красной жидкости он отчетливо увидел несколько белых песчинок.
Песок.
Маги, взрослые мертвые маги, с внутренностями, заполненными песком. Убитые ради своей Силы.
И моментальной вспышкой пришла догадка: Дар Арона не справился с ядом песчаного скорпиона, потому что это был не яд. Скорпион впрыснул в него сущность Пустыни, вызывающую в людях и в магах перерождение, превращая их в инкубаторы Силы.
Теперь Арону казалось, что у него горят уже все внутренности. Словно там внутри кто-то невидимый развел костер и все подкидывал и подкидывал дрова.
Его вырвало снова – и на этот раз песка оказалось с кровью уже напополам.
Боль растеклась по всему телу. Боль и жар.
Боль стала невыносимой, и Арон понял, что сейчас, впервые в жизни, потеряет сознание. А значит, не сможет сопротивляться перерождению и смерти.
Нет!
Поле зрения сузилось, словно он смотрел в туннель, а по краям было темно.
Нет!
Хоть что-то. Должно было быть хоть что-то.
Магия?
Маги из крепости были сильнее его, но все равно погибли. Он отличался от них только одним – своей ледяной кровью. Но как она могла помочь сейчас?
Перед глазами почти полностью потемнело, туннель сузился до точки, белой, яркой, отчего-то напомнившей ему блик солнца на вершине айсберга. Напомнившей дом.
Лед-прародитель.
Нет, конечно, нет. Слишком далеко от Островов…
Но Арон все равно потянулся к этой точке. Не магией, а самой своей сутью. И белая точка вдруг действительно показалась не остатком дневного света, а осколком льда.
Жар в теле почти утих. И боль стала глуше, отдалилась. Наверное, он умирал. Говорят, там, в Серых Землях, нет боли. Что ж, самое большее, что Лед-прародитель мог сделать для него здесь, это устроить ему достойное погребение, подобное тому, которое Арон устроил Мине.
Нет!
Арон не мог умереть. Он обещал. У него не было права умереть, когда враги продолжали жить.
Что угодно.
Кто угодно.
Он был готов принять любую помощь.
Белая точка изменилась. Увеличилась. Приобрела очертания человеческой фигуры. Сияющей женской фигуры. Потом Арон разглядел ее лицо.
Она была юна и прекрасна.
Она всегда была юна и прекрасна.
Праматерь.
Быть может, Арон сказал это вслух. Быть может, лишь подумал.
Боль и жар больше не ощущались. Вокруг осталась лишь темнота. И в этой темноте Арон не лежал, опираясь дрожащими руками на каменный пол, и не выплевывал свои внутренности, перемешанные с песком. В этой темноте он мог твердо стоять на ногах.
Праматерь остановилась и протянула ему раскрытую ладонь. Ее полупрозрачные длинные пальцы сияли, словно кожа богини была покрыта бриллиантовой крошкой.
Помощь.
То, о чем он только что просил.
Нужно было протянуть руку в ответ, но Арон не мог заставить себя это сделать. Да, если он умрет здесь и сейчас, то не выполнит обещание, данное Мине. Но если примет помощь богини Льда, не предаст ли этим память родителей, от которых она отвернулась?
– Ты позволила им изгнать нас! – вырвалось против воли. Его застарелая обида. – Ты позволила проклятой Гите убить моего отца, позволила Синей чуме забрать мать. Я молился тебе, умолял помочь, но ты не отвечала!
– Так было нужно. – Ее глаза были холоднее векового льда.
– Почему ты пришла сейчас?
– Так нужно.
Поза богини не изменилась. Она стояла, по-прежнему протягивая ему руку, и ждала.
– И что взамен? Ты ведь хочешь что-то взамен?
– Когда тебе исполнится двадцать четыре года, ты должен вернуться на Острова и поклониться мне в моем главном храме.
Такая малость в обмен на спасение его жизни. Такая мелочь. Но боги не обменивают свои милости на мелочи. Что на самом деле стояло за ее условием?
Еще один долг к его растущему списку долгов.
В этой темноте, где не было никого, кроме него и богини Льда, Арон протянул руку и сжал ее тонкие пальцы.
Тьма раскололась, возвращая его в реальность, к жару и боли…
Холодно.
Холодно.
Холодно…
Как же хорошо, когда холодно. Когда холод проникает в тело, убивая жар, изгоняя Пустыню. Когда тело покрывается слоем льда, когда тело становится льдом. Как в далеком детстве, при посвящении…
Дневной свет продолжал литься в грот через широкую щель в потолке. Лился и отражался ото льда, который покрыл не только тело Арона, но и пол, и стены.
В империи не бывало настоящих холодов, таких, как на Островах. Холодов, когда птицы падают, замерзая на лету, а обычные люди, не знающие, как правильно дышать во время настоящего холода, выкашливают обмороженные легкие.
Арон уже и забыл, что такое настоящий холод.
Правильный, целительный холод.
Холод, который длился до тех пор, пока яд Пустыни не ушел полностью, забрав с собой жар и боль.
Арон шевельнулся, и лед, покрывающий его тело, пошел трещинами и начал осыпаться. Опершись руками в пол, Арон медленно поднялся. В теле отзвуком пережитого еще ощущалась слабость, но и она уже уходила. Посмотрел вниз, на ледяную корку, покрывшую лужу его крови, которую он выкашливал здесь несколько минут назад. Посмотрел на меч, лежащий неподалеку.
Слишком много всего случилось. Редко что могло выбить его из равновесия, но яд Пустыни, почти смерть, явление Праматери – это было чересчур… Он тряхнул головой, выбрасывая ненужные мысли и чувства. Не сейчас. Не здесь. Потом, позднее, в безопасности он обдумает все, что случилось. Потом он позволит себе чувствовать, и злиться, и сомневаться, и пытаться понять. Все потом.
Силы в его резерве осталось едва на треть, но и та ощущалась какой-то неправильной. Хотя какой еще может быть Сила, заимствованная у мертвеца?
Поставленная Вечным защитная сфера продолжала окружать грот. Арон несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, потом сел на пол и прислонился к стене.
Теперь оставалось лишь ждать и следить за тем, как тени ползут по полу грота, показывая движение солнца.
Аватар Тьмы пришел вместе с сумерками.
Арон поднялся на ноги, не позволяя себе чувствовать облегчение. Но аватар Тьмы приблизился к нему, остановился рядом, почти касаясь, и Арон ощутил присутствие Тьмы, ее любовь, ее благословение. Выдохнул, на мгновение прикрыл глаза, окунаясь в саму суть Темной магии. Что ж, он был жив, он был цел, и в резерве еще была Сила. Теперь оставалось лишь пережить мастерский экзамен.
