Кейдж тоже прижимал к уху сотовый телефон.
– Наш агент сообщает, что бар при вестибюле битком набит – идет какой-то прием, – доложил он. – В залах на первом этаже сразу четыре новогодних банкета.
Тоуб Геллер вывел частоту оперативной рации на громкоговорящую связь. Группа услышала голос Джерри Бейкера:
– Подозреваемый находится во «Временах года» на Главной улице Джорджтауна, описание внешности отсутствует. Предполагаемое оружие – автомат «узи» с глушителем. Даю зеленый свет.
То есть Копателя разрешалось даже не задерживать, а попросту пристрелить.
– Первые машины только что прибыли на место, – сообщил Кейдж, слушая сотовый. Затем объявил: – Он не выходит из здания.
Паркер вновь склонился над письмом шантажиста.
Мэр Кеннеди,
Конец грянет. Копатель действует и его ни остановить.
Затем посмотрел на конверт: …конверт указывает на кое-что другое… он был совсем не таким, каким кажется на первый взгляд.
Паркер резко вскинул голову и взглянул на Лукас:
– Он не будет стрелять во «Временах года»!
Все замерли, уставившись на Паркера.
– Дайте отбой отрядам быстрого реагирования, полицейским, агентам – всем-всем. Письмо – обманка, оно уводит нас от настоящего места.
Арделл воззрился на Лукас:
– То есть как это?
Паркер оставил его слова без внимания и крикнул:
– Остановите всех! Отряды быстрого реагирования должны быть на ходу, нельзя загонять их в этот отель.
– Паркер, но он же там, – возразил Харди. – Ведь нашли патроны. Это не может быть совпадением.
– Конечно, не может. Копатель их там подбросил, а сам отправился в другое место, где и начнет убивать. Преступник слишком умен, чтобы оставить наводку на отель по недосмотру. Он попытался одурачить нас отпечатками на конверте. След должен был быть едва заметным, а то бы мы не поверили. Нет, надо остановить оперативников, пусть ждут, пока мы точно не вычислим, где он нанесет удар.
– Ждут? – Харди негодующе воздел руки.
– Без пяти четыре! – прошептал Арделл.
Лукас подняла на часы окаменевший взгляд. Минутная стрелка продвинулась еще на одно деление.
Здесь не так красиво, как в отеле.
Копатель озирается. Этот театр почему-то вызывает у него неприязнь.
Театр… щелк… Театр Мейсона, на восточной окраине Джорджтауна. Копатель в вестибюле, он смотрит на деревянную резьбу. Видит цветы, не желтые и не красные, но деревянные, черные, как черная кровь. И еще змей. Змей, вырезанных по дереву.
Он вошел в театр, и никто его не остановил. В театр, как правило, можно свободно войти к концу спектакля, сказал тот, кто ему приказывает. Решат, что ты кого-то встречаешь. Здешние билетерши не обращают на него внимания. Почти четыре часа.
Копатель долгие годы не бывал на концерте или спектакле. Они с Памелой… щелк… ходили куда-то слушать музыку. Куда-то, где люди танцевали под музыку… Люди в ковбойских шляпах. Копатель вспоминает песенку. Мурлычет под нос:
Я пытаюсь разлюбить,
Но любви все крепче нить.
Сегодня не поют. Дневной спектакль. Не концерт, а балет.
В рифму, думает он. Забавно. Балет… концерт…
Копатель пересекает вестибюль, проскальзывает в буфет – сейчас буфет не работает, – находит служебный вход, открывает дверь и поднимается по лестнице к другой двери с табличкой «БАЛКОН. I ЯРУС». Выходит в коридор и медленно продвигается по толстой ковровой дорожке.
«Пройдешь в пятьдесят восьмую ложу, – сказал тот, кто ему приказывает. – Я выкупил в нее все билеты, там никого не будет».
Почти четыре часа. Копатель не спеша направляется к ложе. К нему подходит молодая женщина в белой блузке, с фонариком в руке.
– Здравствуйте, – говорит она. – Вы заблудились?
Она смотрит ему в лицо. Копатель прижимает к груди щенячью сумку.
– Чем… – начинает женщина.
Паф, паф… Он всаживает в нее две пули, она падает на дорожку, он втаскивает тело в пустую ложу. Останавливается у самой портьеры и обводит взглядом зал.
Вот это да. Тут… щелк… и вправду хорошо. Копатель решает, что это место ему все-таки нравится. Темное дерево, цветы, лепнина, золото, посреди потолка – массивная люстра.
Он смотрит, как на сцене танцуют. Слушает музыку. Лезет в щенячью сумку, обхватывает пальцами рукоятку, сжимает левой рукой глушитель. Оглядывает сверху толпу. Все девушки – в розовом атласе, юноши – в синих блейзерах, у женщин белеет кожа в вырезах платьев.
Четыре часа. Часы пикают. Он подходит к перилам, прижимает к глушителю мятый бок сумки, начинает давить на спуск.
Тут он слышит голос. У себя за спиной, в коридоре.
– Мы на него вышли! – шепчет мужчина.
Мужчина рывком раздвигает портьеры и поднимает пистолет. Но Копатель вовремя его услышал. Он успевает метнуться к стене, и пуля агента летит мимо цели. Короткой очередью из «узи» Копатель чуть ли не рассекает того пополам. За первым агентом маячит другой. Копатель убивает и его.
Копатель не впадает в панику. Он никогда не впадает в панику. Ему неведомо чувство страха. Но он хочет стрелять в толпу, а ему не дают. На первый ярус взбегают все новые агенты. На агентах пуленепробиваемые жилеты. Одни в шлемах. У других в руках автоматы, вероятно такие же скорострельные, как его «узи».
Копатель из-за портьеры наставляет сумку в коридор и давит на спуск. Осыпаются стекла, зеркала разлетаются на осколки. Нужно… щелк… нужно стрелять в зрителей. Так ему велено… ему… На какой-то миг у него в голове становится совсем пусто.
Полицейские все прибывают и прибывают. Крики. Сплошная неразбериха.
Копатель снимает глушитель, наводит ствол на люстру. Нажимает на спуск. Рев, как от циркулярной пилы. Пули рассекают стержень люстры, массивное сплетение стекла и металла рушится вниз, накрывает людей. Вопль из сотен глоток.
Обойма пуста, но времени перезарядить нет. Копатель перелезает через перила балкона, зависает на руках, падает с пятнадцатиметровой высоты на плечи крупного мужчины. Оба валятся на пол. Копатель поднимается, и толпа выносит его через запасный выход. Он по-прежнему прижимает к груди свою сумку.
На улице его слепит свет прожекторов и мигалок полусотни полицейских машин и фургонов. Полицейских, однако, мало. Они почти все в театре, догадывается он.
Копатель трусцой устремляется по переулку прочь от театра. Через пять минут он уже шагает по жилому кварталу в своем черном или темно-синем пальто, бережно прижимая сумку локтем к телу.
– Молодец, Паркер, – сказал Лен Харди. – Славная работа. Угодили в самое яблочко.
Маргарет Лукас прижимала к уху телефонную трубку. Она ничего не сказала, но посмотрела на Паркера и одобрительно кивнула. Так она выразила свою благодарность.
Но не благодарность была нужна Паркеру Кинкейду. Ему требовались факты.
Лукас вздернула подбородок, слушая, что ей говорят. Затем подняла глаза и сообщила агентам и Паркеру:
– Два агента мертвы, двое ранены. Убита билетерша, одного зрителя задавило люстрой. Около дюжины человек получили травмы, есть серьезные. Несколько детей попали под ноги обезумевшей толпы, им крепко досталось, но они будут жить.
Однако их жизнь будет уже не такой, как прежде, мрачно подумал Паркер.
Пап, расскажи о Лодочнике.
– А он таки скрылся? – спросил Паркер.
– Да, скрылся, – вздохнула Лукас. – И опять никто его не видел.
– Криминологическая экспертиза?
– Сейчас там обшаривают каждый миллиметр, – ответил Кейдж. – Но я вот чего не пойму: он стреляет из автоматического оружия – и ни единой гильзы.
– Он держит оружие в сумке или пакете, туда и попадают гильзы, – сказал Паркер.
Решение было принято в самый последний момент. Лукас в конце концов признала правоту Паркера и произнесла ледяным тоном:
