на улице.
– Что ж не подошёл?
– Не хотел мешать вашему счастью. Вы шли и никого не видели вокруг.
Цзинь погрустнела:
– Чаншунь на юге. Он – поклонник Сунь Ятсена… Слышал о таком? Создал организацию Тунмынхуй.
Сяосун кивнул.
– На юге волнения против империи. Тунмынхуй призвал активистов организовывать крестьянские отряды. Думают, что свергнут Цинов, и сразу всё наладится, все будут счастливы.
– А императрица Цыси вчера скончалась, – неожиданно сказал Сяосун.
– Да? Я газет не читаю.
– В газетах напишут завтра.
– Никто плакать не будет. Уж мыто на КВЖД точно! Жуткая была правительница. Сколько людей казнила! Сына своего отравила, лишь бы власть не отдавать.
– Да, в общем-то, обычная: ни лучше, ни хуже, чем тот же русский император. Она главарям ихэтуаней головы отрубала, а он революционеров вешал.
– Они думают, что казнями революцию остановят.
– Революцию остановят военные, Юань Шикай со своей Бэйянской армией.
– Ты где пропадал, милый? Юань уже не командует Бэйянской армией. Говорят, императрица перед смертью приказала его казнить, но он бежал.
– Вот как? – нахмурился Сяосун. – Я много ездил по Маньчжурии, а последние полгода… – Он запнулся. – В общем, был далеко, тебе это знать необязательно.
– Приехал надолго?
Сяосун усмехнулся:
– Пока не знаю. Но если Чаншунь вернётся…
– Почему «если»? – внезапно горячо перебила Цзинь. – Он обязательно вернётся. Я знаю, что на юге жестокие бои крестьян с войсками, но Чаншунь обещал вернуться, и мы его ждём.
– Мы? Сяопин его принял?
– Да! И называл… называет папой.
– Я рад, сестрёнка, что твоя жизнь налаживается. А прибавление когда ожидается?
– Откуда ты знаешь? – смутилась Цзинь.
– У меня глаз острый, – засмеялся Сяосун. – Так когда?
– Наверно, в маеиюне.
– Вот и славно. Чаншунь может и не успеть, так что я о тебе позабочусь.
– У меня есть кому заботиться, – вдруг сказала Цзинь. – Чаншунь попросил своего друга-студента…
– Интере-есно, – произнёс Сяосун таким тоном, что Цзинь запнулась. – И что это за студент?
– Ли Дачжао. Он ещё мальчик. Мы занимаемся в марксистском кружке.
– Так он ещё и марксист? – Голос Сяосуна стал совсем угрожающим. – А вы не передерётесь из политических соображений? Муж – сторонник Сунь Ятсена, вы двое – марксисты…
– Не передерёмся, – облегчённо засмеялась Цзинь, поняв, что брат шутит. – Мы надеемся переубедить Чаншуня, что надо не просто свергать Цинов, а брать власть в свои руки.
– Нуну, тоже мне агитаторы-пропагандисты. – Сяосун попробовал сохранить шутливосуровый тон, но не получилось, и он сказал серьёзно: – Кто будет брать-то эту самую власть? Неграмотные крестьяне? Не смеши мою косичку. Как они властвуют, мы насмотрелись у ихэтуаней. Власть должна взять армия! И я пойду в армию. Сейчас это единственное место, где можно чего-то добиться, чего-то достичь. – Сяосун с нежностью посмотрел на сестру. – Не считая, конечно, КВЖД. Вот уж не думал, что буду рад, что ты работаешь на русских, что живёшь по их законам.
25
Хохот деда Кузьмы переполошил весь дом. Не потому, что был он столь громок, просто дед давненько уже вообще не смеялся. Улыбался себе в рыжую бороду, если уж очень забавное что-то случалось, и всё. А тут на тебе! Так громогласно, да ещё в такую рань: солнце только-только встало. Выскочившие во двор Арина, Фёдор, Иван и Настя увидели, казалось бы, невозможную картину: дед сидел на лавке под клёном с газетой в руках и покатывался со смеху, приговаривая:
– Ох, язва! Ну и язва, мать твою!..
На подступившую родню взглянул с удивлением: чего, мол, надо? – и снова уткнулся в газетный лист, измятый, надорванный и, похоже, в масляных пятнах.
Родня переглянулась.
– Это «Амурский край», – сказала Арина Григорьевна. – Я вчерась из «Мавритании» детишкам сладости принесла в пакете из газеты. Пакет на лавку бросила, а отец, вишь, подобрал. Нашёл чёйто, развлекается.
– Чё нашёл-то, батя? – спросил Фёдор. – Поделись, коли не жалко.
– Жалко у пчёлки, – снова хохотнул дед Кузьма. – А тут какой-то жук писучий жизню нашу смешно показывает.
– А как подписано?
– Босяк. Кличка, поди.
– Я видал, – вмешался Иван, – в «Листке объявлений» и в «Эхе». Этих «босяков» много развелось: и «Амурец», и «Гусляр», и даже «Блинохвост». Все из кожи вон лезут, чтобы всё обсмеять, да только не получается. Жизнято, она всякая.
– А у «Язвы» – смешно, – упрямо сказал дед.
– Ну и смейся на здоровье со своим «Язвой», – успокоил страсти Фёдор. – А мы вон с мелочью пузатой посмеёмся.
Во двор с визгом и смехом вкатились «пузанчики» – четырёхлетний Ванечка и двухлетний Никитка, следом вплыла раздобревшая Еленка; из дома выскочили с Настей семилетний Кузя и трёхлеток «инжиган» Федька. И – началось! Догоняшки, кувырканье в траве с «молодым» дедом Фёдором и тятей (для некоторых он же дядя Иван), под одобрительный смешок деда «старого».
Молодые мамы вслед за «маманей» Ариной скрылись в летней кухне – занялись завтраком. Уставшие Фёдор и Иван уселись рядом с дедом Кузьмой – выкурить трубочку, а ребятишки продолжали свою кутерьму.
С пристани долетел гудок первого прибывшего из Хабаровска парохода.
– «Харбин», однако, – сказал дед Кузьма. – Ээх, жив ли корефан мой Сюймин? Живы ли его детки?!
Иван вдруг вскочил и ушёл в дом. Дед проводил его долгим взглядом и стукнул себя кулаком по лбу:
– Дурак я старый! Болтомоха хужей бабёшки! Полез грязной лапой в стару рану! Говнушка [23], он и есть говнушка.
– Да уж, – обронил Фёдор. – Не головарь [24].
А Иван в их с Настей комнате упал на кровать, зарылся лицом в подушку и тихо завыл. Перед глазами мелькали картины свиданий с Цзинь – в кустарниках на взгорке за тюрьмой. Замечательное было место: их не видно, а им всё видно. Только Сяосун и знал про это их заветное местечко, там их и застукал во время прощания перед отъездом Ивана в секретный поход. А ведь именно тогда и случилось главное и единственное событие, забыть которое нет сил. Да, Настя оказалась хорошей женой, и детишки у них славные, и любит она куда жарче и безоглядней, нежели Цзинь. Это, наверно, счастье, но где-то, может быть, совсем недалеко, есть Цзинь и есть его сын Сяопин, которому уже восемь лет. С ума сойти! Восемь лет! И они, может быть, рядом, однако не дотянешься!..
Настя выглянула из кухни.
– А где Ваня? – громко, чтобы пересилить детский шум, спросила у старших. – Воды надо свежей.
– Я принесу, – подхватился Фёдор.
Колодец Кузьма и Григорий вырыли между домами, чтобы обоим семействам ходить за водой было недалеко и сподручно. Усадьбы расположены на небольшом склоне, лозоходец – был тогда такой – показал, что как раз под ними протекает подземный ручей, поэтому рыть пришлось
