– Дмитрию.
– Дмитрию… фамилию я не запомнил. А сам я, значит, убил своего дядю, подложив ему пустышки вместо таблеток? Какие доказательства?
– Да по сути – никаких. Но у меня есть свидетель, что вы знакомы со Снежаной Чудай, а через нее – с Дмитрием Чудаем. Именно у Дмитрия я и обнаружил этот пистолет с указанием убить Еву Корда.
– Ой, да чего вы намутили?
– Что ж, пожалуй, вы правы, – Янов встал. – Хотел я, дурак, подзаработать, но не вышло. Отнесу пистолет следователю, который разбирался со смертью прокурора, расскажу ему все. И пусть сам решает, что с этим делать – возбуждать уголовное дело в вашу честь или нет. Кстати, таблеточки-пустышки тоже у меня – с вашими пальчиками на капсулах.
– Правда?
«Если бы это было правдой, – подумал Янов, – ты бы сейчас сидел в допросной комнате в качестве обвиняемого!».
– Сомневаетесь?
Вэл стих и смолк.
Игорь уже почти покинул комнату, когда Корда подал голос.
– Стойте. Сколько денег вам надо?
Янов обернулся. Он ни секунды не сомневался, что Корда не выдержит – слишком слабый характер, слишком мнителен!
– Для начала я хочу знать, почему вы убили дядю?
– Он заметил, что я взял пистолет. Поднял хай, развопился. Угрожал сообщить в полицию. Тогда я пообещал вернуть пистолет. Соврал, что продал его, покаялся… На следующий день подменил капсулы в упаковке с сердечным препаратом.
– Понятно. А угрозы Еве – тоже ваших рук дело?
– Нет. Какие угрозы?
– Вот эти! – Янов сунул в нос Корде красную бумажку.
– Ей кто-то угрожает?
– Так, хватит прикидываться!
– Да перестаньте, я не писал ничего такого. У меня и принтера нет.
– Ладно. А у вас есть вещи из рыбьей кожи?
– Что это за вопрос? – Вэл вскочил, забегал по квартире. – Что вам надо? Денег? Я их найду! А теперь – уходите отсюда!
Можно было бы прямо сейчас перевернуть все барахло этого умника и поставить точки над i, а после – отправить его в обезьянник до окончания разбирательства. Вот только за то время, пока Янов будет убеждать старика Камнева вернуть его к расследованию, да пока созреет экспертиза, найдутся свидетели, Вэл успеет сто раз накатать жалобу на незаконные действия полиции в прокуратуру, а то и в Гаагу, а затем выйти на свободу. А потом – удрать.
Но если держать Корду под контролем, разыгрывая шантажиста, то хватит времени опровергнуть его алиби и найти улики в пользу обвинения.
Вэл продолжал метаться по квартире, проклиная нежданного гостя на чем свет стоит. Янов пожал плечами, вышел. Спустя секунду вернулся со словами:
– А денег я хочу пятьсот тысяч рублей – на данный момент. Всего хорошего!
На этот раз ушел окончательно.
Бледный Корда схватился за телефон, трясущимися руками набрал номер…
Лена. Конец угрозам и еще много чему
Этим вечером мама впервые вошла в мою квартиру.
Я думала – она не решится, ведь тут все пропитано духом бабули: старомодные пейзажи местного мазилы, кружевные занавески, практичная клеенка на кухонном столе, вся эта сталинская мебель, в чем-то даже красивая, но невыносимо давящая на психику и разум. Я-то – что! Я привыкла утекать от давления, но мама не такая. Она хрупкая. Представить не могу, как она выжила после смерти Димкиного отца…
Вчера позвонил Янов, спросил про Диму. Узнав, что от него ни слуху, ни духу, посоветовал топать в полицию, писать заявление. И я написала. С тех пор у меня такое чувство, что с Димой беда.
Мама переступила через порог широким шагом победителя и почти не позволила заметить, как ей здесь неуютно. Улыбалась, шутила. Прошлась по комнатам, показала, где стояла моя детская кроватка.
Я налила немного вина, которое она выпила чуть ли не залпом.
И надо же, чтобы именно в этот момент зазвонил телефон! В первую секунду я подумала о Диме – вдруг это он? Или – что хуже – какие-то новости о нем из полиции? Но все оказалось намного гаже: в трубке зазвучал этот жуткий голос унисекс: злобный, шипящий, проклинающий маму…
– Кто там? – спросила она, увидев выражение моего лица.
Взяла из моих рук трубку, послушала и сказала картаво:
– Иди на хген! Сам пожалеешь!
И отключила связь.
– Селена, мы сейчас поедем к Вэлу и поговорим с ним. Пусть он наконец прекратит свои издевательства. Вставай, идем!
Отец не открывал.
– Ну, понятно! Как пакостить – мы герои, а как ответ держать – так нас нет, – сказала мама, стукнув по двери кулаком.
Дверь, легонько толкнувшись о створку, приоткрылась.
– Мам, он запереться забыл?
– Или это ловушка, – тоном киношного агента ФБР предположила мама.
Она медленно толкнула ручку и шагнула внутрь, я – за ней.
Из комнаты доносился какой-то шорох. Мы заглянули внутрь, после чего мама отодвинула меня назад и в сторону. Я не возражала – того, что успела заметить оказалось предостаточно: мой папа, скорчившись, лежал на полу, а возле его живота краснела лужица. Кажется, из живота торчал нож, но я не успела толком разглядеть. Папа слабо стонал, выглядел умирающим.
Во мне проснулась жалость, я даже почувствовала в себе какое-то доброе чувство к нему, остатки детской любви. А в памяти пронеслись те недолгие моменты, когда мы с ним ладили – гуляли в парке, он брал меня на руки. Хотелось, чтобы он выжил, пусть уж лучше живет – какой есть.
Мама вошла, склонилась над папой, тронула его щеку. Он чуть шевельнулся, медленно открыл глаза.
– Селена, – не оборачиваясь сказала мама, – вызывай «Скорую», так и скажи, что у нас тяжелораненный!
Я стала звонить, не отрывая глаз от своих родителей. Мама спросила:
– Кто это сделал?
– Я… должен… признаться во всем, Женя.
– Потом признаешься, это все неважно! Кто тебя хотел убить?
Теперь папа шевелил губами совершенно беззвучно. И затих.
– Черт побери! Селена, он потерял сознание!
«Скорая» прибыла через полчаса, врач в мятом халате наскоро осмотрел отца, брякнул: «Кома». Вызвал полицию и велел нам никуда не уходить до ее приезда. Мы и сами знали, что без полиции не обойтись, поэтому мама позвонила человеку-шкафу.
Доктор и сестра погрузили отца на носилки, понесли к выходу. Тут я увидела нож, торчащий из папиного живота. Обычный, кухонный.
Ужасно.
Игорь Пантелеевич приехал за минуту до дежурной группы, но уже после отъезда «Скорой». Обнял нас обеих разом.
– Ева, ты ничего здесь не трогала?
– Нет! Я же помню, что этого нельзя.
– А ты?
В ответ я смогла только помотать головой.
Янов оставил нас на диване, сам открыл шкаф и громко, с чувством глубокого удовлетворения, сообщил:
– Рыбья кожа!
Обернувшись, я увидела в его руке папин любимый ремень.
– А я думала, что он из змеи, – сказала я, так и не сообразив, чем так вдохновился Пантелеич.
Он достал из кармана прозрачный пакет и аккуратно поместил в него пояс. Не взял руками, свернул и положил в пакет, а именно поместил внутрь. Потом я вспомнила, что так делали в детективах полицейские – чтобы не оставлять собственных отпечатков. Сначала это меня обеспокоило, но потом вылетело из головы.
Приехала полиция. Нас долго допрашивал неприятный капитан Хвостов с тускловатыми, сонными, как у крокодила, глазами. Когда он отвязался, мы с мамой ушли. А Янов остался.
Мы сразу поехали в больницу к папе, просидели там до вечера – пока нас не выпер дежурный врач. Папа оставался в коме, а что будет дальше, доктора не знали.
Когда приехал Янов, мы ужинали. Мама включила телевизор, нашла культурный канал. Мы посматривали на экран, словно бы следили за ходом мысли толстого квантового ученого, но на самом деле кванты и кошка Шредингера интересовали нас очень мало.
Янов, как хороший мальчик, вымыл руки и сел к столу. Мама поставила перед ним тарелку, он принялся есть. Над столом зависло молчание.
Съев половину котлеты, Янов поднял взгляд на маму.
– Ты часто бывала у Вэла?
– Сегодня – в первый раз.
– Свидетели видели тебя днем возле подъезда и у дома. Твои волосы, твои очки.
– Ошибочка вышла, – улыбнулась мама.
Я подсказала:
– Днем мы у меня дома были.
– Нет, Селена, – возразила мама, – я у тебя была в четыре дня, а Вэла ранили раньше. Так сказал Хвостов, а ему об этом сообщил эксперт – он узнал это по тому, насколько подсохла лужица крови. Удивительно, что могут знать эти люди…
– Похожую на тебя женщину видели в два часа тридцать минут и в три часа, – отчеканил Янов, – сначала она входила в квартиру Вэла, а потом – выходила. Будет опознание.
Мама пожала плечами – будет, так будет.
– А где жена Вэла, вы не в курсе? – спросил Пантелеич, снова принимаясь за котлету.
– Не знаем, – сказала мама. – Мы вообще не уверены в ее существовании.
– Кстати, Селена, это с номера Корды звонили тебе с угрозами, – сообщил Янов. – А на анонимке – отпечаток Вэла.
