— Но... Мэди... это значит... — Она прижала руку к щеке. — Ох, ничего себе.
— Да, вау.
Я поставил пустую бутылку пива на журнальный столик и подался вперед, сцепив руки между ног.
— Кто-нибудь объяснит мне, что означает эта тарабарщина? Почему, черт возьми, моя жена побледнела?
— Подожди, жена? — вытаращив глаза, спросила Мэди.
Эстель вздрогнула.
— Оу, да. Эм... сюрприз?
— Сюрприз? — Глаза Мэди сузились. — Сначала я узнала, что ты предпочла мне смерть. Теперь узнаю, что ты вышла замуж, а я не была подружкой невесты. — Она схватилась за сердце. — Ты ранила меня. Я никогда не прошу тебя, поверь. Никогда в жизни!
Эстель рассмеялась.
— Да, да. Хватит драматизировать. Знаю, мне нужно многое объяснить, но и тебе тоже. Перестань издеваться и повтори то, что ты так легкомысленно сказала раньше. — Указывая на меня, она добавила: — Скажи ему, чтобы он перестал смотреть на меня так, будто я вот-вот потеряю сознание.
— Ты собираешься упасть в обморок? — Мои бедра напряглись, готовясь вскочить с кресла. Пережив голод и роды, живя со сломанными костями и болезнями, я не видел, чтобы она теряла сознание.
Мэди повернулась ко мне лицом, ее щеки были круглыми и розовыми.
— Что ж, мистер «я все еще ничего о вас не знаю», ваша жена стоит три миллиона двести тысяч и еще несколько жалких долларов.
Я разинул рот.
— Что?
Эстель покачала головой.
— Я... я понятия не имела.
Мэди шлепнула ее по руке.
— Разве я не говорила, что ты добьешься успеха, когда загрузила видео на YouTube?
— Что за видео на YouTube?
Я сполз на край кресла, втягиваясь все глубже в непонятный мне разговор.
Миллионы?
Откуда?
Она рассказывала мне, что пишет песни и иногда поет. Я провел рукой по волосам. Она сказала, что концертный тур был скромным. Она сказала, что это ничего не значит!
— Эстель... черт возьми, что ты от меня скрывала?
Она покраснела.
— Пустяки.
— Это не пустяки. Ты скрывала это от меня. — Мое сердце буквально разрывалось. — Как ты могла преуменьшить что-то подобное? Твои песни на нашем острове. Твоя музыка. Твой чертов талант. Я должен был знать, что такой голос, как у тебя, не останется незамеченным. Мне не нужно было обращать внимания на твои пресыщенные комментарии и копнуть глубже.
Я встал, не в силах больше усидеть на месте.
— Как ты могла хранить от меня такую тайну?
Эстель не сводила с меня пристального взгляда, пока я расхаживал взад-вперед, передавая сообщения только мне.
— У тебя тоже был секрет, помнишь? И ты рассказал мне его всего несколько дней назад под страхом смерти.
Я замер.
— Это другое.
— Нет.
— Нет? Ты должна гордиться своими достижениями. А я должен... должен...
— Что, Гэл? Ты будешь продолжать наказывать себя? Найдешь другой способ расплатиться? Ты уже достаточно заплатил, тебе не кажется?
Мои ноздри раздулись.
— Это не тебе решать.
Мэди встала, размахивая белой подушкой с дивана.
— Вау, эй, вы двое, тайм-аут.
Мы с Эстель сердито смотрели друг на друга, но остановились. Спор (подождите, это вообще был спор?) завис, ожидая малейшей искры, чтобы снова вспыхнуть.
Мэди достала из заднего кармана мобильный телефон.
— Прежде чем вы убьете друг друга, позвольте кое-что показать.
У меня все сжалось внутри, когда я вспомнил о старом, потрескавшемся на солнце телефоне, который мы оставили на нашем острове. Наши фотографии, где мы более молодые, упитанные и напуганные, медленно превращающиеся в выживающих. Видео с Коннором. Их с Пиппой театральные постановки и записи новорожденной Коко.
Боже, я бы все отдал, чтобы вернуть эту чертову штуку.
Я потер грудь: смерть Коннора и уход Пиппы тяготили меня.
Эстель положила свою руку на руку Мэди и провела пальцами по экрану телефона.
— Подожди, не показывай ему. Ему не нужно...
Я поднял руку.
— Не смей говорить, что мне не нужно это видеть, Эстель. Не смей.
— Успокойся, Гэллоуэй. — Она скрестила руки на груди. — То, что я люблю тебя, не означает, что я должна тебе все рассказывать.
— Должна.
— Нет.
— Я бы согласился, если бы это было что-то глупое, вроде того, что ты коллекционируешь марки или хранишь мягкие игрушки. Но, черт возьми, Эстель, это важно. Ты стоишь миллионы. Я ничего не стою. Как мне с этим конкурировать?
Спор грозил перерасти в настоящую ссору.
— Конкурировать? Нет никакой конкуренции, Гэл.
— Неправильный выбор слов. Я не соревнуюсь с тобой. Но как смириться с тем, что ты можешь предложить очень много, в то время как у меня нет ничего?
— Серьезно? Ты так решил все обставить? Прекрати говорить, что ты ничего не стоишь! — Она подошла ко мне, ткнув пальцем в мою грудь. — И деньги не определяют нас, Гэл. На острове мы были равны, когда у нас ничего не было. Не отнимай это равенство только потому, что у меня на банковском счёте большее количество нулей.
Мэди встала между нами.
— Я не совсем понимаю, что здесь происходит, но возьми вот это. — Она сунула телефон мне в руку. — Посмотри и прекращай ругань.
Эстель бросила на нее злобный взгляд, но отошла в сторону, когда я выхватил телефон. Я проклинал свою дрожащую руку. Не знаю, дрожала ли она потому, что я ненавидел ссориться, или потому, что был в ужасе от того, насколько Эстель была успешна, способна, богата, в то время как мне нечего было предложить.
Я был калекой. Я был слепым калекой без гроша в кармане.
Черт побери.
Эстель прикусила нижнюю губу, когда загрузилось видео на YouTube.
— Эта версия не очень хорошая. Она не самая удачная.
— Скажи, что это не очень хорошая версия тем пятисот миллионам просмотревшим его, Стел, — ухмыльнулась Мэди.
— Вот это да!
Я перевёл взгляд на количество просмотров, и, конечно же, 529 564 311 огромное количество людей видели то, как моя женщина поет с закрытыми глазами, светлые волосы каскадом ниспадают на плечи, а с губ срывается самая красивая, сексуальная, совершенная мелодия, и при этом она играет на пианино.
Она умеет играть на пианино?
Как только я нажал кнопку воспроизведения, внешний мир перестал иметь значение.
Только Эстель.
Только она.
По коже побежали мурашки, когда музыка проникла в мой разум.
Как случайные фразы могли так сильно изменить жизнь? Как они могли заставить меня полюбить ее еще больше, чем я уже любил?
Она полностью владела моим сердцем.
Что я могу дать ей, кроме своей души?
К моменту окончания песни Эстель дрожала.
Почему она дрожит?
От смущения?
От страха, что мне не понравится?
Какова бы ни была причина, я не мог выдержать эмоциональной дистанции между нами.
Она должна знать, как сильно я ее ценю, как боготворю.
Как преклоняюсь перед ней каждый день своей жизни.
Передав телефон Мэди, я схватил Эстель и притянул её к себе. Она ахнула и прижалась к моей груди.
— Я люблю тебя.
Запустив руки в ее волосы, я поцеловал ее крепко, быстро и совершенно неуместно на глазах у публики.
Но меня это не волновало.
Эта женщина была волшебна.
Эта женщина принадлежала мне.
Когда язык Эстель встретился с моим, в нос ударил аромат духов.
Мэди стояла рядом с нами, ухмыляясь, словно сумасшедшая кошка.
— Ох, это так мило. — Чмокнув меня в щеку, она поцеловала Эстель, а затем нахально помахала рукой. — Оставлю вас, голубки, наедине. Похоже, вам есть что обсудить. Финансовое положение, в том числе. — Она засмеялась. — Я буду ждать полного отчета о свадьбе и обо всем остальном, что вы мне не рассказали, к моему возвращению завтра вечером.
Эстель улыбнулась, ее губы блестели от моего поцелуя.
— Хочешь сказать, что я должна рассказать тебе и о нашей дочери?
Я поперхнулся.
— Ух ты, отличный способ свалить это на нее.
— Что? — спросила Мэди, не сводя глаз с Эстель. — Не могла бы ты повторить, пожалуйста?
