в свой номер. Через полчаса раздался стук в дверь. Я открыл, за дверью стоял лорд Альфред Дуглас.
- Можно войти? - спросил он. - Я рад, что вы еще не уснули.
- Конечно, - ответил я. - Что случилось?
Он был бледен и казался чрезмерно взволнованным.
- Вышел такой переполох с Оскаром, - отрывисто сказал лорд Дуглас, нервно расхаживая по комнате (я заметил, что лицо у него столь же бледное, как когда-то в «Кафе-Рояль»), такой переполох, я хочу с вами об этом поговорить. Конечно, вам известно, что в прежние времена, когда пьесы Оскара ставили в Лондоне, он был богат и давал мне деньги, а теперь он говорит, что я должен выплачивать ему крупную сумму. Я считаю, что это смешно, вам так не кажется?
- Я предпочел бы не высказываться на эту тему, - ответил я. - Я не очень хорошо осведомлен.
Лорда Дугласа переполняла обида, он был слишком взволнован, чтобы уловить мой тон или укор в моем ответе.
- Оскар поистине ужасен, - продолжил лорд Дуглас. - Он потерял всякий стыд, клянчит и клянчит у меня деньги, и, конечно же, я даю ему деньги, даю ему сотни фунтов, столько же, сколько он давал мне, но он ненасытен и при этом - сумасбродно расточителен. Конечно, я хочу поступать с ним справедливо, я уже вернул ему всё, что он мне дал. Не кажется ли вам, что от меня нельзя требовать большего?
Я воззрился на лорда Дугласа в замешательстве.
- Это решать вам с Оскаром, - сказал я. - Никто другой не может тут судить.
- Почему нет? - отрезал лорд Дуглас раздраженно. - Вы знаете нас обоих, знаете наши отношения.
- Нет, - ответил я. - Я ничего не знаю о ваших взаимных обязательствах и предоставленных друг другу услугах. Кроме того, я не могу судить ваши отношения беспристрастно.
Лорд Дуглас посмотрел на меня со злостью, хотя я говорил как можно добрее.
- А вот он, кажется, хочет, чтобы вы судили наши отношения, - закричал лорд Дуглас. - Мне всё равно, кто будет судить. Я считаю так: если вы вернули человеку всё, что он вам дал, больше требовать нечего. Это чертовски намного больше того, что есть у большинства людей в нашем мире.
После паузы лорд Дуглас переключился на другую мысль:
- Впервые я заметил в Оскаре изъян, когда закончил перевод «Саломеи». Он ужасно кичится собой. Вы ведь знаете, я перевел эту пьесу на английский. Я увидел, что его словарный запас очень беден, ничего хорошего. А проза у него - деревянная...
Конечно же, Оскар - не поэт, - возмущался лорд Дуглас с презрением. - Даже вы должны это признать.
- Я понимаю, о чем вы, - ответил я, - но всё же следует сделать крупную оговорку для человека, который написал «Балладу Рэдингской тюрьмы».
- Одна баллада не делает человека поэтом, - рявкнул лорд Дуглас. - Поэтом я называю того, кому стихи дают власть. В этом смысле он - не поэт, а я - поэт.
Лорд Дуглас произнес это с дерзким вызовом.
- Вы - определенно поэт, - ответил я.
- Так вот, я выполнил перевод «Саломеи» очень тщательно, так, как никто другой не смог бы, - лорд Дуглас побагровел от злости. - Но Оскар всё равно его исправил и всё испортил. В конце концов мне пришлось сказать ему правду, и вышла перепалка. Он воображает себя величайшим человеком в мире, единственным, с кем следует считаться. Его чванство - просто глупость...Я столько помогал ему с «Балладой Рэдингской тюрьмы», которую вы теперь превозносите. Полагаю, сейчас он это отрицает.
Он получил деньги обратно, чего еще можно желать? Когда он клянчит, он мне отвратителен.
Я больше не мог сдерживаться.
- Оскар, кажется, обвиняет вас в том, что вы втянули его в этот безумный процесс против вашего отца, который привел его к краху, - ответил я спокойно.
- Не сомневаюсь, что он нашел какой-то повод для того, чтобы меня обвинять, - ярился лорд Дуглас. - Откуда мне было знать, что всё так обернется?..Зачем он последовал моему совету, если не хотел затевать процес? Он, конечно, уже достаточно взрослый для того, чтобы понимать, в чем его интересы...Он сейчас просто отвратителен, растолстел и опух, и всё время требует денег, денег, денег, словно огромная пиявка, как будто у него есть право требовать.
Я больше не мог всё это выносить, попытался умиротворить лорда Дугласа.
- Иногда человек по своей воле отдает другому то, что от него не получал. Бедствия и нужда того, кого мы любим и кем восхищаемся - очень весомое основание для требований.
- Я тут не вижу вообше никаких оснований для требований, - воскликнул лорд Дуглас с горечью, словно обезумев лишь от одного этого слова. - И больше не собираюсь снабжать его деньгами. Он мог бы заработать все деньги, которые ему нужны, если бы захотел, но он не хочет ничего делать. Он ленив, и становится всё ленивее с каждым днем, и слишком много пьет. Он невыносим. Когда он начал просить у меня деньги сегодня вечером, он был похож на старую проститутку.
- Боже правый! - воскликнул я. - Боже правый! Неужели у вас уже до такого дошло?
- Да, - повторил лорд Дуглас, не обратив внимания на мои слова. - Он был похож на старую толстую проститутку, - он смаковал это слово, - и я сказал ему об этом.
Я посмотрел на него, но не смог вымолвить ни слова. Поистине, тут нечего было сказать. Я подумал, что вот сейчас Оскар Уайльд действительно достиг последнего дна. Я не мог думать ни о ком, кроме Оскара: глядя на этого мелочного обиженного человечка, я понял, как страдал Оскар.
- Поскольку я тут ничего поделать не могу, - сказал я, - вы не возражаете, если я лягу спать? Я просто до смерти устал.
- Простите, - лорд Дуглас начал искать шляпу. - Вы придете завтра утром посмотреть лошадей?
- Вряд ли, - ответил я. - Сейчас я не способен на какие-либо суждения, я так устал, что просто лягу спать. Думаю, утром уеду в Париж. У меня там неотложные дела.
Лорд Дуглас пожелал мне спокойной ночи и ушел.
Я лежал без сна, глаза кололо от скорби и сочувствия к бедному Оскару, терпящему такое
