скользили вверх к месту между бедрами, каждая точка соприкосновения обжигала пламенем.
Хриплый стон вырвался из его губ, такие восхитительных и злых, что я почувствовала отдачу между ног.
Шереметьев опустился на корточки позади меня.
Боже. Неужели сейчас будет еще один урок искушения от ректора?
Я прижала руки к двери, готовая немедленно закрыть, если кто-то попытается войти. Лучше вообще запереть, чтобы не помешали. Но это была бы полная капитуляция.
А я не хотела его поощрять. Но я не могла и возразить.
Пока Шереметьев утверждает, что не хочет меня, я тоже буду делать вид, что не хочу его.
Кажется, такая тактика с ним более выигрышная.
Он полез под юбку и сжал в кулаке тонкое кружево нижнего белья.
А потом склонил голову и впился зубами в плоть моих ягодиц. Я вскрикнула и зажала рот ладонью, пытаясь заглушить звук. Он снова укусил и тут же поцеловал мою воспаленную на ягодицах кожу. Я не оттолкнула его, не остановила.
Я не могла.
И не хотела.
А он кусал и сосал, кусал и зализывал раны.
Тяжелее всего оказалось вынести его лизание. Когда горячий, влажный, дьявольский язык изучал каждый сантиметр моей кожи от бедра до бедра.
В какой-то момент касания Шереметьева стали слишком откровенными. Он задел кружево между ягодицами, а я сжалась и заныла, не понимая, что сильнее испытываю, возбуждение или стыд.
Шереметьев не торопился. Он скользнул носом между моих ягодиц, и я почувствовала его дыхание там, Но он спустился еще ниже.
— Что ты делаешь? — я дрожала, а сердце колотилось.
Он вдохнул. Глубоко.
— Хочу почувствовать тебя.
Сжимая руками мои бедра и зарывшись носом между ног, он нюхал мою промежность через трусики.
Я должна была остановить его. Должна была сопротивляться, но продолжала стоять, чувствовать пульс в неприличном месте о его прикосновений и бессовестно мокнуть.
Это было самое лучшее, что я когда-либо испытывала.
Шеремеьев медленно поднялся, позволяя кончикам своих пальцев подниматься по моим ногам от икр до колен к бедрам. Когда он поднялся сзади меня, то еще раз сжал мне ягодицы, как будто ничего не мог с собой поделать. И отпустил…
Ведь он целовал мои ягодицы и изгибы, мягко и томно. Ласкал мою задницу, грубо и агрессивно. Хотел меня. Почти вынуждал отдаться!
— Игорь!..
Шереметьев не дал договорить. Схватил меня за горло с такой силой, что у меня перехватило дыхание, и коснулся губами уха.
— Это все, Снежина. Будьте сегодня хорошей девочкой и не нарывайся.
От властного шепота по коже побежали мурашки.
Но Шереметьев отпустил меня, открыл дверь и выпроводил из кабинета.
Полночи я не давала Дашке спать, вздыхала и охала, воскрешая в себе воспоминания о неприличных, запретных действиях ректора.
Вспоминала, как он зарылся носом между моих ягодиц, как нюхал, как кусал, а потом зализывал. Внутри в тугой узел завязывалось томление, но выхода не было. Я не могла даже руку сунуть в трусы при Дашке. А мне хотелось, чтобы это сделал Игорь. Сам. Довел меня до истощающего оргазма.
Когда уснула, навязчивыеэротические сныпродолжали меня терзать. Проснулась от непроизвольного оргазма. Тело содрогалось, я стонала, а в мыслях Шереметьев завис надо мной с ремнем в руке и членом, вогнанным в меня по самые яйца.
Утром Дашка растолкала меня, заставляя подняться.
— Куда? Сегодня суббота! — заныла я, натягивая себе на голову одеяло.
— Знаю! Ты идешь на футбол? Сегодня наши играют против другой академии. Спортивной. — Дарья схватила меня за руку и вытащила из постели.
Мне ничего не оставалось, как умыться, одеться, позавтракать на ходу и идти за ней на продуваемый со всех сторон стадион.
Добравшись до футбольного поля, мы нашли тихое место на трибуне. Мальчишки разминались, тренер Алекс нервно ходил между ними и раздавал последние наставления.
Что мне сказать маме? После вчерашнего я уже не хотела возвращаться домой. Сказать, что академия вылечила меня? Перевоспитала? Неправда. Теперь я заинтересована в мужчинах вдвое старше меня, которые кусали, пороли и орали на меня. Но я не могла ей этого сказать. Не для этого меня ссылали. А для чего?
Ректор не шел у меня из головы. Теперь основной целью стал не побег из академии. О нет. А как избавиться от девственности, чтобы сорвать контрактный брак. И ведь я хотела этого с ним, с Шереметьевым!
На поле игроки замахали руками и закричали, привлекая внимание. Оказывается игра уже началась, и только что было нарушение. Но ничего этого из-за своих мыслей я даже не заметила.
Я вообще поняла, что равнодушно проживаю свою жизнь, пока рядом не оказывается Шереметьев. Вот в его присутствии все наполняется красками, звуками, вкусами. А без него все пресно и однообразно. Скучно.
Дашка схватила блокнот и спустилась вниз, якобы сделать заметки об игре. Ноя то знала, что ей хочется быть поближе к Алексу. А через минуту рядом со мной плюхнулся капитан команды.
— Привет, — Тимур одарил меня улыбкой, хотя она выглядела немного натянутой. — Болеешь?
— Так плохо выгляжу? Нет, абсолютно здорова.
Со своей стороны я его даже не пыталась поощрять. Он такой же испорченный придурок, привык получать все, что захочет. Но не меня.
Раньше я бы обратила на него внимание. Симпатичный, пропорциональный, с властной харизмой…
Но теперь я изо всех сил старалась не зевать.
— Ты тусишь с Дурнушкой? — он положил руку мне на плечо.
Я его оттолкнула.
— С Дашей. Не смей ее обзывать.
— Почему нет?
Я встала, чтобы уйти.
— Кать, подожди, — он коснулся моего запястья. — Мне жаль. Не знал, что она твоя подруга.
— Это имеет значение? Или обзывать можно всех, только подруг не трогать?
Его глаза расширились, и он облизнул губы.
— Тебе чертовски идет, когда ты злишься.
— Ты задолбал уже!
Тимур схватила меня за руку, прижимая к скамейке.
— Отпусти, — прорычала я.
— Выслушай меня.
Я оглянулась, но помощи ждать было не откуда. На нас никто не обращал внимания.
— У тебя есть пять секунд, — сказала я сквозь зубы и выдернула руку.
— За пять секунд ты не успеешь отсосать, — оскалился он.
— Проглоти свой член, Тимур, — бросила я.
Развернулась и ушла, оставив его сидеть с открытым ртом.
* * *
Зимнее торжество подкралось незаметно. Когда я подошла к лестнице, ведущей в холл, внизу уже доносилась музыка, басы отражались от стен, но
