несчастью Дмитрием Чернышёвым и его невестой Варварой, приехавшей ухаживать за больным чахоткой женихом. В Благовещенске и жильё одно на троих сняли – из экономии. Однако товарищ, отчаявшись бороться с болезнью, не желая быть обузой, покончил счёты с жизнью, а его невеста спустя какое-то время вышла замуж за Фёдора и стала его верной подругой на десять отведённых им судьбой совместных лет. Ещё и дочку родила.
Фёдор начал активно сотрудничать в благовещенских газетах, в основном с сатирическими стихами и фельетонами, рассказами и очерками. Варвара зарабатывала частными уроками, а позже устроилась учительницей в народном училище имени Льва Толстого.
Благовещенское общество, не избалованное критикой существующих порядков и власть имущих, жадно поглощало талантливую сатиру, и всё выходящее из-под пера Фёдора мгновенно попадало на газетные страницы. Это его вдохновляло, однако такая популярность имела и обратную сторону. Если Чудаковы хотели затеряться на амурских просторах, то не стоило забывать, что жандармы местные тоже умели читать, и вычислить автора, прячущегося за множеством псевдонимов, им ничего не стоило. Так что ничего удивительного нет, что в самый канун Нового года в дверь квартиры на улице Амурской постучали не гости с подарками, а кулаки полицейских. Заодно арестовали и Варвару Ипполитовну, но после допроса отпустили – сочли непричастной к противоправной деятельности мужа, да и во время таковой деятельности юного Чудакова в Пензенской губернии они с Варварой Протопоповой друг о друге и знать не знали.
А Фёдор Иванович отправился в благовещенскую тюрьму, что стояла на возвышенном восточном краю Острожной пади. Горожане так и говорили: отправили, мол, на горку. На первом же допросе на вопрос «Зачем бежал в Благовещенск?» ответил, не пряча честного и искреннего взгляда:
– Умирать не хотелось. В деревне Червянке, куда меня сослали, работы не было, крестьяне над ссыльными измывались, если нанимали, платили либо копейки, на которые там ничего не купишь, либо вообще за кусок хлеба.
– Ну, бежали бы, как ваши товарищи большевики, за границу. Почему именно сюда?
– Во-первых, большевики не мои товарищи. Во-вторых, Благовещенск ещё дальше от Центральной России, чем эта несчастная Червянка, так что можно считать, что я сам себя отправил в ещё более отдалённую ссылку. Но здесь я могу зарабатывать тем, что умею, а именно – писать стихи и рассказы.
– Но вы же в этих стихах и рассказах критикуете власть, – возмутился следователь.
– А что делать, если она не исполняет свой долг перед народом? Власть от Бога дана царю, а все остальные – лишь назначенные чиновники, обязанные трудиться на благо народа. А они чаще всего трудятся на своё благо. Как же не критиковать? Критикуя чиновников, я, можно сказать, помогаю царю исполнять свой долг перед Богом.
– Ишь ты как завернул! При таком раскладе и революционеры царю помогают!
– Конечно! Если ничего не взрывают и никого не убивают.
– Я вас понял. Пошлю запрос в Красноярск относительно вашей ссылки. А пока посидите «на горке».
Сидел Чудаков «на горке» полгода, потом выпустили: видимо, сочли его доводы разумными. Обладая неуёмной натурой, вместе с другими политическими, их там было 12 человек, организовал в тюрьме еженедельный рукописный журнал «Арестант», тоже сатирический. Но, что удивительно, все эти месяцы его сидения в благовещенских газетах не переставали появляться заметки, стихи, фельетоны с подписями Амурец, Язва, Босяк, Гусляр и тому подобными. На радость деду Кузьме, который стал заядлым читателем и подписался на все газеты.
26
Сяосун с сомнением осмотрел тяжёлые солдатские ботинки и рулон обмоток, выданные ему интендантом батальона, сравнил со своей легкой обувью и присвистнул: не понравилось. Не понравился и мундир – суконные френч и бриджи, – в котором наверняка летом было жарко, зимой – холодно, а он за время главенства в банде хунхузов, а потом дезертиров привык одеваться по погоде. Но что поделаешь, от Кавасимы пришёл приказ проникнуть в Бэйянскую армию, наиболее боеспособное воинское подразделение Китая, и постараться занять там нерядовое положение. В армию-то его взяли. Для этого он хоть и облачился в повседневную одежду крестьянина, но на собеседовании показал себя сообразительным и достаточно грамотным, однако насчёт остального всё было очень непросто.
Занять нерядовое положение в армии – однозначно стать офицером. В прежние времена – до императрицы Цыси – офицером восьмизнамённого войска мог стать только маньчжур и только из известного рода. Военного образования эти офицеры не имели и уровень их командования не превышал европейского унтер-офицерского. Императрица начала своё преобразование государства с реформы армии по европейскому образцу, пригласив в качестве командиров и наставников офицеров-европейцев. Это очень быстро сказалось при подавлении тайпинского восстания, и командующий имперскими войсками Ли Хунчжан (кстати, китаец, выдвинутый императрицей) стал ярым сторонником реформы. Он посылал способных офицеров учиться в Европу и Японию, но это было дорого, и в 1885 году Ли открыл в Тяньцзине Бэйянское военное училище, где преподавали европейцы. Оно просуществовало до 1900 года, когда было разрушено наступавшими на Пекин войсками интервентов – Англии, Франции, Германии и России. За полтора десятилетия училище успело выпустить несколько сотен младших офицеров, десятки из них, благодаря полученным знаниям, выросли до генералов, трое стали президентами Китайской республики, двое – военными министрами.
Ли Хунчжан умер в 1901 году, его сменил Юань Шикай, тоже выдвиженец Цыси, он пытался восстановить училище, но не преуспел в этом и учредил военное училище в городе Баодине. Его усилиями была создана новая армия из 6 дивизий, выстроенная более или менее по европейским канонам. Императрица считала её опорой своей власти. Эту армию называли Бэйянской, по району её формирования и расположения.
История Бэйянской армии Сяосуну в целом была известна. Ему нравился Юань Шикай, и он хотел бы оказаться в близком ему кругу, но Кавасима через связного указал другую цель – Дуань Цижуй, командир 3й дивизии, расположенной в Чаньчуне. Дуань учился в Германии, был близок к Юаню, однако, в отличие от командующего, не был противником учёбы офицеров в Японии. Это могло пригодиться в будущем, но до него было далеко, как до неба. Пока следовало найти надёжный путь в военное училище; найдя его, можно было подумать и о сближении с Дуань Цижуем.
Сяосун размышлял об этой задаче, можно сказать, и день, и ночь – маршируя на плацу или лёжа на стрельбище, стоя на часах у военного склада или преодолевая полосу препятствий. Солдатская муштра давалась ему легко: пригодились шаолиньские тренировки. Он уже обратил на себя внимание командира взвода чёткостью и скоростью выполнения команд, а также отличной стрельбой, но дальше – застопорилось. Цель по-прежнему оставалась далёкой.
Случай
