разделяющее нас расстояние вместо меня. Остановил, проклиная все на свете.
Катя убрала руку с моей груди. Я открыл глаза, а она посмотрела на коробку из-под обуви.
— Вы ее похороните? — она повернулась ко мне.
— Конечно.
— Спасибо.
Она снова выдохнула мне в рот.
— Катя… Мы не можем. Продолжения не будет.
— Знаю. Я просто…
Но договорить Снежина не успела, дверь хлопнула и раздались шаги.
В комнате появился Алекс в темном плаще, держа в руках спортивную сумку.
— Игорь, — начал он, но запнулся увидев рядом Катю, мягко улыбнулся ей и договорил: — Студентка Снежина.
Алекс поставил сумку на пол, подошел к нам и приподнял крышку коробки. Когда заглянул внутрь, нахмурился.
— Твою же мать... Кто-то доигрался. Извини за это. Недосмотрели.
Отрывисто кивнув, Катя прижала руку ко рту и отвернулась.
— Я вынесу это… Закопаю.
— Спасибо за помощь, Алекс.
Я отпустил его, он пожелал спокойной ночи и вышел. Я снова остался наедине со своим искушением, думая, чем могу ее отвлечь кроме секса.
— Хотите покататься?
Она ответила удивленным взглядом.
Я никогда не забирал студентов из академии. Ее мать категорически запретила выпускать ее.
Но поскольку мне не нужно было разрешение, а Светлана сама поручила опекать мне ее дочь, я мог частично, хотя бы сегодня, пренебречь правилами.
— Хочу, — она слабо улыбнулась, впервые за вечер, а может и за последние несколько недель. — Я очень соскучилась по нормальности.
Я вышел с Катей из дома и подвел к своей машине. К простой эконом-класса модели. Бюджетный автомобиль, не те роскошные тачки, которыми я владел в прошлой жизни.
Она даже не взглянула на машину и скользнула на переднее сиденье. Я перетянул через нее ремень безопасности и включил обогрев на полную, чтобы высохла ее промокшая одежда. Вскоре Снежина перестала стучать зубами.
Я повез ее к горному хребту за академией, где в темноте кружились стаи летучих мышей.
— Я уверен, здесь сотня этих прелестных созданий.
Она смотрела на их полет, слушала их крики. Ее грудь приподнялась от тяжелого вздоха, но Катя не заплакала. Вместо этого кивнула, и в уголке ее рта появилась улыбка.
Это глубокое, подлинное чувство облегчения было для меня в новинку. Я не помнил, чтобы когда-либо настолько понимал эмоции другого человека.
Ее я понимал. Она убедила себя, что ее дружок жив и летает сейчас где-то в ночном небе над головой, а в беду попал совершенно другой бедняга.
Как хорошо я ее понимал! Если бы я мог случайное убийство тоже списать на кого-то другого, я бы так и сделал. Но у нас со Снежиной абсолютно разные ситуации.
Но за три месяца ее присутствие стало необходимым мне. Я с нетерпением ждал каждой встречи, каждого дерзкого слова и неповиновения. Она всегда находила самые болезненные места и точечно попадала по ним со своим сарказмом.
Да, я злился, но еще восхищался. Да, наказывал, но вдобавок наслаждался. И я нуждался в ней. Каждый день.
Она была для меня всем, а я был для нее никем.
Я никогда еще не увлекался девушкой, почти девочкой, настолько, это меня это нервировало. Снежина умная, сильная и достаточно своенравной. Черт, она единственная, кто мог бы понять меня и принять таким, какой я есть.
А я боялся этого. Боялся прежде всего за нее.
Внезапно она стала рыться в своих карманах, достала смятый и промокший мякиш хлеба и выскочила из машины, расстегнув ремень. Я не успел отреагировать, когда она замахнулась и кинула в пролетающую стайку хлеб. Какой-то проворный мышонок спикировал и поймал угощение. Катя рассмеялась и послала воздушный поцелуй летучим мышам.
Что ж, это куда лучше, чем закапывать коробку из-под обуви в лесу.
Я дал ей время, которое нужно, и загнал в машину.
— Теперь просто прокатимся. Покажу тебе свое любимое место, — проговорил я, снова пристегивая ее ремнем и невольно задевая ее грудь и торчащие от холода соски.
Боже, какое искушение!
Она молчала, пока я выбирался на дорогу и мчал нас прочь от академии, забираясь глубже в тайгу и к горам. Там стоял мой охотничий домик, в котором я прятался, когда мои демоны лезли наружу.
Туда я не брал даже Алекса. Оставлял на него академию, забирал блистеры таблеток и три недели пил их и спал, заглушая в себе нарастающий гнев и агрессию. Снежину я тоже туда не поведу, но покажу ей уступ, с которого открывается невероятный вид на академию под огромным звездным небом.
Именно там мне пришла в голову идея выкупить землю и построить свой храм исправления. Одного домика мне было мало. Этим я никогда не искупил бы свой грех.
Мы остановились, я снял с себя куртку, вывел наружу Катю и накинул ей на плечи. Подвел к краю. Сначала было слишком темно, а потом из-за туч выглянула луна, и Катя ахнула.
— Игорь… — прошептала она.
Не задумываясь, я прижал ее к себе, грудь к груди, окутывая ее теплом своего тела.
Она прижалась щекой ко мне и вздохнула, любуясь простиравшимся видом. А мое тело окаменело. Наши бедра соединились. Ее волосы щекотали мне шею.
— Мне нужно кое-что сказать вам.
— Ничего не нужно. Молчи.
— Это важно, — она задрала свое лицо, почти подставляя мне губы. — Я знаю ваши правила. Когда вы найдете виновника, а это наверняка будет ваша фанатка, которая приревновала ко мне, то вы ее накажете…
Катя издала мучительный стон.
— Это сложнее сказать, чем я думала… — пожаловалась она.
Я подавил улыбку, зная, что ее острый язык ничто не остановит.
— Я не хочу, чтобы вы ее пороли, — выдала она, а я от этих слов сцепил руки за ее спиной сильнее. — Не шлепали, не заглядывали под юбку, и не…
— Катя, — предупреждающе попытался остановить ее я.
— Не прикасались к ней. У меня нет права просить вас об этом, но… Мне кажется, это не педагогично. Это слишком личное, что ли.
Я молчал, не зная как реагировать. Не хотелось признаваться, что это действительно личное, и что я сорвался только с ней. А Снежина как будто подслушала мои мысли.
— А я клянусь вам, что больше не буду вас преследовать. Ну может быть, только если мне захочется пообниматься, — она крепче прижалась ко мне. — Или поныть. Но я не буду больше ходить без трусиков, или
