников больше, чем инженеров-летчиков-операторов. Выгода существенная. Конечно, разум человеческий пока никакой умный компьютер не заменит, но и те перегрузки, о чем говорил сегодня ваш майор, инженер, для компьютера мелочь, а если так, то и от ракеты такому самолету проще увернуться. А самое главное — снижается риск человека быть убитым на войне!
— Проще тогда вообще свести этот проклятый риск к нулю — не воевать. Разница небольшая — убьешь ли ты кого, тебя кто-то, все равно это противоестественно. От этого зверства давно пора избавляться, а мы стремимся к изощренному убийству множества людей малыми средствами. Убиваем и радуемся — вот это страшно! Что-то не так с мозгами у нас, — сказав это, начальник штаба потянулся к рюмке.
Тишина повисла, темнее как-то стало в маленьком уютном зале. Все смотрели на старшего, ожидая его слов.
— Да, что-то не так с нашими головами, — повторил он сказанное начальником штаба. — В оправдание нашему поколению скажу, что войны придуманы с появления жизни на земле. Хоть и самый несправедливый и жестокий способ решения проблем, но самый массовый и популярный. Мне кажется, войны будут столько, сколько жить будет человек! Может, когда-то ученые выведут ген, отрицающий убийства, жестокость, возбуждающий библейскую любовь к ближнему ли, к дальнему ли человеку, к кошке, собаке, ко всякому живому существу.
— Посмотришь наши телепередачи или современные фильмы — одни убийства! Пропаганда искусства убивать! С пеленок учим человека жестокости! Ген жестокости вселили в нас быстро и надолго, и менять его на ген добра и любви никто, похоже, не собирается, невыгодно! Вот так и живем с ненавистью ко всем и всему! — начальник штаба уставился пустыми глазами на бутылку. Заметно было его желание схватить ее и налить полный стакан водки. Николай посмотрел на Александра, ему было не по себе от слов своего подчиненного, взявшего на себя роль мессии. Лицо друга не выражало ни недовольства от услышанного, ни удивления.
— Владимир Иванович, — повернулся к начальнику штаба Николай, — ты сгущаешь краски. Много у нас жестокости, несправедливости, но и добра в душах людей сохранилось немало. При всей этой мути на экранах, у наших людей столько еще живет душевного тепла, самопожертвования ради спасения человека, а о Родине я уж и не говорю. Может, не совсем и плохо, что нас пичкают разной дребеденью — от этого вируса вырабатывается защита, антивирус своего рода. Мы смотрим на жестокое убийство, и у нас трепещет каждый нерв, мы жаждем мщения! Мы требуем изменить закон, наказать преступника самым строгим способом. Все зависит от того, как оценивать увиденное, услышанное.
— Совершенно верно! — согласно закивал помощник по воспитательной работе. — Материя определяет сознание.
Начальник штаба, криво усмехнувшись:
— Нищий, глядя на олигарха, думает: «Как хорошо быть олигархом! Всего полно, живи и радуйся!» Олигарх, глядя на нищего: «Как хорошо быть нищим! Никаких тебе забот, живи и радуйся!» Материя определила их сознание, но не изменила жизни. Сознание без действия — звук пустой! Мы восхищаемся словами и мыслями какого-нибудь просветителя, но не спешим повторять его в делах. Запараллелили мы свои жизни: знаем, как надо жить и живем, как не надо. Очень удобная позиция! Я не за белых, я не за красных! Пускай кто-то другой бьется на баррикадах, а я потом погляжу, что мне выгодно, чью сторону принять; естественно, скажу победителю, что он прав. Вот таких большинство. Поменять нам свое мнение — раз плюнуть! Принесли на своих плечах во власть алкаша, который пропил, профукал государство, и кричим: ах, какой он нехороший! Государство уничтожил! А о себе — молчок! А виноваты-то в первую очередь сами!
— Владимир Иванович, — обратился к оратору Николай с усмешкой, — по-моему, ты не к той партии пристал? Тебе надо глаголем жечь сердца, а ты прозябаешь в казармах да каптерках. Ты прав. Прав во всем, но это всего лишь слова.
— Вы правы, Николай Анатольевич, только мои слова и мысли подтверждают мои убеждения. А человек с убеждениями — это продукт политики. Человек с убеждениями знает, чью сторону принять, он не будет прибиваться то к одному берегу, то к другому. Не знаю, к счастью иль к несчастью, но наши права и возможности ограничены задачей защиты Родины.
— Совершенно верно! — продолжил Николай. — Защита может быть от внешних врагов и внутренних. Внутренние враги в десятки раз опасней внешних. Напала Германия, и народ единой массой встал на защиту своей страны. Военные, рабочие, крестьяне, интеллигенция, школьники, коммунисты, комсомольцы и беспартийные в одном строю, с одной целью — и враг разбит в пух и прах. Внутренние враги, как черви, точат государство изнутри: убили
