смене однообразных событий, поглощающих все твое время, всего тебя целиком. Расселились в гостинице, переходили из номера в номер, продлевая радость встречи…
Утром, после завтрака, разбор и подведение итогов работы в частях. Крепко спрашивали за летные происшествия, за нарушения воинской дисциплины.
— Полковник Кот! — командующий воздушно-космическими силами округа уставился на невысокого крепыша. — У вас катастрофа по вине руководства полетами в августе, в октябре авария по той же причине, как вы это расцениваете?
Полковник молчал и смотрел в сторону.
— Почему вы не сделали правильных выводов после первого летного происшествия?
Полковник упорно молчал, не меняя положения.
— Скажите, вы в состоянии управлять полком? — вопрос не в бровь, а в глаз.
Полковник молчал, видно было, как в нем боролись душевные силы: одни говорили: пошли их всех подальше, скажи, что не нужна мне ваша благодетель, ваши прощения и предупреждения; другие настоятельно требовали покаяться и обещать!
— В состоянии, — тихо произнес полковник Кот.
— Хорошо! — сказал командующий. — Поверим вам еще раз. Последний!
Когда за трибуну встал Николай, то у подуставших членов руководства, видать, иссякли каверзные вопросы, и его отчет не вызвал ни радости, ни упрека. Его спросили, как идет подготовка летчиков к командировке в Сирию; ответом были удовлетворены.
После ужина — продолжение «банкета» в номерах гостиницы.
Полковник Кот, хорошо поддавший, говорил, закусывая бутербродом с красной икрой:
— Еле сдержался, чтобы не сказать: да пошли вы все куда подальше! Увольняйте! Гражданский флот не откажет мне. И не буду я там назначать офицеров в кочегарки дежурить! Угля нет, рабочих нет, работы женам тоже нет! Офицеры спиваются! Керосина нет, двигателей нет, на чем мне летать?! Они что, не знают этого, зачем меня вытянули на позорище! Сами раздербанили армию, а с нас спрашивают! Нашли крайнего! Пусть подумают, что им говорить, когда спросят с них за все эти делишки!
— Не похоже, что придет такое время, — потянулся к бутылке командир истребительнобомбардировочного полка полковник Седов. — Во всяком случае, не будет такого в ближайшие годы.
— Я верю нашим дерьмократам, которые заверяют, что НАТО не будет развязывать войну с Россией, — сказал, глядя на черное окно моложавый подполковник с орденом «Красной Звезды» на груди. — Если б Америка хотела этого, то самое время взять нас голыми руками.
— Ждут, когда без выстрела сдадим Россию!
— Мы — мелкая сошка, но почему терпят это наши большезведные?
— Тебе не хочется расставаться с креслом летчика, а они в случае неудачи потеряют гораздо больше!
— Россию теряем, куда еще больше?! — глаза полковника Седова налились кровью. — Это не идет ни в какое сравнение с самым престижным креслом. А наше кресло, кресло летчика, не должно стыдиться того, кто на нем сидит!
Заглянула в номер дежурная по этажу.
— Ребятки, нельзя ли тише! — попросила она. — Второй час ночи, все спят, а вы все кого-то ругаете и грозитесь навести порядок в стране! Декабристы нынче не в моде! Спите уж спокойно. Фу, накурили как, голов не видно! Пожарники бы не примчались — откройте форточку скорее!
— Декабристы нынче не в моде, — тихо сказал Кот, когда закрылась дверь за дежурной. — Устами бабы истина глаголет. Поверим ей.
Перед обедом руководитель сбора объявил, что сегодня вечером все участники приглашаются в концертный зал Дворца строителей на представление вокально-инструментальной группы из Москвы, продюсер которой выделил для летчиков места в зале.
— Около столовой будут два автобуса, сразу после ужина поедем, ужин на час раньше! — сказал он, надеясь увидеть радостные лица командиров. Лица непроницаемы. — Я думаю, не помешает немного отойти от наших дел, чуть-чуть развеяться. Потом опять аэродромы, самолеты, керосин и портянки.
— Это не обязательно? — выкрикнул кто-то из задних рядов.
— Обязательно! — отрезал ведущий. — Все за одного, один за всех!
В полупустом зале не чувствовалось праздничного настроения. Кучка шумливой молодежи на передних местах, видать, студенты, несколько молодых парочек и ни одного человека хотя бы среднего возраста с печатью радости от предстоящего вхождения в мир великого искусства. Николай, как говорится, сто лет не был в театре, более того, ни разу не был в концертном зале на выступлении хоть какой-нибудь звезды, поэтому удивился непраздничному виду толпы. Ожидал другое. Такое складывалось впечатление, что публика забежала в зал погреться с мороза, переждать непогоду или просто деваться некуда неприкаянным людям. Одеты обыденно, что под руку попало, то и нацепили.
Уже время открывать занавес, а он замер мертвой стеной, отделяя простецкую публику от элиты. 19.20, а занавес неподвижен.
«У нас такого не бывает! — отметил непорядок в стране искусства Николай. — Точность — не их призвание. Посмотрим, чем еще они нас удивят?»
В 19.25 в щель между фалдами занавеса протиснулся кругленький человек маленького роста, лысый спереди и волосатый сзади.
— Добрый вечер, дорогие друзья! — поставленным голосом поприветствовал публику человек и лучезарно улыбнулся, показав ряд белых по-европейски зубов. — Начинаем концерт нашей прославленной не только на родине, но и в странах Европы и Америки группы артистов. Вот они! — выкрикнул человек, раскинув во всю ширь коротенькие ручки.
Занавес рывками пополз в стороны от центра. На сцене, широко улыбаясь и размахивая руками, стояли те, кому предстояло веселить публику. Николая как в кипяток бросили, он увидел ее, о ком думал и мечтал долгие годы! Перед ним стояла в легком одеянии танцовщиц его незаживающая рана, его Адель! Что происходило на сцене, о чем пели полуголые исполнители и музыканты, кто из них кто, его меньше всего интересовало. Он видел только ее — Адель! Группа разогрева отработала первую половину, все ждали выхода «звезды» эстрады — Элвиса Крутого. Вот и он! Блестящий Элвис! Наряд его искрится, отражая свет юпитеров! На плечах — эполеты, на голове — корона, на ногах — сапоги с толстой подошвой, все блестит, сверкает. Черные волосы по плечам, глаза за темными огромными очками, на руках белые перчатки.
«Одет вызывающе, и это настораживает, — подумалось Николаю. — Хорошему артисту вся эта мишура ни к чему».
Взорвался зал! Вой юнцов и гром музыки!
«На нашем аэродроме тише, — отметил Николай. — Как они, бедняги, выносят это! Тугоухость им обеспечена».
В группе подтанцовки была Адель с двумя стройными и очень энергичными мужчинами.
Элвис кричал, запрокинув голову, что-то о любви, но на песню это не было похоже.
Я буду пальцы твои целовать!
Народи мне детей, похожих на себя,
Чтобы вечны мы были с тобой!..
Будешь беременна только временно!
Адель на втором плане, но для Николая она впереди всех, краше всех! Движения ее пластичны, выверены. Казалось, только танец ее интересует.
«Признает ли меня? — гадал Николай. —
