принц. — Ее партнеру не помешают мои советы. Я ему по минутам расскажу всю роль! По минутам!..
Увы, ответного энтузиазма у юного чародея это не вызвало:
— Ах вот как? На сцене Их Высочество готов давать инструкции: там они все знают! Давай, Золушка, залезай вот в эти бахилы… Ну не было на складе сапогов-скороходов твоего размера!
— Счастливо тебе, Лариэль… — попрощалась Золушка тем напряженным бодро-суховатым тоном, каким говорят, когда сами боятся раскиснуть…
— Принц, наше вам с кисточкой! — крикнул Свистун, ученик Феи.
Стоял принц Лариэль посреди библиотечной залы. Мудрецы и писатели прошлых веков смотрели на него из неглубоких овальных ниш, позолоченных внутри, сделанных еще по заказу его деда, в незапамятные времена… Но что были принцу мудрецы и писатели, когда уходила она? Разве могли они помочь удержать ее? Или найти управу на этого молокососа-волшебника — могли? Или заменить ее? Это последнее средство он же пробовал — ни черта же не выходило…
Он ощутил, как шорох платья коснулся самого его лица! Шорох — и еще запах, роднее которого он не знал ничего в жизни… Вытянул принц руки в надежде перехватить свою радость… ну, если не перехватить, то задержать на минутку хотя бы, обнять напоследок!
Ничего ему не досталось, кроме легкого этого шуршания, — он поймал воздух…
Роль в сказке для взрослых, или Таланты и Полковники
Драматическая повесть для экрана
Как смертью веки сведены, как смертью веки,
Так все живем на свете мы в двадцатом веке.
Не зря грозой ревет Господь в глухие уши:
— Бросайте все. Пусть гибнет плоть. Спасайте души.
Борис Чичибабин
Выехали на практически пустое шоссе № 7. Этот легионер за рулем (легионер, точно, все они оттуда!) довел скорость до девяноста и заодно удостоил пассажира вниманием:
— Что, сомлели?
— Почему? Нет… — Филипп сел потверже. Сомлеть в первые же полчаса, еще по дороге, — ну нет, не собирался он так их радовать…
Водитель этот (про себя Филипп обозвал его «добрым громилой») сказал:
— Рот запекся, я ж вижу. Вы расслабьтесь… А питье справа от вас.
Предлагалось, видимо, нажать серебряную кнопку, которая неспроста имеет очертания бутылочки. Почему бы и нет? Нажал — и автобар открылся, чтобы нацедить ему стакан апельсиновой газировки. Ледяной, вот главное диво, запотевший от холода! Как понять эти неправдоподобные условия доставки?
Принимая питье из кронштейна-подстаканника, Филипп вслух ограничился кратким «благодарю», а все-таки добрый громила видел, мог видеть невзрослое восхищение, которое светло выказалось на лице Филиппа против его воли. Невзрослое или хуже того: рабское! В следующую минуту он подумал, что с ним играют. Почему-то по правилам его профессии: он кто, сказочник? Вот и правила эти, и обстоятельства должны быть сказочными…
Он утолял жажду неспешно, смакуя. И мелькало воспоминание о том издевательстве, которое еще на той неделе называлось у него дома водой, водоснабжением: все эти месяцы текла бурая, чахлая, ржавая струйка… Часами можно было пережидать так называемый застой в трубах, надеясь, что вода очистится и наберет силу, — нет, краны сочились все той же мутью, а лицо Лины, сестры, каменело от ненависти, а жена стучала по крану кулаком и плакала: «Подонки… подонки!..»
— Понравилось, знаете, — сказал он водителю довольно развязно. И возвратил в кронштейн пустой стакан. Громила заговорил о другом:
— Зря так шумела эта женщина… Жена?
— Сестра. Я тоже считаю, что зря. Темперамент, знаете…
— И другая зря плакала. Вот она — супруга, да? Вы одеваться стали, а она — за стенкой, тихим звуком… Вот лишь бы сырость разводить… О чем плакать-то?
Громила считает, что за апельсиновую газировку Филипп будет обсуждать с ним своих женщин?
— Я ж понятно сказал: не «забирают», а приглашают… Есть разница? — Амбал улыбался и недоумевал.
Филипп возразил в надежде на здравый смысл:
— Обычно, когда вас приглашают, известно, кто, и известно, куда. А главное, у вас есть право не ехать…
— Зря, — подумав, опять не одобрил водитель. — Когда меня по-хорошему везут, я говорю: почему бы и нет? И еду. Из одного интереса… При чем тут права?
— Вот и я решился — исключительно из любопытства, — сказал Филипп иронически и глянул назад: мирные увещевания громилы плохо соотносились с наличием в кабине телефона и селектора за разделительным стеклом. А метрах в сорока от них появился вдруг легионер-мотоциклист… Или он с самого начала сопровождал их?
— Приглашают, говорите… Но доставочка-то полицейская?
— Э-э, вы совсем не разбираетесь… Машина из гаража президента, устраивает?
Перед Филиппом открылась дверца президентского автомобиля, и еще один громила, тоже выдрессированный в духе учтивости, провел его в комендатуру. Молча. Там двое сидели за окошечками и еще двое — по ту сторону барьера — играли в нарды.
Все — в темных костюмах с одинаковыми серебристыми галстуками, никогда не мнущимися, словно сделанными из листовой стали. Бог с ней, с атрибутикой, главное — что все это молодые парни! Раньше Филипп думал, что молодежь предпочитает разные галстуки, что каждому парню желателен свой; так нет же, свобода выбора — обременительная вещь! Легион надежности лучше знает, какой галстук к лицу его рыцарям…
— Добро пожаловать… Удостоверение личности при вас? — спрошено было из-за окошечка.
— Вот, театральное. Только оно, к сожалению, просрочено… — (Можно подумать, что он был здесь просителем, что сам домогался приема!)
— Здесь мы, кому надо, продлеваем, — заверили его с ленивой улыбкой. — А ваш амулет надежности? Не, снимать не надо — только предъявить…
Слишком суетливо — и за это злясь на себя — он развязал кашне и достал из-за пазухи «амулет собаки».
— Песик?
— Да. Вчера только вручили… в окружном отделении Легиона…
— Ясно. А была «черепашка»?
— Нет. Хуже.
— Что, с «кобры» сразу на два разряда вверх? Так нечасто делается, поздравляю.
— Спасибо.
Этот понятный любому каливернийцу разговор нам пока придется воспринять почти как иностранный текст — в терпеливом ожидании перевода…
— А теперь придется обеспокоить вас: небольшой личный досмотр. Такие правила.
Встали те двое, что играли в нарды, и показали, куда пройти. Через две минуты в специальной комнате Филипп стоял в носках, в брюках с висящими наружу мешочками опустошенных карманов, один легионер развинчивал его авторучку (неужто допускал всерьез, что она заряжена смертоносной иглой или ядом?), другой прощупывал подкладку вельветового пиджака. Вдумчиво смотрел на эту комедию президент с небольшого портрета. На президенте тоже был «стальной» галстук Легиона.
— Так вот он какой,
